Голоса с улицы

Начали забредать старухи с «этуотер-кентсами» и отжившими свой век «филко», которые уже больше не выпускают и с которыми ничто никогда не сравнится. О’Нил был полным, мясистым мужчиной за тридцать, с грязной щеточкой усов над толстыми губами. Он носил что-то типа униформы в жирных пятнах, придававшей ему сходство с механиком автозаправки. Над карманом его жена вышила красными нитками слово «БАД». На краю верстака стояла бутылка «колы». Из перевернутого приемника горланила и завывала звонкая ковбойская музыка. Прыщавые юнцы заходили бесплатно проверить пыльные радиолампы в кульках. Девушки заходили за иглами для фонографов: О’Нил раздобыл стенд с хромированными иглами «ар-си-эй» и «рекотон-25» за четвертак. Он был буквально по уши в делах.

О’Нил был глупым, медлительным, но трудолюбивым. Эта комбинация никуда его не привела, он так ничего и не добился. Большинство приемников, которые он ремонтировал, ломались в течение тридцатидневного гарантийного срока. Он часами препирался с каким-нибудь безденежным пареньком из-за катушки переменного тока. Неделями разглаживал старые скомканные накладные, пытаясь выяснить, откуда взялись радиолампы 35Z5 и зачем они вообще понадобились. Он горбился над верстаком до четырех утра, пытаясь израсходовать все партии товаров, торчавших из расставленных вокруг четвертьпинтовых бутылочек. Целыми днями штудировал «Справочник по техническому обслуживанию» Райдера, стараясь понять, почему сбрасыватель «уэбстера-56» выключается на середине последней дорожки. Через полтора года О’Нил свернулся.

Дорогой и безвкусный магазин к югу от Сидер-Гроувс по Бейшор-Хайвей был куплен на средства, заработанные присоединением проводков к орудийным башням бомбардировщиков на оборонном заводе, а вовсе не на выручку с продажи «Ричмондского пункта». Обо всем позаботились родственники жены, у которых нашлись деньги для вложения. О’Нил обладал одним достоинством: он так часто беседовал со старухами, проверял радиолампы и препирался с прыщавыми юнцами, что научился складно говорить. Он заморочил родственникам жены голову, выпросил тридцать тысяч долларов на раскрутку и открыл «Электроприборы О’Нила». Новые магазины на Бейшор-Хайвей росли, как фруктовые киоски летней порой. В ста ярдах слева находился магазин пианино, мигавший огнями всю ночь семь дней в неделю. Напротив – гигантский магазин полезных мелочей, размером с кинотеатр. Даже бар дальше по улице выглядел, как испанский замок. Место было славное, его выбором занимался филиал Банка Америки в Сан-Матео. Фасад спроектировал сан-францисский архитектор, которого подыскал тесть. Перечень товаров – мечта любой домохозяйки: предприимчивые коммивояжеры сан-францисских фирм-поставщиков под завязку забили просторный подвал.

Через три года у О’Нила возникли серьезные проблемы. Через пять он захлебнулся. И пошел ко дну.

О’Нил был начисто лишен здравого смысла. Бывший радиолюбитель, он еще с горем пополам обращался с паяльником и генератором, но не обладал организаторскими способностями, не умел распоряжаться деньгами, и когда дело дошло до торговли, оказался слишком честным, а следовательно, плохим продавцом. Он уже готов был сдаться: оставалось лишь найти покупателя, чтобы поскорее сбыть магазин с рук.

«Электроприборы О’Нила» были единственным реальным конкурентом для Фергессона, а О’Нил был никчемным, бестолковым человечишкой. Никчемной была даже его реклама: он забывал стирать подсказки и вписывал слова «ваш магазин» там, где нужно было указывать название предприятия. «Электроприборы О’Нила» вовсе не отнимали у Фергессона прибыль: напротив, магазин на шоссе привлекал к нему покупателей – машины останавливались, люди выходили, но надолго задерживались. В конце концов, они тащились на скорости десять миль в час в Сидер-Гроувс, мечтая купить хоть что-нибудь. Деньги буквально вываливались у них из карманов, и люди согласны были приобрести даже старого пса, если его втюхивал человек с гвоздикой в петлице тщательно выглаженного костюма, с журналом учета продаж и авторучкой в руках.

