Голос сердца

– И всё же оставь её, – после небольшой паузы мягко посоветовал Миша. Судя по голосу, которым он это всё говорил, эта тема далась ему нелегко и просить ему было неловко. И, тем не менее, он делал это. Почему? Что за тайна витала вокруг этой девушки?

– Почему с ней никто не общается? – прямо спросил Саша, уже поднимаясь и отходя от её парты. Одноклассник пошёл за ним следом.

– Ну, она не… – Миша перевёл взгляд на Кристину, продолжавшую молча сидеть, не обращая ни на кого внимания, как будто это не её обсуждали. – Она не разговаривает с нами, – вроде бы нерешительно продолжил он.

– Что, считает себя выше остальных? – нарочно громким, чтобы она услышала, голосом уточнил новенький. Эффект достиг ожидания: девушка рассерженно посмотрела в его сторону, на секунду перестав притворяться, что не слушала их. Её сердитый взгляд только раззадорил его, и, когда они встретились взглядами, парень специально ухмыльнулся, чтобы добить её. Но Кристина только поспешила отвести взор и, снова открыв свою тетрадь, стала читать что-то там.

– Нет, просто… – Миша уже окончательно стушевался, было видно, что чувствовал он себя ну совсем некомфортно в этом разговоре. – Просто она другая.

– В каком смысле? – нетерпеливо спросил Солнцев.

– Ну, просто другая, и всё, – отмахнулся одноклассник, видимо, уже пожалев, что вмешался. Заметив прибывших из столовой ребят, он быстро двинулся к ним, как утопающий к спасательному кругу.

Вскоре шумная компания разговорила и отвлекла и Сашу, и лишь на уроке истории он волей случая снова вспомнил эти странные слова: «Она другая».

* * * *

– Кристина Лебедева нам нарисует карту сражений тысяча девятьсот сорок первого, начального года Великой Отечественной Войны, – сказала Анастасия Алексеевна, и Саша весело улыбнулся. Эта же учительница на первом уроке (это тоже была история: сегодня их стояло две) нещадно завалила вопросами каждого отвечающего, придираясь едва ли не к любому слову. Поэтому то, что она вызвала именно его таинственную незнакомку, всерьёз порадовало Солнцева.

По крайней мере, теперь он, наконец, услышит голос девушки: не было сомнений, хоть пара каверзных вопросиков ей должна достаться, какой бы умной она ни являлась.

С предвкушением парень невольно поддался вперёд, будто не желая пропустить ни одну деталь её ответа.

Выйдя к доске, Кристина молча принялась рисовать схему. Почерк у неё был до совершенства аккуратным, и пока она не сделала ни одной ошибки – эта её идеальность начала раздражать Сашу. Он пристально следил за каждой датой и словом, что она писала, и нетерпеливо ждал хоть малейшего прокола. Должна же Анастасия Алексеевна хоть к чему-то придраться! Или пусть задаст какой-нибудь дополнительный вопрос. Но учительница, не внимая безмолвным требованиям Солнцева, что-то читала в журнале, даже не глядя на доску. Эта странная её реакция поразила его: когда отвечали остальные, она вела себя совсем иначе.

И тут ему, наконец, повезло: он увидел, как, немного поколебавшись, неуверенно Кристина написала: «Контрнаступление Советской Армии под Москвой. 5 декабря – 17 марта, 1941 год».

Как же всё-таки хорошо, что он отлично разбирался в истории! Ухмыльнувшись, Саша перевёл взгляд на Анастасию Алексеевну, надеясь, что совсем скоро она тоже заметит ошибку и начнёт сыпать вопросами девушку. Но та даже не повернула головы. А Лебедева тем временем уже заканчивала схему, больше нигде не допуская проколов.

Чувствуя себя занудным ботаном, парень всё-таки не выдержал и сказал вслух:

– Есть ошибка.

В иной ситуации с другим отвечающим он промолчал бы, меньше всего ему хотелось кого-то подставлять и портить оценку. Но с ней всё было иначе. Ей почему-то постоянно хотелось бросать вызов, заставляя её обратить на себя внимание.

