Голоса с улицы
Шрифт:
Последовало бурное, затяжное обсуждение. Хедли дремал. Доводы, сердитые возгласы, внезапные брызги слюны и шлепки. Он продолжал спать: все это происходило где-то далеко. Наконец, решение было принято.
– Я возьму его к себе.
– Вот сучка, вечно тебе везет.
– Ей всегда фартит.
Чья-то рука мягко, но настойчиво дотронулась до шеи Хедли.
– Пошли, милый. Пора уходить. «Рельс» уже закрывается.
Другие руки помогли его разбудить.
– Иди с ней. Она за тобой поухаживает.
– Пошли, милый.
Хедли открыл глаза. Рядом с ним
– Пошли со мной, милый. Я позабочусь о тебе.
– Еще бы, – в один голос подхватили остальные.
Хедли неуверенно сполз с табурета. Его повели под руки: крошечный юноша с каштановыми волосами крепко схватил за предплечье. Хедли вывели из бара, мимо шумной толпы элегантных парней. У двери он резко остановился и сказал:
– Нет.
Внезапное волнение и испуг.
– Что такое?
– Не бойся, – быстро вмешались другие. – Томми позаботится о тебе. Накормит и выходит.
– Да, выходит.
– Он уложит тебя в постель и поухаживает за тобой.
– Он уложит тебя в постель, и ты сможешь объедаться конфетами, спать и поправляться, и тебе больше никогда не придется ничего делать.
– Нет, – повторил Хедли. – Уберите на хер свои жидовские лапы.
– Что он говорит?
– Что говорит наш сладенький?
Хедли тупо стоял на своем. Он не ослышался? Они действительно это говорили? Хедли встряхнул головой, но она так и не прояснилась. Все было туманным и неопределенным. Стройные, красивые фигуры колыхались и мельтешили. Лица, стены бара – все это отступило и померкло, а затем нехотя вернулось вновь. Хедли попытался их как-то закрепить, но они оставались мучительно иллюзорными. Даже пол под ногами был мягким, как желе. Жидким и текучим.
– Отвалите! – гаркнул Хедли, резко развернувшись и высвободив руки. – Прочь от меня!
Его буйство напугало их. Они ретировались машущей крыльями, кудахчущей стайкой и встали в паре футов безопасным полукругом. Юноши стали настороженно ждать с горящими глазами. Зашушукались голоса. Бледные руки мелькали, ни на миг не останавливаясь.
– Не отпускай его, – сказали голоса. Парня по имени Томми подтолкнули вперед. – Не дай ему уйти. Он клевый. Взгляни на его миленькую мордашку. На его светлые волосы. Маленькие губы. Голубые глаза. Томми, он уйдет! Твой любовник хочет уйти!
– Совсем он не симпатичный, – возразили другие голоса, – а одутловатый. Взгляни на его глаза. Красные, как у курицы.
– Но какая славная пухлая курочка.
– Чересчур пухлая. Он слишком мягкий.
– Как тесто. И липкий.
Голоса сердито повысились.
– Нет! – послышались протесты. – Перестаньте говорить так! Это неправда!
– Он слишком похож на девчонку. Он всего-навсего гадкая испорченная девчонка.
– Он бездельник, – хором подхватили другие. – Безмозглый лентяй.
– И он бросил жену.
– Да, он сбежал со шлюхой. Потерял работу, бросил жену и ударил лучшего друга. А еще он оставил и запер в машине своего
несчастного ребеночка.– Он конченый человек. Он не смог удержаться на вшивой должности какого-то продавца.
Голос возразил:
– Он сам уволился!
– Он не смог удержаться даже на такой убогой работенке. Он оказался недостаточно хорош для этого.
– Он оказался слишком хорош. Он не создан для подобной работы. Взгляните на его руки. Он художник. Взгляните на его лицо. Он незаурядная личность. Он возвышенный. У него благородное лицо и руки. Он рожден для большего.
– Он не способен зарабатывать на жизнь и содержать жену.
– Эту надутую жабу? Да кому захочется ее содержать?
– Она висела, как камень у него на шее. Он должен стремиться к лучшему. Он рожден не для этого.
– Для чего же он рожден?
– Томми, подумай, для чего он рожден. Подумай, лучше ему будет с тобой или хуже?
– На всю жизнь.
– До гробовой доски.
Хедли нашел дверь и протиснулся в нее. В лицо ударил порыв зябкого ночного ветра, и у Хедли перехватило дух. Ветер яростно овевал его, пока он торопливо шагал прочь от двери по серому бесшумному тротуару.
Следом за ним повалила толпа. Светящиеся, неярко белеющие фигуры. Бледные и восковые. Они носились вокруг, мечась и соприкасаясь, точно гонимые ветром листья. Фосфоресцирующие ночные листья.
– Не уходи! – слабо крикнул один.
– Вернись! – жалобно запричитали голоса.
– Останься с нами!
– Ты один из нас!
– …один из нас…
Световые зайчики заплясали, и их унес ночной ветер. Волшебные жезлы скрылись в зябкой темноте, когда Хедли свернул за угол и побежал, куда глаза глядят. Он был единственной живой душой. Пустынные, безлюдные улицы. Большие заброшенные здания. Порожнее небо над головой. Далекие звезды. Ветер хлестал в лицо, пока Хедли мчался с распахнутым ртом и прикрытыми глазами, судорожно глотая воздух.
Он бежал, как безумный, еще раз свернул за угол и выскочил на середину улицы. Хедли мчался все быстрей и быстрей. За спиной нарастал громкий шум. Оглушительный гул, который вдруг усилился с пугающей внезапностью. Неожиданно Хедли озарил свет, и его силуэт словно выгравировали на темной стене здания.
В смущении Хедли остановился. В ушах стоял рев. Громовой грохот, смешанный с пронзительным воем. И яркий свет. Хедли ослепили. Он двигался в застывшем полукруге, заслоняя руками глаза…
Что-то ударило его, и он невесомо, бесшумно полетел по ночному небу. Крошечный уголек, подхваченный ветром и несущийся в темноте. Хедли ничего не чувствовал – ни шума, ни веса.
И даже когда он приземлился, не было никаких ощущений – лишь смутное осознание, что он больше не движется. А затем все, что осталось от него, растворилось в темноте. Только пустота и бесконечный бесформенный мрак, в котором он уже когда-то пребывал.
Хедли медленно проснулся. Все было странным. В минутном приступе паники он попытался выяснить свою личность. Кто он? Где находится?..