Фергессон получил в распоряжение уличную городскую торговлю, старые семьи и поток машин на шоссе. Он хорошо справлялся: покупал товар подешевле и никогда не связывался с устаревшими радиолами или десятидюймовыми телевизорами. Все шло прекрасно, он преуспевал. Но была одна загвоздка: с появлением «Бел-Рекса» Фергессону пришел был конец. Уже через полгода, к Рождеству, «Бел-Рекс» мог значительно увеличить мощность «Электроприборов О’Нила», расширить ассортимент товаров в масштабах всего штата и получить неограниченные средства для инвестирования и рекламы.

Сидя в своей уютной гостиной и слушая по радио приглушенные звуки оркестра Мортона Гоулда, Джим Фергессон испугался. Его пухлое, мясистое тело охватила внутренняя дрожь. Душу бросило в холодный пот. Он не мог конкурировать с «Бел-Рексом»: это конец. Крупные сделки, буклеты, реклама по радио и в газетах… Известные марки (даже не зная, что это, мы мгновенно их узнаем), пятьдесят баксов за честную торговлю. Бесплатные гардении дамам. Бесплатная лампа с каждым проданным телевизором. Мы покупаем вагонными партиями. Покупатели от нас без ума… Приходите и грабьте. Прожекторы по ночам. Двадцать пять продавцов, все получают комиссионные – потому все бойкие, как голодные хорьки. Бесплатная доставка в любое место по всему штату. Сиюминутное ремонтное обслуживание.

– Я не ловкач, – вслух забрюзжал Фергессон.

Элис подняла голову:

– Что ты сказал, дорогой?

Фергессон нервно откашлялся и продолжил:

– Я никогда не ловчил в бизнесе. Я не умею прессинговать, могу продавать только то, во что верю сам.

Пристально посмотрев на него, Элис сказала:

– Я знаю, дорогой.

– Я не могу иметь все группы товаров! Боже, у меня есть «эмерсон», «джи-и», «уэстингхаус», «филко» и «зенит» – неужели этого мало? Чего им еще нужно? Для одного человека это потолок, – он с горечью понимал, что «Бел-Рекс» имеет все группы до одной – вплоть до «сентинела», «кросли» и «трав-лера». Полный комплект. Целые группы товаров, а не только лидеры продаж.

– Снижение цен, – буркнул Фергессон. – Купи телевизор – получишь бесплатный тостер. Бесплатный двухпроводной кабель и комнатную антенну. Боже, да я бы не смог отдать просто так даже предохранитель на десять ампер!

– Расскажи, что случилось, – сказала Элис, тревожно взглянув на него. – Ты прочитал рекламу того большого сан-францисского универмага?

– Она не такая уж безвкусная, даже стильная. Но меня убивают эти ловкие сети. Это стремление потрафить оклахомским мигрантам и черномазым. Господи, они же оптовики, торгующие в розницу! Покупают товар прямо на фабрике – это правда. Но они же покупают за день больше, чем я за целый год. Когда вещь устаревает, они выбрасывают ее в реку… У меня в подвале есть парочка «хофманов» – самых первых, что они выпускали. Ей-богу, я их еще продам.

Он вскочил и с несчастным видом зашагал по комнате. «Либо ты растешь, либо сжимаешься». У него не было выбора: если он хотел остаться на плаву, придется купить «Электроприборы О’Нила». Проклятый О’Нил – зачем он только построил этот магазин? Лучше бы оставил на его месте травяной газон, заваленный пивными банками и заплесневелыми газетами.

– Знаешь, – хрипло сказал Фергессон, – может, зря я вообще занялся радиотехникой? Погляди, как все вокруг изменилось – все уже не так, как прежде. Сплошь телевизоры, большие цветные экраны, черно-белые кинескопы, сверхвысокие частоты… В былые времена у нас были только пятиламповые супергетеродинные приемники – и все. А тут высокое качество звучания, всякие специальные штучки. Пятнадцать килогерц – музыка для птиц. Катушки сопротивления, магнитофоны – с ума сойти можно! ЧМ-тюнеры – одно расстройство.

– Все устаканится, – терпеливо сказала Элис. – Радуйся, что ты занимаешься не грамзаписью. Тогда пришлось бы иметь дело с разными скоростями, долгоиграющими пластинками и теми пончиками «ар-си-эй-45» с большими дырками.

Фергессон пробрался на кухню и взял из холодильника второе пиво. Руки у него тряслись – шишковатые, мозолистые руки с короткими пальцами и темными ожоговыми шрамами на запястьях: он часто засовывал их во включенные радиоприемники…

– Этот придурок О’Нил, – злобно сказал он. – Все продаст и получит денежки. Видать, откроет на них большой бордель с неоновой вывеской и наклонным стеклом на фасаде.