Голос Ветра
Шрифт:
Я приоткрыла губы и прикрыла глаза.
Чмоканья, они не такие яркие, ведь самое интересное в поцелуе, что он влажный. И это невероятно будоражило.
У меня что-то внутри напряглось, и я не понимала, в какой части тела. Его губы на моих, язык прошёлся по нижней губе и несмело влился в мой рот.
Вкусный и сладкий.
Мне казалось, волосы дыбом встали, по телу сотни мурашек, опять дрожь, слабость в ногах такая, что я вынуждена была ухватить Илью за руку. И он откликнулся. Сильно прижал меня, проникая всё глубже… Я навстречу подалась. Спрятанная им, податливо
Любовь.
Эмоции выплёскивались за пределы моего сознания, тело невероятно реагировало неконтролируемым трепетом, что рос внутри, и я из-за перенапряжения вынуждена была отпрянуть. По щекам потекли слёзы. Это было так упоённо, что я испугалась.
Он ничего не спрашивал. Не улыбался. Руку сунул в карман моего пальто, нашёл платочек. Заботливо вытер с моих глаз слёзы и, наверное, потёкшую тушь.
— Вальс? — тихо спросил Илья с доброй улыбкой.
Вечером его глаза совсем пропали в тени широких бровей, волосы стали дегтярными, и все черты лица словно нарисованные на маленькой картинке комикса.
— Ты герой, — вдруг выдала я.
Немного несдержанно получилось.
— Герой — это тот, кто совершил геройский поступок, — ударил пальцем по кончику моего носа.
— В смысле, ты сейчас, в сумерках, похож на рисованного героя.
— О! — он посмотрел куда-то наверх. — Забываю, что у тебя странное мышление. Ты не всегда употребляешь слова в их прямом значении. К этому ещё привыкнуть надо. Скажи, Мышонок, а почему у нас сегодня с утра так странно получилось? Вроде вместе спали, а ты даже не подошла ко мне, испугалась чего-то.
— Я испугалась тебя в капюшоне куртки, — с готовностью ответила я и улыбнулась ему, когда он нахмурился. Протараторила: — В капюшоне ты злой парень из моего класса, который больно схватил меня за руку и утащил в уголок у подъезда пятиэтажки. Чужой и незнакомый. А спала я с Ильёй. Проснулась, а в комнате пацан в капюшоне. Я знаю, что странная, но у меня неприязнь к изменениям. Не то чтобы вот я расстраивалась, но всё должно лежать на своих местах, и людей это касается тоже…
— Все должны лежать на своих местах? — рассмеялся Ветер.
Я на мгновение зависла от его прекрасной улыбки.
— Нет, — ответила я, — просто близкие люди не должны меня обижать, иначе я начинаю их делить на плохую сторону и хорошую, и обязательно прибавляю ассоциации.
Он нахмурился, пытаясь меня понять.
— Если ты пугал меня в капюшоне, держа руки в карманах, то именно в таком виде я больше никогда тебя не подпущу к себе, — объяснила я и, поджав губы, отвернулась.
— Но я же сейчас в том же костюме.
— Но руки ты не держишь в карманах, и нет капюшона на голове!
— То есть всё так сложно?!
— Нет, это легко.
— Для тебя.
— Меня никто не понимает, — всплеснула руками.
— Я понимаю, — строго и даже немного грозно сказал Илья. — А родители тебя обижали хоть раз?
— Мама мне неблизкая, — я вздохнула, посмотрела по сторонам. — Она может делать всё, что захочет. А папа никогда даже
голоса на меня не повышал. Вот папа родной.— Прости меня за тот случай. Я вообще буду теперь в пальто ходить, чтобы тебя не пугать. В пальто можно, Мышонок?
— Можно, — улыбнулась я. — Где мой обещанный вальс?
Я потом всю неделю думала, что мне больше понравилось: целоваться или танцевать. Целоваться — это здорово, конечно, но слишком колкие эмоции, бешеное пламя внутри разгоралось. А танцевать с парнем не так взрывоопасно. Близость есть, прикосновения имеются, на двоих одна цель и можно долго вальсировать.
В вальсе движения одинаковые, только шаги запомнить. Посмотреть потом видео и повторить. Ничего сложного.
Правда, я немного оттоптала партнёру ноги, но для первого раза, Илья сказал, очень хорошо.
Папа позвонил, спросил, где меня носит. Приехал, когда было уже десять часов вечера.
Мы расстались с Ветром в середине парка, у «озера», в котором тонули деревья, и скользили по глади воды красивые дорожки от высоких фонарей.
Целовались. Теперь смелее.
— Пиши, Мышонок, а лучше звони.
Я усмехнулась, почему-то горько. Потому что было больно. Это чувство любви оказалось слишком сильным и тяжёлым. И мне хотелось ещё целоваться.
— А как же я сегодня? Я не буду спать с тобой? Это же ужасно! — я так расстроилась, что подумала, к папе не пойду.
— Мы поженимся и будем вместе жить, — вдруг очень серьёзно заявил Ветер. — И с папой твоим я познакомлюсь.
— Папа у меня хороший… Иногда бывает…
Я отвернулась от Ильи и побежала из парка.
Мне было невероятно хорошо и грустно. Я не могла подобрать слово к своему состоянию, нашла его в интернете. Это называется сентиментальностью. Растроганность, умиление и томление.
Меньше всего хотелось, чтобы папа узнал, с кем я была в парке. Но он всё равно узнал. Потому что я бы не смогла ему соврать.
Ночью в салоне папиного внедорожника, как в космическом корабле из фантастического фильма. Панель сверкает, сиденья, дверцы — всё в огоньках. Навигатор разговаривал, играла музыка: папин любимый джаз.
Я села на сиденье пассажира, ноги осветил неоновый свет. На брюках и обуви были чётко видны пятна от пролитого лимонада.
— С кем была? — жевал жвачку папа, спокойно выруливая на проезжую часть.
И как я не отвечу или совру? Одно дело с Тёмой врать, а скорее молчать с утра пришлось, в лицо ведь меня никто не спрашивал, где мы были и что делали. А тут папа. Папа!
— Это важно?
— Конечно. Мы же договорились, я должен всё знать.
Я посмотрела на него. Нос уточкой… «уточка» плавала на густых усах, что вливались в чёрную бороду. Губ совсем не было видно. Он бы мог красиво стричься, но специально раздражал нашу маму своим неопрятным видом. Ему это доставляло удовольствие. На руле в такт музыке постукивали пальцы с наколками, напоминающие расписные сардельки, на одной из которых нанизан золотой болт.
Это мой папочка, я ему улыбнулась. Сразу оттаял, строгости не наводил. Погладил своей лапищей по голове.