Голограф

Внизу у бензоколонки заправляются несколько машин. Останавливаемся. Надя выпрашивает у какого-то грека мобильник, отдав ему деньги, и звонит Виктору. Подходит довольная:

— Нас вытащат. Позвоню через час.

— Надо сменить номера. Смотри на стоянках похожий на наш Фольксваген.

Мы выезжаем на шоссе и медленно едем, высматривая вдоль дороги стоящие там машины. Наконец, впереди видим прижатый к каменной стене склона белый Фольксваген, такой же, как наш, следом за ней через две машины пустое место. Туда мы и встаем. Вокруг ни души, только проносящиеся мимо автомобили – им не до нас. Я быстро меняю номера: на свою ставлю номера с Фольксваген, на нее – с другой, стоящей на две машины дальше. Надеваю темные очки, Надя пересаживается назад.

Опять выезжаем на шоссе, и через двадцать километров съезжаем на боковую дорогу, пропетляв по которой, упираемся во что-то вроде частного отеля. На заборе надпись: «Сдаются комнаты». Захожу во двор, навстречу выходит женщина.

— Я путешествую со своей невестой. У вас есть свободная комната?

— Как раз сегодня освободилась одна. Можете посмотреть.

Комната, как комната, только кровать одна, хотя и большая.

— Что будем делать? — С этим вопросом я подошел к Наде.

— Не спать же на улице, — ответила, пожав плечами.

Я вернулся к хозяйке и оплатил полный пансион на три дня, потом вернулся за Надей и, отнеся вещи в комнату, загнал машину на стоянку за домом. Надя позвонила Виктору от хозяйки и узнала, что завтра в порт Ираклиона подойдет Российское судно, которое и заберет нас на Родину. Позавтракав, не раздеваясь, рухнули на кровать, и после бессонной ночи проспали до обеда.

После обеда купил у хозяйки бутылку Ситии, и, надев плавки, направился к шезлонгам возле большого бассейна. Через десять минут вышла Надя.

В сумятице побега тревога и волнение не давали времени взглянуть на Надю как на женщину. Теперь все изменилось, кратковременное чувство безопасности расслабило, и я встал, раскрыв рот, как истукан. Я уже успел забыть, как она выглядит в купальнике, и ее вид в синем бикини заворожил меня. Природа не случайно наделила облик мужчин грубой силой добытчика, а женщин – пленительной красотой. Даже если она не видна на первый взгляд, красота есть в каждой женщине, надо только уметь ее увидеть. Здесь же, все было через край.

— Закрой рот, муха залетит, — рассмеялась Надя. — Я только сглотнул и молча кивнул. Вспомнив испытанный в Сан-Ремо способ прийти в себя, я прыгнул в бассейн и плавал там, пока не остыл.

— Видел бы ты себя со стороны, — веселилась Надя, когда я вылез из воды, — ты же видел меня всякой, если не соврал, что тебя так поразило?

— Во-первых, это было недолго, я даже не успел все как следует осознать, теперь я даже не уверен, что это было наяву. Во-вторых, на тебя можно смотреть сколько угодно, снова и снова восхищаясь тобой каждый раз.

Теперь Надя посмотрела на меня по-другому, надолго задержав взгляд. В ее глазах промелькнул и тот взгляд, что был в поселке, и тот, что был в Сан-Ремо, и что-то еще, чего не было раньше.

— Ты, по-прежнему, хочешь уйти отсюда после того, как соберешь установку?

— Теперь это зависит только от тебя.

Надя кивнула и красноречиво посмотрела на бутылку. Отличное вино мы растянули почти до ужина, когда стали собираться остальные постояльцы. Среди них оказались два красивых крепких парня. Взглянув на Надю, оба сделали стойку, и, услышав русскую речь, подошли знакомиться. Сергей и Валера, оба из Москвы, путешествовали по острову на арендованной машине.

После ужина мы вернулись на наши места с еще одной бутылкой Ситии. Через полчаса появились земляки с бутылкой Метаксы, и предложили нам присоединиться. Я посмотрел на Надю – она пожала плечами, и я согласился. Мы сдвинули кресла, и на столике появились коньячные рюмки. Парни сразу оценили, какие мы жених и невеста, и с места бросились в карьер. Нахваливая друг друга и себя, живописно рассказали о своих спортивных достижениях и финансовых успехах, как я понял, основанных на успехах отцов. В общем, женихи – хоть куда. Зная себе цену, привыкшие к вниманию женщин, они уверенно набирали себе очки, не сомневаясь в успехе. Надя слушала их «песни о главном», насмешливо посматривая на меня.

Разочаровали меня смазливые мажоры. Валера, посчитав, что наговорил достаточно, придвинул кресло вплотную к креслу Нади и положил руку на подголовник ее кресла. Она с усмешкой посмотрела на меня, больше никак не отреагировав. Осмелев, Валера обнял ее за плечи, Надя все так же продолжала смотреть на меня, ожидая от меня чего-то. А мне-то что? Если ей это нравится, на здоровье. Наконец, она встряхнула плечами, в глазах появилась обида.

— Руку убери, — сказал я спокойно, посмотрев на Валеру.

— А то что? — спросил он с вызовом.

Чтож теперь, и этих пистолетом пугать или в драку лезть? Ну что мне так не везет, второй раз попадаются непуганые идиоты, это уже на комедию похоже. Я вытащил из сумки Глок, и, дослав патрон, навел на Валеру. Он все понял, осторожно убрал руку и отодвинулся.

— Идите спать, ребята, на сегодня достаточно. — Земляки молча поднялись и тихо ушли.

— Почему ты сразу не сделал это? — с обидой спросила Надя.

— Ждал твоей реакции.

— И сколько бы ты ждал?

— Пока не убедился, что тебе это неприятно.

— Дурак! Неужели ты с самого начала не видел, что они мне противны?

— Прости, я действительно дурак.

Мы прошли в свою комнату и встали в нерешительности. Уверенность Нади куда-то делась, а я и вовсе в тупике. Наконец, решился:

— Я пойду в душ после тебя.

Надя расправила постель и, взяв сумку, ушла в душевую. Через полчаса она скользнула в кровать, и следом, приняв душ, я последовал ее примеру. Мы молча лежим на спине на разных краях кровати. Вот положеньице. Никогда не был нерешительным, а тут, как мальчишка, лежу и дрожу. И, ведь второй раз уже, мог бы привыкнуть. Но нет, не решился, и стал уже засыпать, когда услышал ее голос:

— Ты чурбан бесчувственный, дурак, невежда.

Я действительно дурак! Идиот! Дожидался, пока женщина, от которой я сам без ума, первой скажет слово. Я придвинулся к ней и, осторожно обняв, поцеловал в губы. Получив ответный поцелуй, я оказался в раю. Голова закружилась. Прижав ее к себе, я почувствовал ее всю, с ног до головы. Надя, обняв меня за шею, сама прижималась ко мне всем телом, дрожа так же, как я. Она стала для меня единой, объединившись с самой собой из Заречного и из Сан-Ремо.