Голос крови

– А что вам остается теперь? Местные газетенки? Ежегодные соревнования гольф-клубов? Вы уже год как без работы и ничего за это время не сделали. Уж простите меня, но вы просто какая-то однодневка.

– А теперь вы предлагаете мне тему для очерка? – Бен покачал головой. – Не знаю, надо ли мне это.

– А что вам тогда надо? Пойти в официанты, когда у вас закончатся деньги, и рассказывать каждому встречному-поперечному, какие у вас были сногсшибательные предложения? Какую сногсшибательную жизнь вы могли бы вести, если бы только захотели? Вы не первый, кто может этим кончить.

Во время своей речи Седрик отвинчивал и завинчивал крышечку бутылки, но так и не отпил ни глотка.

– Не такой уж я старый, чтобы говорить о конце, – попробовал защититься Бен.

– Но вы и не двадцатиоднолетний выпускник университета.

Седрик снова принялся вертеть крышечку.

– Что-то не так? – спросил Бен, кивая на бутылку.

– Углекислый газ, – сказал Седрик и, вопросительно подняв брови, обвел глазами кухонные стулья. – Если в этой квартире найдется чистое сиденье, я бы с удовольствием присел и рассказал вам, о чем идет речь.

– Может быть, мне сбегать и купить пароочиститель или диван вам сойдет? – проворчал Бен.

Никакого другого сиденья в крохотной комнатушке, служившей одновременно гостиной и кабинетом, не было. Разве что табуретка для пианино, которую Бен использовал вместо конторского стула.

– Никаких пароочистителей. – Седрик осторожно уселся на середину. – Завтра я пришлю к вам мою уборщицу. В половине восьмого годится?

Бен расхохотался:

– Рассказывайте!

– Насчет уборщицы я не шучу.

– Рассказывайте!

– Моя мачеха родила ребенка. От моего отца.

Бен удивленно заморгал:

– Ваш отец бесследно исчез два года тому назад. Я что-то упустил?

– То же самое, что и я. Очевидно, он заморозил свою сперму на случай, если когда-нибудь вдруг надумает завести с ней детей. Вероятно, тогда, когда уже станет слишком стар для секса. Когда молодая жена перестанет его интересовать, то пусть она себе забеременеет и займется потомством.

Седрик снова принялся вертеть крышечку, на этот раз потому, что занервничал.

– Постойте! Ведь у нее же недавно как раз родился ребенок?

Седрик кивнул:

– Мальчик. Имеется уже и анализ ДНК. Это действительно его сын. Мой сводный брат.

– Поздравляю!

– В особенности учитывая завещание. Моего отца могут признать умершим не ранее чем через пять лет. Но тогда ребенок наследует наравне со мной. Его жена в завещании не упомянута. Если бы у нее родилась девочка, доля наследства была бы гораздо скромнее. Мой отец настаивал на наследнике мужского пола, такая у него была странность.

– Ах, у вашего батюшки были странности! – ухмыльнулся Бен.

Седрик не улыбнулся:

– Единственное, что могло вогнать его в панику, – это мысль о том, что вымрут носители его фамилии. А на меня он не возлагал больших надежд в плане продолжения линии его рода. Так вот, переходя к главному: у меня есть подозрение, что Чандлер-Литтон приложил руку к этой беременности. Прежде чем перейти в «ИмВак», он занимался исследованиями эмбрионов. И я полагаю, что он помог этой женщине вовремя обзавестись ребенком мужского пола.

– Минуточку, что-то это уж очень странно звучит… – растерянно произнес Бен.

Седрик махнул рукой:

– Слушайте дальше. А лучше всего берите сразу на карандаш. Я могу назвать вам целый список имен, из-за которых у меня и возникли такие сомнения.

Наморщив лоб, Бен вооружился карандашом и бумагой.

