Голливудский мустанг

Джок даже не повернулся в сторону Моссберга. Он уже знал неизбежную, неотвратимую бесчестную правду. Они загнали его в угол. Судебный процесс будет проигран.

Когда идет борьба за большие деньги, люди используют все средства — взятку, шантаж, насилие, — чтобы добиться молчания тех, чьи голоса могут помешать победе.

С аккуратностью и мастерством людей, искушенных в подобной корпоративной хирургии, они отрезали ему яйца и зашили их в его рот, чтобы он даже не мог закричать от боли.

Джок Финли вышел из комнаты, не подождав адвоката. Он услышал последние слова президента, обращенные к Моссбергу:

— Мы не хотим, чтобы вы пострадали из-за того, что события приняли такой неожиданный оборот. Студия готова оплатить ваш упущенный гонорар.

Смеркалось. Солнце исчезло. Следы реактивных самолетов на небе были уже не розовыми, а серыми. В одном из лайнеров, летевших в Нью-Йорк, отдыхали с бокалами в руках удовлетворенные дневной работой президент и Эйбл Нейштадт.

Полностью одетый Джок Финли сидел в кресле возле неосвещенного бассейна. Он перевел взгляд с самолета, летевшего в сторону Нью-Йорка, на темную воду. Вечер обещал быть прохладным, от нагретой воды уже поднимался пар.

Джок находился здесь в одиночестве уже несколько часов, хотя он знал, что его ждет работа по монтажу фильма. Телефон звонил много раз. Очевидно, это была Мэри, или, возможно, Луиза. Это не имело значения. Он не отвечал.

Джок услышал шум — к дому подъехала машина. Она остановилась, водитель выключил мотор. Дверь автомобиля открылась и закрылась. Судя по звуку, это был дорогой лимузин. Вскоре заскрипела калитка забора.

Джок не повернулся. Он не испытал удивления, услышав голос Марти.

— Малыш, это я. Ты не отвечал на мои звонки. Я послал шофера проверить, дома ли ты. Он сообщил, что «феррари» стоит на подъездной дороге. Поэтому я приехал.

Уже стемнело. Фонари не горели. Джок не стал включать их. Маленький полный человек с блестящей лысой головой и массивными очками сел в соседнее кресло и подождал. Джок не повернулся к нему. Помолчав несколько минут, Филин заговорил:

— Малыш, что, по-твоему, тебя мучает? То, что Мэннинг обвинил тебя в убийстве Престона Карра? О, нет. Тебя мучает то, что ты действительно убил Великого Артиста!

Марти ожидал, что молодой человек посмотрит на него. Но Джок не сделал этого.

— Они хорошо подготовились, малыш. Запаслись всем. Если бы ты не ушел, они показали бы тебе письменное заявление твоего старшего конюха. Текса.

Теперь Джок повернулся.

— Да, малыш. Они запаслись всем. Ты сам назвал это игрой. Чемпионат мира! Речь идет о судьбе миллионов. Сотен миллионов! Эти люди не позволили бы молодому человеку, которому исполнился тридцать один год, встать на их пути.

Какова мораль этой истории? Ее нет. Нет вердикта. Нет справедливости. Они поступили не хуже, чем ты. Они не пощадили тебя. Ты не пощадил Престона Карра. Счет равный. Ты не имеешь права жаловаться, злиться на них, Мэннинга, «Лайф».

Но тебе это не нравится. Ты бы хотел делать все, что придет тебе в голову. Однако ты считаешь, что другие не имеют на это права. Вот что удивляет меня в вас, современных молодых каннибалах. Вы хотите съесть нас всех! Теперь ты увидел, что другие люди, значительно старше тебя, не хотят мириться с этим без борьбы.

Ты узнал кое-что еще. Ты не так свободен, как думаешь. Безжалостный молодой человек обладает душой бойскаута. Ты уязвим, у тебя есть совесть. Ты чувствителен. Дерзок, самолюбив, высокомерен, жесток. И мягок. Ты не знаешь, как относиться к этому. Воспользуйся советом ветерана.

Джок быстро протянул руку к сигаретной пачке. Марти ошибочно принял этот жест за проявление гнева.

— Я знаю ответ. В конце концов, я — агент. Я торгую людьми. Я — порочный старик, который потакает своим слабостям, а ты их осуждаешь. Могу ли я давать тебе советы? В любом обществе есть свой Шейлок, человек, которому дают презрительные прозвища, над которым смеются. У нас это — агенты. Но я прошу тебя: подумай и ответь себе на один вопрос. Сделал ли я для тебя меньше, чем мог и должен был сделать? Если ты ответишь утвердительно, можешь назвать меня, как пожелаешь.

Конечно, я благодаря тебе стал исполнительным продюсером. Верно? Но при этом сделал тебя продюсером-режиссером. Что ты потерял? Разве я не заслужил права быть выслушанным тобой?

Джок, не отвечая, зажег сигарету. Его молчание устраивало Марти.

— Малыш… что заставляет тебя верить в свое превосходство над другими? Почему ты думаешь, что, когда Моррис Вейсс приехал сюда, он испытывал другие чувства — не такие, какие испытываешь ты? Да, этот толстый, порой глупый, самодовольный пожилой человек, который иногда не может заснуть, потому что в его голове зреют новые интриги, когда-то был похожим на тебя. Хотя твое юношеское тщеславие не позволяет тебе согласиться с этим. Тем не менее это правда.

Я был таким, как ты. Пока не понял одну вещь. Здесь и во всем мире, в нашем бизнесе и в любом другом есть победители и неудачники. Но нет героев. В жизни нет места для героев. Все мы совершаем в свое время ужасные поступки и оправдываем себя.

Ты ужасно обошелся с Престоном Карром! И можешь до конца своей жизни искать наказания. Но ты не должен это делать. Потому что наказания нет. Кроме того, которое ты сам налагаешь на себя.

Не становись неудачником только для того, чтобы наказать себя. Что заставляет тебя думать, будто неудачники более моральны и угодны Господу? Это ложь. Придуманная неудачниками.

Если ты испытываешь чувство вины — а ты должен его испытывать, — научись чему-то. Научись, например, быть порядочным человеком. Установи предел своему честолюбию. Определи, готов ли ты пойти на то, чтобы, сняв картину или эпизод, добиться желаемого эффекта. Отныне ты — важная фигура, которая может использовать людей — несчастных, тщеславных, испуганных, голодных, неудовлетворенных, честолюбивых. У тебя власть, подобная той, которой обладает Господь. Употребляй ее правильно. Так ты сможешь успокоить свою совесть.

Сейчас ты закончишь монтировать фильм. Подготовишь ленту к премьере. Потом отправишься в Нью-Йорк, получишь премию и произнесешь хорошую речь. Мы начнем искать сценарий для нашей новой картины. Лучшего совета я бы не смог дать моему собственному сыну.

Марти Уайт встал. Джок долго молчал. Наконец он кивнул, не глядя на пожилого человека. Удовлетворенный Марти тихо произнес:

— Есть девушка, которую зовут Луиза…

Джок быстро повернулся. Он испытал любопытство и раздражение.