Голливудский мустанг

Красное лицо президента побагровело еще сильнее. Он пожалел, что сейчас в его руке нет бокала, предложенного ему Джоком. Он нуждался в спиртном. Карр смотрел на президента, который повернулся к Джоку.

— Послушайте, мистер Финли… вы знаете, как важна эта картина для нас всех. Сделайте все, что можно, с девушкой. Пожалуйста.

— Я сделаю все от меня зависящее, — обещал Джок.

— Хорошо… хорошо, — сказал президент. — Я отнял у вас много времени. У вас есть работа. Но эта беседа была весьма полезной… вдохновляющей. Я расскажу акционерам о вашей преданности делу. Картине. Интересам компании. Расскажу о духе сотрудничества, царящем здесь.

— Мы оценим это, — закрыл совещание Престон Карр.

Президент ушел. Джок повернулся к Карру, чтобы поблагодарить его, но актер не дал ему раскрыть рта.

— Малыш, до начала моей актерской карьеры я перебивался случайными заработками. День работал в одном месте, потом несколько часов в другом. За еду, за ночлег. Плохо, когда наличие работы, еды, ночлега, само существование зависят от кого-то. Я не люблю людей, пользующихся этим. Недолюбливаю президентов. Боссов. Всех людей, которые могут приказывать другим, что им делать, и вынуждать их делать это. Я поступил так ради себя. И ради нее. И лишь немного — ради тебя. Так что не благодари меня. Что же мы будем делать с этой девушкой?

— Если бы только она не старалась так сильно, — сказал Джок. — Если бы она просто была самой собой, я бы смог создать игру в монтажной.

— Ты действительно веришь в нее?

— Да.

Карр задумался, потом сказал:

— О'кей.

Спустя мгновение он повторил:

— О'кей.

Карр словно принял какое-то решение. Но он не посвятил в него Джока.

Они продолжили съемку. Но было бесполезным добиваться чего-то от Дейзи в остаток дня. Если она и не знала точно причину появления президента, то могла догадаться о ней.

Поэтому снимали ту часть сцены, в которой играл Карр. Наблюдать это было удовольствием. Он играл легко, профессионально, убедительно. Мужественный, сильный, мягкий. Каждое его движение было точным, выразительным; каждый брошенный им взгляд казался непреднамеренным, естественным. Его глаза передавали любые эмоции: теплоту, обиду, злость.

А самое главное — все это было связано воедино со сценой, с другими персонажами, с сюжетом, со всем фильмом. Казалось, ему нет дела до теории актерской игры; он руководствовался глубоким пониманием характера героя и идеи фильма. Карр не допускал моментов фальши, которые позже в монтажной не состыковались бы с Другими эпизодами. Он воздерживался от осуществления внезапных идей, которые кажутся блестящими находками на съемочной площадке и выглядят ужасно на проявленной пленке.

Когда Престон Карр покинул съемочную площадку, все, кто там присутствовал, оторвались от своей работы и посмотрели ему вслед. Они только что видели вершину актерской игры. Давно работавшие в кино люди понимали это и испытывали восхищение. Когда ассистент режиссера пошел вслед за Карром с майкой, которую оставил актер, Джок взял ее у него, чтобы отнести самому.

Финли догнал Престона возле двери трейлера.

— Прес, ваша майка.

— Надеюсь, я не слишком торопился, — сказал извиняющимся тоном Карр, забирая майку.

— Торопились?

— Мы должны наверстать время, которое теряем из-за нее. Только так нам удастся не выйти из бюджета так сильно, что перерасход поглотит всю прибыль. Верно?

— Да, Прес.

Затем Джок добавил:

— Но я не хочу, чтобы вы переутомлялись. Я спланирую работу так, чтобы вы периодически отдыхали — по полдня, по целому дню.

— Не беспокойся обо мне, малыш. Я крепче, чем ты думаешь.

Он улыбнулся и добавил:

— Извини, у меня тут бумаги по сделке с электроникой. Я обещал дать Харри ответ к утру.

Позже этим же вечером, когда Дейзи находилась одна в трейлере и собиралась принять очередную таблетку, в дверь постучали. Даже такая простая ситуация породила в Дейзи нерешительность. Сначала открыть дверь? Или проглотить таблетку? Она сказала: «Войдите», потом взяла таблетку и запила ее разбавленным виски. Дверь открылась. Это был Престон Карр.

— Можно войти? — улыбнувшись, спросил Карр.

Таблетка застряла в горле; Дэйзи не могла ответить немедленно. Она сделала трогательный, беспомощный жест и улыбнулась. Карр заметил бокал в ее руке и маленькую коробочку на туалетном столике.

— Можно мне выпить с тобой?

Она скованно кивнула головой, попыталась улыбнуться. Приглашение было не слишком явственным, но ничего другого она не могла изобразить в данных обстоятельствах.

Проглотив таблетку, она наконец сумела сказать:

— Пожалуйста. Налейте себе что-нибудь.

Она затянула пеньюар, желая не столько защитить себя, сколько выглядеть лучше.

Дейзи не очень-то часто принимала гостей. Дом был для нее местом, где она пряталась от мира.

Ее свидания происходили в других местах. В гостиничных номерах, в квартирах мужчин — где угодно, но только не дома. Дом был убежищем. Там она, пусть ненадолго, ощущала свободу от неподъемного бремени ответственности за работу других людей, за многомиллионные картины, за стоимость акций огромных кинокомпаний.

Каждый шаг вперед, каждая очередная ступень карьеры только усугубляли ответственность, ощущение бремени. Таблетки теряли свою эффективность.

Самое незначительное решение создавало серьезные проблемы. Что сделать ранее — проглотить таблетку или сказать «войдите»? Заказать в ресторане мясо или кальмаров? Или вовсе воздержаться от еды? Она постоянно пребывала в напряжении. Иногда оно усиливалось, но никогда не проходило вовсе. Порой она начинала глубоко дышать, пытаясь избавиться от тугого узла, который рос внутри нее, превращая само существование в непрерывную муку.

Такой была девушка, которой мир сказал: «Будь нашим секс-символом, эффектной, счастливой, веселой соблазнительницей мужчин. Отдушиной для всех уставших от скучной жизни».

Престон Карр налил себе спиртного и осмотрелся по сторонам, так что Дейзи пришлось сказать:

— Пожалуйста… садитесь…

Она убрала платье с одного стула и пачку фотографий, которые должна была надписать, — с другого.

Фотокарточки выскользнули из рук и упали на пол; Дейзи смутилась своей неловкости. Она опустилась на колени и стала собирать их в присутствии своего идола — Престона Карра. Он поставил свой бокал, чтобы помочь ей. Ползая на четвереньках, Король и Богиня Любви собирали фотографии. Внезапно Карр рассмеялся.

Она замерла, посмотрела на него. Он протянул руку и убрал назад ее светлые волосы.

— Видели бы нас сейчас, — сказал Карр.

Она почувствовала, что должна засмеяться. Попыталась сделать это. Безуспешно. Вместо этого она отвернулась; волосы снова упали на лицо девушки.

— Что, по-вашему, скажут люди, когда увидят нас в картине? — спросила девушка.

— Фильм получится отличным. Знаешь, я это понял по съемочной группе. Вот над кем я люблю одерживать победы. Если фильм нравится съемочной группе, то он понравится всем. Ты бы заметила это, если бы чаще заходила в столовую.