Голод

Раз за разом, толчок за толчком, удар за ударом.

Больше я не могла сдерживать себя, прогибаясь, порыкивая и всхлипывая.

Боль и наслаждение сплетались воедино совершенно фантастически.

Больше Ричард не держал мои руки, и я упиралась ими в стол, не обращая внимания на то, что тарелки и кружки летели со стола, ходящего ходуном от нашего безумного танца.

Я упивалась его тяжестью и мышцами, которые вдавливали меня в столешницу, когда Ричард прижимал меня своей грудью, вплетаясь рукой в мои влажные волосы, чтобы крепко зажать их.

Мне нравилась боль от его движений и покусываний за шею.

Я сходила с ума от его отрывистого дыхания и рычания, словно истинный зверь в нем вырвался наружу.

Я старалась не отставать от него в этом безумной танце, двигая своими бедрами и толкаясь назад, чтобы он пронзал меня сильнее и сильнее. Больнее и больнее.

Я хотела этой боли, этих укусов, этих ссадин и синяков, которые скорей всего расцветут, как цветы на моем теле после нашего бурного марафона, когда на столе не осталось ни единой целой посудины, а весь пол был усыпан битыми осколками….кажется даже паркет был поцарапан ножками стола, который буквально раскачивался под нами.

Я чувствовала, как силы постепенно покидают меня, когда Ричард резко выгнулся в последнем резком толчке, потянув меня за волосы назад, и уткнувшись в мою шею своим лицом. Его тело сотрясалось, разряжаясь и я чувствовала, как горячий поток пронзает моё нутро, стекая струйками по обнаженным бедрам и ногам.

Воцарившаяся тишина прерывалась лишь нашим отрывистым дыханием.

Первым зашевелился Ричард, когда осторожно поднял свое тело с меня, нежно поцеловав меня во влажное от пота плечо и прошептав:

– Прости, что сделал тебе больно.

– Я в порядке, - выдохнула я, боясь признаваться ему в том, что в этот момент я была счастливее, чем слон после бани, и единственное, что чувствовала на данный момент, это пульсацию в своем лоне, отчего мое тело все ещё подрагивало и сотрясалось, - Но за порку ты ещё ответишь, можешь мне поверить!

Ричард легко рассмеялся за моей спиной, пока я старательно отдирала себя трясущимися руками от мокрой столешницы, и пытаясь стоять на нетвердых ногах, чувствуя себя новорожденным олененком, у которого коленки постоянно складывались друг к другу.

От моих манипуляций из тела начинало вытекать кое-что горячее и липкое, и я старалась своим взорванным мозгом вспомнить, где тут у нас были салфетки, когда неожиданно посмотрела на зашторенное окно, прыснув от смеха.

Окно было приоткрыто, и весь наш диалог с последующими стонами и рычанием, наверняка был отчетливо слышны на улице, так что если Бен не успел уйти вовремя, то он стал свидетелем этого буйного акта выяснения отношений и воспитания.

Слыша мои хихиканья, Ричард обернулся, недоуменно улыбаясь и застегивая на себе свои джинсы.

Но я не могла признаться ему в том, что злорадствовала на счет Бена, поэтому дернула плечом, улыбнувшись:

– Если Софа не потеряла ключи, то могла прийти в самый неподходящий момент!

Вообще-то я рассчитывала, что мужчина рассмеется, но при упоминании имени моей подруги его улыбка заметно сползла с его красивого лица, и я прикусила губу, понимая, что сказала что-то лишнее, разрушив прекрасный момент нашего единения.

Может он не хотел, чтобы Софи знала о том, что между нами произошло?

Чтобы вообще кто-нибудь об этом знал?

Снова стало больно и обидно, когда в голову пришла лишь одна мысль, что это было вполне естественно, ведь могла узнать его жена.

Будь оно все проклято!

Я рывком натянула на себя полотенце, видя, как недоуменно нахмурился Ричард, язвительно обернувшись к нему:

Глава 124.

Его синие глаза, которые минуту назад полыхали желанием и восторгом моментально потухли и снова заледенели, словно корка толстого льда обросла вокруг его тела.

Было ясно, что я только что наступила на его больную мозоль…и ладно! Так даже лучше!

Не одной мне мучится от боли и страданий, когда все самое волшебное случилось только что, что радость и восторг от этого сменился лишь новым приступом душевной боли.

Я вздрогнула, когда в его кармане зазвенел телефон, видя, как сошлись на переносице черные брови, и, не удержавшись, язвительно выдавила:

– Что стоишь? Наверняка любимая жена звонит! Отвечай скорее, не буду мешать!

Я уже было развернулась, выпрямив спину в желании гордо и надменно удалиться из кухни, когда Ричард схватил меня на руку, резко повернул к себе и прорычал:

– Моя жена мертва! Мертва, и похоронена на кладбище недалеко от моего отца! Поэтому если ты ещё раз заикнешься о ней, или отправишь идти к ней, я буду расценивать это, как твое желание увидеть меня мертвым!

Если бы в этот момент он дал мне пощечину, я чувствовала бы себя так же.

Его жена мертва?

Огромными глазами я смотрела в спину удаляющемуся Ричарду, не в силах выдохнуть и втянуть в себя воздух.

Боже мой!

Столько раз я делала это – говорила, чтобы он катился к ней, даже не представляя ничего о том, что её уже не было в живых! Горечь и стыд поднимались по моему горлу удушающей волной.

Должно быть, Ричарду было больно слышать это.

Ведь каждый раз он буквально менялся в лице, когда я говорила о ней, но я воспринимала это лишь как его страх о неминуемом разоблачении в связи с другой женщиной и неверностью.

Сколько раз я давила на его рану!

В ужасе я смотрела на его широкую спину, когда мужчина вышел в гостиную, глядя на свой телефон, а я по-прежнему не могла дышать, в панике представляя какой могла быть её смерть…вдруг случилось что-то страшное?

Автокатастрофа?

Или неизлечимая болезнь?

Убийство? К

акая-нибудь нелепая и ужасная случайность?

Голова шла кругом от образов, которые теснились моей голове в свете последних событий.

Мне было так ужасно стыдно. Почему он не сказал мне сразу об этом?

Я застонала, помассировав виски, которые дергались от раздирающих их мыслей, осторожно последовав за Ричардом в гостиную, стараясь не наступить на валяющиеся повсюду осколки от разбитой посуды.

Но когда я зашла в гостиную, собираясь с духом, чтобы попросить прощения и сказать, что я была не права, то услышала часть разговора.