Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница
Шрифт:
– Тик-так, – раздается вдруг за спиной.
Оборачиваюсь: Вайресс незаметно подкралась к нам. Ее глаза прикованы к джунглям.
– Боже, опять она. Все, я пошла отсыпаться. Вы вдвоем чудесно покараулите.
С этими словами Джоанна уходит и растягивается рядом с Финником.
– Тик-так, – шепчет Вайресс.
Отвожу ее назад и укладываю, а потом, чтобы успокоить, долго поглаживаю ей руку. Женщина погружается в дрему, но беспокойно мечется и поминутно выдыхает свое «тик-так».
– Тик-так, – соглашаюсь я вполголоса. – Пора в постель. Тик-так. Засыпай.
Солнце
– Тик-так, – произносит Вайресс, очнувшись на миг, и опять отключается.
Тогда было двенадцать ударов. Примерно в полночь. И сразу гроза. Теперь солнце над головами. Как будто бы полдень. И молнии…
Медленно поднимаюсь и обвожу глазами арену. Вспышка мелькнула вон там. В следующем «куске пирога» наших новых союзников застал кровавый ливень. Мы, наверное, были в третьем, когда появился туман. Едва он рассеялся – обезьяны в четвертом сбились в опасную стаю. Тик-так. Стремительно поворачиваю голову в другую сторону. Несколько часов назад, около десяти, волна пришла со стороны второго участка, считая слева от молнии. Которая ударила прямо сейчас. В обед. И в полночь. И снова в обед.
– Тик-так, – шепчет Вайресс во сне.
Всполохи прекращаются, справа от них начинается ливень, и до меня вдруг доходит смысл ее слов.
Приглушенно ахаю:
– Да, тик-так.
Обвожу глазами арену, полный круг. Все верно.
– Тик-так, тик-так. Это просто часы.
23
Часы. Я почти вижу стрелки, кружащие над циферблатом арены, поделенным на двенадцать отсеков. Каждый час на смену одному ужасу приходит другой. Молнии, кровавый дождь, ядовитый туман, обезьяны – это первые четыре часа. В десять – волна. Понятия не имею, что происходит в остальных семи секторах, но Вайресс права.
Сейчас время багрового ливня. Мы – на пляже, под сектором обезьян и на мой вкус, слишком близко к туману. Ограничиваются ли напасти джунглями? Вряд ли. Волна доходила почти до самого центра. Если туман просочится на пляж или обезьяны вернутся…
Расталкиваю товарищей:
– Вставайте. Вставайте, нам надо уходить.
Впрочем, на объяснения времени хватит. Успеваю изложить им свою теорию – и про «тик-так», и про движения невидимых стрелок, управляющих смертоносными силами в каждом из секторов.
По-моему, я убедила всех, кто остался в здравом уме, за исключением Джоанны, готовой отвергнуть любое мое предложение. Но даже она соглашается: мол, береженого Бог бережет.
Пока товарищи собирают наши пожитки и надевают на Бити комбинезон, я бужу Вайресс. Она просыпается с испуганным криком:
– Тик-так!
– Верно, тик-так, арена – это часы. Часы, Вайресс, ты была права, – говорю я. – Все верно.
Женщина расцветает
на глазах. Рада, наверное, что ее наконец-то поняли. А ведь она, должно быть, еще с первым ударом колокола обо всем догадалась.– Полночь.
– Да, полночь – это начало, – киваю я.
В памяти всплывает картинка и настойчиво требует моего внимания. Перед глазами встает уже не обычный циферблат, а хрустальный. «Начинается в полночь», – сказал Плутарх. А потом на миг загорелось изображение моей пересмешницы. Что, если главный распорядитель как раз и хотел намекнуть насчет арены? Но для чего? Ведь меня еще не объявили трибутом будущих Игр. Может, он собирался помочь мне как ментору? Или все было решено заранее?
Вайресс кивает в сторону кровавого ливня.
– Час тридцать, – произносит она.
– Точно. Час тридцать. Ровно в два вон там, – я указываю на близлежащие джунгли, – разольется ядовитый туман. Нам нужно перебраться отсюда в безопасное место. – Вайресс улыбается и послушно встает. – Пить хочешь?
Подаю плетеную миску с водой. Женщина опустошает ее почти на четверть, а потом доедает последний кусок зеленоватого хлеба, протянутый Финником. Теперь, когда непонимание больше не стоит между нами, она с радостью вышла из оцепенения.
Проверяю оружие. Завязываю выводную трубку и тюбик с мазью в парашют и закрепляю на поясе при помощи обрывка лианы.
Бити еще не пришел в себя, а когда мой напарник пытается поднять его, решительно возражает:
– Веревка.
– Да здесь она, – отзывается Пит. – С Вайресс все в порядке. Она с нами.
Бити вырывается.
– Веревка, – настаивает он.
– Ой, знаю я, что ему нужно, – нетерпеливо бросает Джоанна. И, пробежав по пляжу, приносит густо покрытый спекшейся кровью цилиндр, который был при нем, когда мы купали изобретателя. – Бесполезная штука. Провод, что ли? Долбанутый за ним и бежал к Рогу изобилия, тогда и нож в спину получил. Даже не знаю, что это за оружие. Если только отрезать кусок и использовать как удавку? Ну вот скажите, вы себе представляете, чтобы Бити кого-нибудь удавил?
– А как он, по-твоему, стал победителем? – возражает Пит. – Соорудил электрическую ловушку. Провод – лучшее оружие, которое у него было.
Странно: неужели Джоанна не в состоянии сложить два и два? Искренне ли она говорит? Подозрительно.
– Думаю, ты и сама все сообразила, – вставляю я. – Это же ты называла его Долбанутым.
Девушка угрожающе сужает глаза.
– Глупо с моей стороны, да? – произносит она. – Извини: забегалась, спасая шкуры твоих приятелей. Пока ты у нас… как там? Позволила Мэгз умереть за себя?
Мои пальцы невольно сжимаются на рукояти ножа у пояса.
– Ну, давай, – подначивает Джоанна. – Рискни. Мне плевать, что ты залетела. Сразу глотку перережу.
Конечно, сейчас я ее не могу прикончить. Но это лишь вопрос времени. Очень скоро одна из нас будет мертва.
– Может, лучше решим, куда идти? – предлагает Финник, пронзив меня взглядом. И отдает цилиндр изобретателю. – Вот он, твой провод, Долбанутый. Осторожнее с ним.
Бити покорно дает Питу себя поднять.
– Куда? – осведомляется мой напарник.