– Леди Харгрейв. Они с мужем десять лет пытались родить здорового ребенка. Пресса следила за подробностями этой драмы, но лорд Харгрейв сумел сделать так, чтобы слишком интимные детали не стали достоянием публики. Мне известно, что у нее было несколько выкидышей, так как зародыши были нездоровые. Два раза она делала аборт, потому что у плода обнаруживались тяжелые пороки развития, с которыми ребенок, вероятно бы, не выжил. Потом стало известно, что и он, и она были носителями рецессивного гена редкого заболевания. Родить здорового ребенка было для них все равно что выиграть в лотерею. Затем на два года все стихло, и все подумали, что они отказались от новых попыток. В прошлом году она забеременела. Сейчас у них здоровый ребенок, который родился без каких-либо драматических осложнений. Леди Харгрейв – пациентка Шэннон Чандлер-Литтон.

Седрик поставил бутылку на пол, сунул руку во внутренний карман пиджака и выложил на стол фотографию лорда и леди Харгрейв с младенцем. За ней последовал второй снимок уже другой пары:

– Макс и Кэролайн Гатри. У них четыре дочери, но они больше всего на свете мечтали о сыне. Еще во время первой беременности оба были, скажем так, не в восторге от того, что ожидалась девочка. В особенности Макс Гатри. Он, как мой отец, боится, что семейная линия пресечется. С четырьмя дочерьми на руках они были в полном отчаянии и, в сущности, уже перестали надеяться. Пока Кэролайн в сорок восемь лет снова не забеременела. И она, и муж были в самом радужном настроении и, не дожидаясь времени, когда будет возможно провести ультразвуковое исследование на предмет определения пола будущего ребенка, рассказывали всем, что ожидают сына. На вопрос, откуда им это известно, они только говорили, что им подсказывает чувство. У них действительно родился сын. Кэролайн – пациентка Шэннон Чандлер-Литтон.

Последовала третья фотография. На ней был запечатлен рослый белокурый мужчина с женой, крашеной блондинкой:

– Эверетт Уорбертон и его жена Линда. У Эверетта несколько болезненная фиксация на белокурых голубоглазых женщинах. Темные волосы он находит неэлегантными. Не буду строить предположений насчет того, нет ли в этом расистской подоплеки. Ген белокурости рецессивен. У его жены темные волосы и карие глаза. Волосы она осветляет и носит цветные контактные линзы, но гены от этого не меняются. И вот, несмотря ни на что, у них родились хорошенькие белокурые голубоглазые близнецы, оба – мальчики. С первой же беременности. Это могло быть везением или случайностью, но Линда Уорбертон – пациентка доктора Шэннон Чандлер-Литтон. – На столе выросла целая пачка фотографий. – Таких историй еще целая уйма. Ладно бы одна супружеская пара. Но чтобы столько счастливых случайностей? Столько долгожданных детей? И все эти женщины ходили к одному и тому же гинекологу?

Бен неторопливо кивнул:

– Хорошо. Тут я согласен. Есть над чем подумать. Но ведь искусственное оплодотворение как таковое не запрещено.

– Если только кто-то не проверяет эмбрионы прежде, чем их пересадить матери.

– И это не обязательно подпадает под запрет, если, как у леди Харгрейв…

– А вот и нет, – перебил его Седрик. – Все случаи искусственного оплодотворения должны регистрироваться в комитете HFEA [25] . Комитет должен выдать разрешение на исследование эмбрионов. А разрешение дается только на исследования, которые включены в соответствующий перечень. Не разрешается проводить исследование эмбрионов на предмет выявления пола и цвета глаз, а затем выбрасывать их – даже здоровые! – из-за того что они не обеспечивают желаемого результата.

25

Human Fertilization and Embryology Authority – Комитет по оплодотворению и эмбриологии человека.

– Откуда у вас вся эта информация?

Седрик откинулся на спинку и устремил на Бена долгий взгляд:

– Это результат усердного труда, все, что я нарыл за последние месяцы. После того, как милая мачеха сообщила мне, что скоро у меня появится милый сводный братец.

– Почему не обратиться в официальные организации? – спросил Бен.

Он все еще не решил, ввязываться ли ему в это расследование. Что-то в этом деле ему не нравилось.

Седрик уклонился от ответа на этот вопрос: