Голос свободы

В должностные обязанности Сальмусы входил контроль населения и противодействие гражданским волнениям в зонах массированного присутствия.

В самом начале вторжения было уничтожено восемь тысяч вероятных диссидентов: властителей дум, политиков, блогеров, студенческих активистов. Сальмуса приказал похоронить их в братских могилах, в парке Сансет в Лас-Вегасе, на острове Хайден в Портленде, на площадке для гольфа «Глендейл» в Солт-Лейк-Сити, на стадионе «Доджер» в Лос-Анджелесе. Также он издал указ, что корейский офицер в звании капитана и выше имеет право задержать без суда и следствия любого американца.

Сальмуса отвечал за организацию концлагерей, в основном на базе бывших тюрем. На Западном побережье тех работников и инженеров, кто отказывался помогать захватчикам грабить родину, отправляли на «реабилитацию» на остров Алькатрас. Обычных преступников и мелких нарушителей собирали в Роуз-Боул в Пасадене. В Кобб-Парке в Форт-Уэрте сидели дети и жены нефтяников, чтобы «американским сотрудникам» не лезли в голову ненужные мысли. Грантс-Пасс в Орегоне обтянули колючей проволокой и превратили в лагерь смерти для нежелательных элементов из Такомы, Портленда и Сиэтла.

Что же касается казней, каждая зона решала вопрос по-своему. Например, начальник первой зоны развешивал приговоренных на столбах. Начальник третьей зоны расстреливал заключенных по ночам, а трупы сжигал. Американцы на его территории навсегда оставались в неведении относительно судьбы родных и близких.

Особняком стояла тюрьма штата Калифорния в Ланкастере, небольшом городке севернее Лос-Анджелеса. Половину колонии на пять тысяч посадочных мест отвели под «диссидентов», как их называли корейцы. Сами по себе диссиденты не представляли угрозы, а вот их крамола была опасна. Попасть в эту категорию можно было, скажем, заявив открыто, что тебе не нравится корейская гегемония. Попадались среди диссидентов и звезды шоу-бизнеса, однако основную массу составляли люди с высшим образованием и твердыми убеждениями. Они собирались в группы, распространяли антикорейскую пропаганду, убеждали народ восставать против захватчиков. По мнению Сальмусы, они были хуже вооруженных партизан.

Чтобы освободить место для политзаключенных, надо было половину уголовников выпустить на волю. Решать, кого оставить, а кого выпустить, Сальмуса поручил начальнику тюрьмы. Едва тот составил списки, как его самого посадили к диссидентам. Таким образом, он даже не узнал, что Сальмуса попросту приказал казнить всех заключенных строгого режима. Якобы выпущенных на волю узников заживо сожгли из огнеметов в тюремном дворе. От преступников корейцам не было никакой пользы, а значит, не было и смысла оставлять их в живых. Освободившиеся бараки строгого режима набили диссидентами.

В то утро Сальмуса приехал в тюрьму с проверкой. Еще он получил приказ организовать акцию устрашения для партизан и с этой целью собирался наведаться в Роуз-Боул. Но все по порядку.

Осмотрев тюрьму, Сальмуса сказал коменданту, что хочет допросить одного из диссидентов. Так сказать, услышать политическое заявление этого борца за свободу из его собственных уст.

Звали узника Гораций Данцигер. Его привели в абсолютно пустую комнату и привязали к отдельно стоящему стулу. Напротив поставили стул для Сальмусы. Над головой заключенного, демонстрируя недвусмысленный зловещий намек, висела петля, через шкив привязанная к лебедке.

Данцигеру было за пятьдесят, но последние месяцы тяжело ему дались, выглядел он на все семьдесят. Одет он был в тюремную робу.

Сальмуса добрую минуту молча разглядывал диссидента. Данцигер пытался выдержать его взгляд, но глаза упорно сползали к петле.

– Чего надо? – спросил Данцигер.

Наконец Сальмуса заговорил.

– Тебя зовут Гораций Данцигер, и ты посмел оскорблять Блистательного Товарища Ким Чен Ына.

Узник тяжко вздохнул. Все это он уже проходил.

– В отличие от вашей страны, в Америке есть такое понятие, как свобода слова. По крайней мере было. Мы имеем право говорить что хотим не только о Корее, но и о собственном правительстве. В демократическом обществе так принято. Свобода слова закреплена в конституции.

Сальмуса раскрыл на коленях коричневую папку.

– У себя на сайте ты называл Блистательного Товарища «свиньей в овечьей шкуре». Не понимаю. Мне всегда казалось, что надо говорить «волк в овечьей шкуре».

– Я сказал ровно то, что хотел сказать.

– Используй ты классическое выражение, оно бы так не оскорбило Блистательного Товарища. В нем есть что-то от волка. Но он не свинья. Это откровенный плевок в лицо.

– Я не думал, что он прочтет.

– Почему? Это же Интернет, любой может прочесть. – Сальмуса перевернул несколько бумажек. – Незадолго до оккупации ты у себя в блоге бил тревогу по поводу Кореи. Почему? Американцы в массе своей вообще про нас не думали.

– Очевидно же было, чем все кончится. Я знал, что вы нападете, это был вопрос времени. Кто-то же должен был ударить в набат?

Сальмуса задумался.

– Насколько я знаю, ты – известный человек, ведущий ток-шоу.

– Толку-то. – Данцигер отвел глаза.

– Большая часть американцев знает, кто ты такой, верно?

– Пожалуй. По крайней мере те, кто смотрит телевизор.

– С начала оккупации прошло уже три месяца, а твое имя до сих пор звучит на улицах. Люди удивляются, куда ты пропал. Жив ли ты. Цел ли ты.

– Правда?

– Правда. В Лос-Анджелесе я видел самопальные плакаты с требованиями освободить Данцигера.

– Приятно слышать. Впрочем, вряд ли вы меня отпустите, да?

Сальмуса улыбнулся. Данцигер сверкнул глазами.

– Где моя жена и дочь? А? Где они? Я их не видел три месяца. Сволочи. Где они?

– Сказать по правде, не знаю. После твоего ареста их поместили в другое учреждение. Думаю, с ними все в порядке. Скажи честно, если бы ты мог обратиться к согражданам, что бы ты им сказал?

Данцигер задумался.

– Я бы сказал, чтобы они сражались с вами, гадами, у себя в районе. Хватали любое оружие и убивали первых встречных корейцев. Вступали в ряды партизан и задали вам жару. Я пожелал бы им в этом удачи.

– Отлично, – кивнул Сальмуса. – Мы напишем эти слова на твоей фотографии и покажем на всю Америку. Засыплем страну листовками. Договорились?

– Не верю, – нахмурился диссидент.

– Никуда не уходи. Ой, прости, забыл. Ты же привязан, да? Сейчас вернусь. – Сальмуса подошел к двери и хлопнул в ладоши. Зашли три солдата КНА, один из них катил столик с ноутбуком, другой нес камеру. Третий подошел к лебедке, и петля повисла у лица Данцигера.

– Господи, чего вы от меня хотите? Что я вам должен сказать?

Солдат накинул петлю на шею узнику и затянул узел за ухом. Его товарищ тем временем щелкал по клавишам ноутбука.

– Дословно записал? – спросил у него Сальмуса.

– Так точно.

На экране ноутбука был макет листовки 8,5 на 11 дюймов. В нижней части разместился текст: «ГОРАЦИЙ ДАНЦИГЕР КАЗНЕН ЗА СЛОВА: „СРАЖАЙСЯ С ГАДАМИ У СЕБЯ В РАЙОНЕ. ХВАТАЙ ЛЮБОЕ ОРУЖИЕ, УБИВАЙ ПЕРВЫХ ВСТРЕЧНЫХ КОРЕЙЦЕВ. ВСТУПАЙ В РЯДЫ ПАРТИЗАН, ЗАДАЙ ИМ ЖАРУ. УДАЧИ ТЕБЕ“».