Голограмма для короля
Шрифт:
— Он тоже так говорил.
Захра снова раздвинула челку, и на сей раз, поскольку они сидели в ее машине, и ехали по берегу, и снаружи сияло солнце, и оно исполосовало салон, у Алана захватило дух.
— Что такое? — спросила она.
Он про себя улыбнулся.
— Вы смеетесь над тем, что я делаю с волосами. Муж все время издевался.
— Вовсе нет. Мне нравится.
— Перестаньте.
— Правда. Я описать не могу, как мне нравится.
Она сложила лицо в гримасу опасливого доверия.
Дорога вдыхала и выдыхала, обнимая побережье. Солнечный свет ощущался на вкус, на
— Почти комично, да? — сказала она.
— Есть в этом некая ясность.
Она засмеялась, заново вгляделась в него:
— Зря нервничаете.
— Я разве нервничаю? — Его захлестывал экстаз.
19
Монтичелло — плантация 3-го президента (1801–1809) и отца-основателя Соединенных Штатов Томаса Джефферсона (1743–1826) вблизи Шарлоттсвилля, штат Вирджиния; дом в стиле неоклассицизма был построен по проекту самого Джефферсона в 1772 г.
— Вы не смотрите на меня.
— Любуюсь пейзажем. Похоже на другие побережья. Розовые саманные домики у воды. Белые яхты.
Он устроился поудобнее, глядя на проплывающее море, на ожерелье беленых домов вдоль берега.
— Откуда вы? — спросил он.
— Откуда мои родители? Или их родители?
Он предвкушал беспрецедентную мешанину народов.
— Ну, наверное, — сказал он. — Это странный вопрос?
— Да нет. Отовсюду. Местные, из Ливана. Какая-то арабская кровь, но бабушка швейцарка. Один прадед был грек. Голландцы были и, само собой, толпа родни в Великобритании. Во мне есть всё.
— Я тоже так хочу.
— Может, так и есть.
— Я мало об этом знаю.
— Можно же выяснить, Алан.
— Я понимаю. Хочу узнать, откуда кто взялся. По всем линиям. Поспрашиваю.
Она улыбнулась:
— Самое время. — И затем, сообразив, что нечего брюзжать: — У вас же полно времени.
Алан ни капельки не обиделся. Согласился с нею всей душой.
— Как по-вашему, что наши дети скажут? — спросил он.
— Про что? Про нас с вами? Потому что мы — великое столкновение культур?
— Ну, примерно.
— Да ладно вам. Что нас разделяет? Трещинка на волосок.
— Вот и мне так кажется.
— Так и есть. — Она воззрилась на него сурово: — Мы в эти игры не играем. Это утомительно. Пускай студентики развлекаются.
Дорогу перегородили стальные ворота, которые шофер устранил, нажав кнопку на солнцезащитном щитке. Ворота уползли, открыв скромный одноэтажный дом — бело-кремовый, полукруглые окна, розовые двери, розовые шторы.
Когда вошли, шофер остался в гостиной, а Захра отвела Алана вглубь, в комнату окном на воду. Разлила сок по стаканам, села рядом на диван. Море за окном — оголтело-синее, спрыснутое крошечными барашками. На стене против дивана картина — вроде бы Швейцарские Альпы.
— В двух шагах от пляжа смотрится странно, — заметил Алан.
— Все хотят оказаться где-нибудь не здесь, — ответила она.
Поглядели на картину.
— Ужас, да? Брат везде их скупает. На каждом курорте. Вкус у него жутчайший.
— А вы видели снег?
Захра запрокинула лицо к потолку и расхохоталась — точно гром прогремел.
— Что?
Алан, вы какая-то головоломка. То умный-умный, а то раз — и совсем бестолковый.— Откуда мне знать, видели ли вы снег?
— Вы знаете, что я училась в Швейцарии. Там снег бывает.
— Не везде.
— Я на лыжах сто раз каталась.
Ну и что тут скажешь?
— Ой, Алан.
— Ладно, ладно, снег вы видели. Извините.
Она поглядела ему в лицо, прикрыла глаза и простила его.
Допила сок, смеясь в стакан.
— Пора поплавать.
— В каком смысле — поплавать?
— Идем купаться. Возьмете братнины плавки.
В ванной он переоделся в синие шорты, подошел к стеклянной двери — за ней песчаный пляжик, к воде ведет какой-то, что ли, пандус. Подводный бетонный трамплин от задней веранды до моря. Геометрически четкий, как пирс.
Его спины коснулась рука:
— Готовы?
Только пальцы, а самообладание уже его оставило.
— Конечно. Пошли, — сказал он, презирая себя.
Не посмел обернуться. Ему скоро предстоит увидеть ее в купальнике. Она стояла у него за спиной, не отнимала пальцев, и он предпочел не шевелиться. Она увидела, что он смотрит на странный пандус.
— Дядя ныряльщик, построил вот. Жестокий каприз, но ничего. Рыба никуда не делась.
Дядя даже дно углубил, чтобы входить в воду, не наступая на кораллы.
— Вперед, — сказала она, вручив ему трубку и маску. — Я потом. У меня еще поручение для шофера.
Он открыл дверь, вышел и приблизился к воде. Здесь она прохладнее, чем в строящемся городе короля Абдаллы. За пандусом дно оказалось каменистое и стремительно уходило вниз.
Бредя по воде, Алан приладил маску. Сунулся лицом в воду и тут же увидел, что море чистое и кораллов уйма. В поле зрения затрепетали ярко-оранжевые рыбки. Алан поплыл глубже, над кораллами. Роскошно живые, цветущие, хоть и не сказать, что нетронутые. За несколько минут встретил громадную рыбу-клоуна, что плавала кругами, рыбу-собаку, со своими недорослыми плавниками бултыхавшуюся почти по-собачьи. Косяк хирургов, ржавую рыбу-попугая. Кочевого кораллового групера с вечно недовольной физиономией.
Вынырнул продышаться. Слишком богатое зрелище, слишком разноцветное, формы абсурдны. Глянул на дом, поискал Захру — не увидел. Не желая выдать тревогу, отвернулся, поплыл вдоль донных кораллов, глубже, увидел крупных рыбин, что плавают себе и на отмелях, и на глубине. Впереди внезапный провал. Вода внизу чернильна, дно незримо. Перед маской проплыл силуэт. Яркий, ослепительный, огромный. Алан замолотил ногами, выпрыгнул из воды, поглядел на силуэт сверху.
Силуэт тоже поднялся. Оказалось, Захра.
— Алан!
Сердце у него колотилось.
— Я, конечно, хотела вас напугать, но не настолько же.
Он закашлялся.
— Пожалуйста, простите.
Наконец он снова обрел дар речи:
— Все нормально. Нечего было пугаться.
Поглядел на нее. Увидел ее голову, волосы узлом, оголен подбородок; овал лица нежнее, чем Алан воображал. Мокрая, прекрасная — черные волосы блестят, горят глаза.
Но все остальное скрывала вода.
— Мне надо опять нырять, — сказала она. — Соседи. — Кивнула на дома по берегу. — Но должна предупредить. Я одета как вы. Если кто увидит, решат, что тут два мужика. Две голые спины, мужские плавки. Вы понимаете?