Голос сердца

Подняв глаза, Лили увидела, что Шон загадочно смотрит нее. При этом она подумала, что, если он осмелится возразить, ей не удастся сдержаться.

— Ты права, — вздохнул Шон. — Я сделал глупость. Лили удивила его честность. Он и сам удивителен.

Несколько недель назад Шон был игроком-плейбоем, и его не волновало ничего, кроме собственных дел. Сейчас, отставив все дела, он признал свою ошибку. Никогда раньше Лили не видела, чтобы мужчина поступил так.

Шон пытался соединить разорванные нити, создать новую семью для этих детей. Его искренность потрясла Лили до глубины души.

— Спасибо, — мягко сказала она. Лили готова была рассказать ему правду о том, что случилось с Эваном, и о том, что это до сих пор преследует ее. Она никогда ни с кем не говорила об этом, даже с родителями и Вайолет. Сейчас Лили изумилась, произнеся: — Я знаю, по-твоему, я отреагировала слишком остро, но у меня была на то причина. Когда-то давно я потеряла близкого человека. Он случайно утонул.

— Господи, Лили! Мне очень жаль.

Взяв Шона за руку, она вышла с ним на крыльцо, чтобы Чарли не услышала их. Кроме того, на крыльце было темно. Почему-то Лили знала, что не сможет говорить об этом при свете.

— В нашей семье было трое детей, но мой брат Эван… он не смог выжить среди нас. — Ощущая тяжкий груз на своих плечах, Лили спрашивала себя, удастся ли ей ли когда-нибудь избавиться от него. — Мои родители считают, что это я была виновата в его смерти.

— Ты же сказала, что он утонул.

Она кивнула.

— Я была рядом с ним в ванне, когда это случилось.

— Господи! Так ты была совсем маленькой, верно?

— Мне было три года.

— А твоему брату?

— Ему еще не исполнилось и года. — Всю свою жизнь Лили пыталась восстановить события того вечера. Она помнила пушистую пену «Мистер Баббл», наполнявшую ванну, но никак не могла вспомнить Эвана рядом с собой. Иногда она думала, что без напоминаний матери случившееся совсем изгладилось бы у нее из памяти.

Точно так же она почти не помнила Эвана. В голове сохранились только какие-то обрывочные воспоминания, разрозненные картинки, не более того. Пятно света на нежной детской щечке — вот и все. Тихий плач в ночной тишине. Если судить по старым семейным фотографиям, на которых они были сняты вместе, она обожала своего брата.

Порой Лили спрашивала себя, каким бы стал Эван, если бы не погиб тогда? Она замечала, что присматривается к мужчинам его возраста, пытаясь представить брата взрослым. Был бы он высоким и крупным, как Вайолет, или маленьким и худым, как она сама? Был бы он общительным, успешным, эмоциональным или сдержанным? Насколько изменилась бы ее жизнь, если бы Эван остался в живых? Может, она не была бы такой замкнутой и настороженной. Может, влюбилась бы, создала семью, стала матерью.

Сгущавшаяся темнота напомнила Лили обстановку исповедальни. Ее воспитали в католической вере, однако она так и не получила отпущения грехов, сколько бы раз ни прочитала покаянную молитву.

— Я всегда думала, что должна была запомнить такую ужасную трагедию, — сказала она Шону. — Как я могла забыть ее? Как получилось, что мой брат, моя плоть и кровь, скользнул под воду, когда я была рядом с ним? Как я могла не заметить этого? — Лили тысячу раз спрашивала себя, почему не схватила его за мокрую, скользкую ручку и не вытащила из-под воды.

— Тебе же было всего три года! — воскликнул Шон. — Ты была совсем крошкой. Гораздо больше меня интересует, где находились твои родители?

— Что-то случилось с Вайолет, и мама вышла на минутку. Точнее, на три. — Лили переплела пальцы. — Но то, что случилось потом, было еще хуже. Мою мать обвинили в том, что она пренебрегла родительскими обязанностями, и нас с Вайолет на время поместили в приемную семью, хотя этого я тоже не помню. Когда мы вернулись домой, там все совсем изменилось. Наша семья уже не была счастливой. — Лили дрожала, несмотря на теплый летний вечер. — Вот и все. По сей день я и не знаю толком, что там случилось, но в одном моя мать права. Я уже могла спасти его.

Лили знала, что эта потеря сказывалась на ней по сей день. То, что при ней прервалась чья-то жизнь, влияло на все принимаемые ею решения. Она так и не простила себя. Да и как она могла? Из-за этого Лили запретила себе привязываться к людям. У нее не было детей, а свое желание иметь их она сублимировала в своей профессии.

— Я уважаю твою мать, но думаю, она переложила на тебя часть вины, чтобы облегчить свою совесть. Мне очень жаль, Лили. Жаль всю твою семью, но особенно тебя.

Они оба замолчали, но ей стало немного легче. На встречах с психологом они говорили о плохих и хороших днях. Последних у Лили почти никогда не было. Бывали плохие и хорошие моменты — в течение одного дня. Этот момент был хорошим. Она ощущала тепло и покой.

— Хочешь бокал вина? — спросила она Шона.

— Нет, — ответил он и широко улыбнулся, увидев, что она обескуражена. — Я предпочитаю пиво. Тем не менее, у меня есть отличное мерло — совершенно натуральное, тебе должно понравиться.

— Да. — Лили кивнула. — Такое мне нравится.

Шон отправился за напитками и принес ей бокал вина. Они вышли на улицу, сели на заднем крыльце и стали смотреть на восходящую луну. Лили отпила вино, глядя на Шона поверх ободка бокала. «Ему можно сниматься в рекламе пива», — подумала она. В рекламе, предназначенной для женщин. Ни одна женщина в Америке не устояла бы перед мужчиной, который моет посуду, укладывает детей спать, а потом усаживается на крыльце и открывает запотевшую алюминиевую банку.

— Хочешь попробовать? — Он протянул ей банку.

Да.

— Нет, — сказала Лили. — Нет, спасибо. Мне нравится вино.

— Ты смотрела так, будто хочешь моего пива.

— Никогда не любила пиво.

— Я запомню. Как ты обычно проводишь субботние вечера?

— Ну, не так, как сегодня. Не открываю душу ничего не подозревающему человеку. Кстати, извини меня за это.

— Ничего. Может, на следующей неделе ты откроешь мне что-нибудь еще.