Голос монстра

Записка для Конора.

— Возьми, — прошептала девочка уголком рта.

Конор посмотрел, не видит ли мисс Марл, но она была слишком занята сожалениями о том, что жизнь Салли ужасно напоминала жизнь супергероя с мозгами насекомого. Конор потянулся и забрал записку.

Похоже, она была сложена пару сотен раз, и развернуть ее оказалась трудно, как развязать узел. Конор наградил Лили недовольным взглядом, но она притворилась, что слушает учительницу.

Конор разгладил записку на парте. Там было всего четыре строчки.

Четыре строчки в мире полного безмолвия.

* * *

«Мне жаль, что я сболтнула лишнего про твою маму», —это была первая строчка.

«Я по-прежнему твой друг», — вторая.

«С тобой все в порядке?» —было написано в третьей.

« Явижу тебя», —четвертая, буква «Я» была обведена несколько раз.

* * *

Конор перечитывал записку снова и снова.

Потом посмотрел на Лили, которая тем временем получала похвалы от мисс Марл, но он видел, что она сильно покраснела, и совсем не от того, что говорила мисс Марл.

Мисс Марл прошла по классу и подошла к Конору.

Когда она это сделала, Лили посмотрела на Конора. Поймала его взгляд.

Она говорила правду. Она видела его, на самом деле видела.

Он сглотнул.

— Лили… — начал было он, но дверь класса открылась, вошла секретарь школы. Она подошла к мисс Марл и что-то прошептала.

А потом обе повернулись и посмотрели на Конора.

100 лет

Бабушка Конора остановилась у двери маминой палаты.

— Вы что, не пойдете? — спросил Конор.

Она покачала головой.

— Я спущусь в приемную, — объявила она, и Конор остался один.

Во рту у Конора был неприятный кисловатый привкус. Раньше его никогда не забирали из школы посреди учебного дня, даже когда мама лежала в больнице на прошлую Пасху.

Поэтому Конор не знал, что и думать.

И старался гнать от себя любые мысли.

Он рывком открыл дверь, ожидая самого худшего.

Вопреки его ожиданиям, мама не спала. Она сидела в кровати. Более того, она улыбалась — у Конора сердце едва из груди не выпрыгнуло. Наверное, лекарство сработало. Тис вылечил ее. Чудовище сделало это…

А потом он увидел, какие у мамы печальные глаза. Она была рада увидеть сына, но была испугана. И выглядела более усталой, чем в те дни, когда лежала и молчала.

Вряд ли его бы забрали из школы потому, что ей стало немножко лучше.

— Привет, сынок, — сказала мама, на глаза ее навернулись слезы, и он понял, насколько слаб ее голос.

И Конор почувствовал, как на него накатывает злость.

* * *

— Подойди сюда, — позвала она, похлопав по покрывалу рядом с собой.

Вместо этого Конор шлепнулся на стул рядом с ее кроватью.

— Как дела, мой дорогой? — спросила мама. Голос у нее был слаб, дыхание стало еще более хриплым, чем накануне. И казалось, что еще больше трубок подсоединено к ее телу. Хотя кто их знает? На голове у мамы не было полотенца, и лысая головка казалась белой под флуоресцентными больничными лампами. Конор почувствовал непреодолимое желание найти что-то, чтобы прикрыть ее, чтобы никто не увидел, насколько хрупкая и слабая его мама.

— Что происходит? — спросил он. — Почему бабушка забрала меня из школы посреди дня?

— Я захотела тебя увидеть до того, как морфий отправит меня в Страну Грёз, — ответила мама. — Не знаю, будет ли потом еще такая возможность.

Конор скрестил руки на груди.

— Ты же обычно вечерами приходишь в себя, — возразил он. — Мы могли бы, как обычно, увидеться вечером.

Он знал, что это не утверждение, а вопрос. И мама знала это тоже. Он был уверен, что мама ответит ему.

— Я хотела увидеть тебя прямо сейчас, — сказала она, и голос у неё снова стал тонким, на глаза навернулись слезы.

— Чтобы поговорить, так? — спросил Конор, намного резче, чем хотел. — Ну, и…

Он так и не закончил фразу.

— Посмотри на меня, милый, — начала она, потому что Конор сидел, уставившись в пол. Он медленно перевел взгляд на маму. Она подарила ему вымученную улыбку, и он увидел, как тяжело она опирается на подушки, словно у нее не было сил поднять голову. Только сейчас Конор понял, что они подняли изголовье кровати, чтобы мама могла сидеть.

Прежде чем снова заговорить, мама глубоко вздохнула, а потом тяжело, надрывно закашлялась.

— Этим утром я говорила с доктором, — сказала она слабым голосом через несколько долгих минут. — Новый курс лечения не сработал, Конор.

— Тот, что с лекарством из тиса?

— Да.

Конор нахмурился.

— Как он мог не сработать?

Мама сглотнула.

— Болезнь развивается слишком быстро. Оставалась слабая надежда. Но теперь эта инфекция…

— Как это лекарство могло не сработать? — снова спросил Конор, будто ожидал услышать что-то другое.

— Знаю, — ответила его мама, по-прежнему печально улыбаясь. — Когда я каждый день смотрела на этот тис, мне казалось, что у меня есть друг, который придет на помощь в трудную минуту.

Конор по-прежнему держал руки сложенными на груди.

— Но он не помог.

Его мама едва заметно кивнула. На лице ее читалось беспокойство, и Конор понимал, что мама беспокоится о нем.

— И что теперь? — спросил Конор. — Врачи будут придумывать новый курс лечения?

Мама не ответила, но это уже само по себе было ответом.

Тогда Конор сказал очень громко:

— Разве нет еще какого-нибудь лекарства? — и это уже был не вопрос.

— Мне жаль, сынок, — пробормотала мама, слезы потекли у нее из глаз, хотя она по-прежнему улыбалась. — Мне в жизни никогда не было так сильно жаль.

Конор снова уставился в пол. Казалось, он не дышит, словно кошмар отнял у него силы.