Вот и сейчас девушка раздражённо посмотрела в его сторону, но так ничего и не сказала. Что странно: помимо неё, при его словах сразу несколько голов явно осуждающе повернулись к нему. На некоторых лицах даже читалась злость. Из-за той, с кем никто из них даже не общался? Если они с ней не дружили, зачем так переживать за неё? Что со всеми происходило?

– Да? – равнодушно, казалось бы, переспросила учительница. – И какая же, Солнцев? Скажи, раз начал.

– Я думал, вы её спросите, – растерянно ответил парень. Ведь на первом уроке, если кто-то ошибался, Анастасия Алексеевна принималась расспрашивать именно отвечающего, наводящими вопросами приводя его к исправлению собственной ошибки.

– А я спрашиваю тебя, – строго отрезала учительница и, повернувшись к девушке, мягко добавила: – Садись, Кристиночка.

Девушка тут же с облегчением положила мел на место и зашагала к своей парте. Когда она проходила мимо, он словно на себе ощутил её беспокойство и уязвимость. Неужели её так сильно задело то, что кто-то указал ей на ошибку? Для такой гордой девчонки, как она, это было странно.

– Ошибка в том, что контрнаступление проходило не до семнадцатого марта, а до седьмого января, причём сорок второго года, – чувствуя себя совершенно некомфортно, ответил обескураженный Саша.

– Молодец, – сомнительно благодарным тоном «похвалила» учительница. И тут же перевела разговор, принявшись рассказывать классу о следующем годе той страшной и великой войны, которую они изучали.

Но Солнцев уже её не слушал. У него в голове мелькали странные обрывки воспоминаний, связанные с девчонкой. Некая ужасная мысль уже поселилась в его мозгу, но он отгонял её, как невозможную, неправильную. Её долгий пронзительный взгляд вчера при его словах: «Что, говорить разучилась?», её до безумия упрямое сопротивление с тем телефоном, вместо того, чтобы выполнить его просьбу сказать хоть слово; наконец, вся эта ситуация с такой строгой с каждым – даже с отличником – учительницей… Всё это было странно. Необычно. И явно неспроста. Всё это было бы нелепо и даже забавно, если бы не казалось чем-то серьёзным.

И страшным. Невольно в голове всплыло и смущённое лицо Миши со словами: «Она другая». Что всё это, чёрт возьми, значило? Та мысль, что Саша отгонял, снова предательски прокралась в подсознание и так заполнила его, что он чуть не задохнулся от беспомощности перед ней. Как бы парень ни пытался привести аргументы в пользу её нереальности, в уме он понимал обратное: всё говорило в пользу этой теории.

Нет, срочно нужно было что-то сделать, хоть что-то, чтобы раз и навсегда твёрдо понять, что это неправда! «Она другая», – снова и снова голосом Миши безжалостно говорило его подсознание, и, не выдержав, Саша ударил кулаком по столу парты, пытаясь заглушить собственные мысли.

Некоторые недоумённо и даже с опаской оглянулись в его сторону, но он не обращал на это никакого внимания. Парень просто развернулся к Кристине и пристально смотрел на неё, пытаясь уверить себя, что всё дело лишь в её непростом характере: именно он и только он был причиной её молчания.

Почувствовав на себе взгляд, девушка тоже взглянула в сторону Саши и тут же, вспыхнув, отвернулась.

– На будущее, чтобы ты знал, – обратилась вдруг к Саше шёпотом сзади сидящая одноклассница, – к ней лучше не лезь. Она немая.

Глава 3. Не такая, как все

Сколько себя помнила, Кристина всю жизнь не могла говорить. С младенческого возраста она отличалась тем, что с ней всегда неизменным спутником следовала тишина. Родители уже позже, когда она начала что-то понимать, сказали ей, что она нема с рождения и объяснили, что это означало. При этом они старались как можно мягче убедить её, что это не так страшно и никак на её дальнейшую судьбу не должно было повлиять.

Сначала она очень страдала от такой непохожести на других, считая себя не то что больной, а даже несколько ущербной. Ведь все, кого она знала, могли говорить, включая и её родителей. В кого тогда она такая уродилась? Маленькой девочкой она часто беззвучно плакала по ночам в подушку, представляя, каким мог быть её голос. Таким же нежным и красивым, как у мамы? А вдруг Кристина могла бы даже петь, как многие яркие и известные девушки в телевизоре? Но этого ей уже никогда не узнать…