Голован
Шрифт:
Мы знаем: никто из нас не вернется. Ни один участник экспедиции больше никогда не шагнет на скукоживающийся с каждым годом осколок былой Империи. Это, вообще-то, безальтернативно, если рассуждать логически. Но человек — удивительное существо: изобретя логику, он относится к ней, как и положено относиться к тому, что вышло из головы, — исключительно как к игрушке. А ведь игрушку можно отбросить прочь, если припечет. Вот мы и отбросили. Разум твердит: никто из нас не вернется в цивилизацию. Но ни один из нас в это не верит. А верит в то, что случится чудо. «Пусть другие вокруг мрут, как
Приблизительно так думают все. По крайней мере, те, кто прибыл с севера. О носильщиках из местных ничего сказать не могу. Скорее всего, даже после атомной бойни средняя продолжительность жизни у нас выше, чем у них здесь. А потому смерть для аборигенов дело более житейское. Не трагедия вовсе, так, пустячок. А вот нас цивилизация избаловала.
Если бы волшебным образом ныне можно было вернуть время вспять, в тот миг, когда в мою жизнь вклинился Жуж Шоймар. Тогда… О Выдувальщик Сферы Мира! Да ни за какие коврижки я бы не согласился идти в эту экспедицию. И других бы отговорил. Больше того, лично пошел бы на прием в Департамент Науки и убеждал бы тамошних не пускать Жужа Шоймара никуда. А лучше вообще упечь данного профессора куда-нибудь в психлечебницу. Пусть на нем опыты ставят, проверяют новым оборудованием. Ну, так говорят. Ходят слухи. Мол, именно потому психбольницы и открыли по-новой, хотя лишних средств у государства нисколечко. Мол, на психах отрабатывают какие-то новаторские штуковины. Возможно даже, оружие.
О Творец Сферы Мира! Как много бы я дал, чтобы попасть из этих лесистых топей в такую вот лечебницу. Пусть ставят опыты, пусть мастырят электроды к голове, пусть пичкают таблетками. Зато там можно спать в сухости и ходить без двойной противомоскитной сетки.
И еще больше, уже совсем все, я бы отдал за возможность прижаться к жене и обнять своих детишек. Раду, Гая, и… вдруг уже досрочно родившегося маленького Дара, мою копию. Или Офию, если все-таки девчонка. Ведь Ринка предложила назвать в честь бабушки и моей мамы. И правильно. О Мировой Свет! Как ты себя чувствуешь, Ринка? Как протекает беременность, если все по срокам? Ничего не узнать. Хотя у Шоймара в распоряжении сверхновейшая рация. Почему нельзя побеспокоить далекие штабы насчет здоровья семьи? Я член экспедиции или какой-нибудь прикупленный по дороге раб?
Вообще-то мы все здесь рабы. Нам никуда не деться и никуда не уйти. Нам даже не требуются ошейник и кандалы. Ведь мы — рабы своей дурости, своей глупой тяги к приключениям. Мало тебе было приключений на фронте, бывший штаб-врач Дар Гаал? По-видимому, мало.
Ну так получи сполна, раб своей глупости Дар!
Возвратившийся туземец был напуган до смерти. У него буквально зуб на зуб не попадал, а глаза округлились и выглядели, как у сумасшедшего.
— Ап-татата, ап-татата, — вот единственное слово, которое он повторял на все расспросы.
— «Собаки», то есть даже «большие собаки», — любезно перевел для нас Дьюка Ирнац. Да впрочем, мы уж и без того догадались.
Беглого
марайи скрутили, разжали челюсти и влили граммов сто коньяку. Местные аборигены непривычны к столь суровому спиртному, они пьют разве что перебродившее кокосовое молочко, так что подействовало почти мгновенно. После чего все же удалось выколупать из бедолаги хотя бы некоторые подробности.— Большие собаки напали и съели его друзей, — перевел Дьюка Ирнац. — Сам Каби (это он) бросил нож и убежал.
— Конечно, когда добро не твое, то можно и бросаться, — посетовал наш штатный повар Табор Ибль, у которого эти герои уволокли профессиональный инструмент.
— Спросите его, Дьюка, это были голованы? То есть собаки с круглыми головами? — поинтересовался я.
— Он не очень понимает, — пожаловался охотник-проводник. — Нет у нас общего обозначения. «Собаки» — они собаки и есть.
Тогда я не поленился, извлек из рюкзака свою книгу по кинологии и нашел нужную страницу. Когда я продемонстрировал аборигену картинку, он снова перепугался. Потом энергично закивал. Правда, на меня он теперь смотрел, как на настоящего колдуна. Я вырос для него в ранге.
— Все-таки голованы, — констатировал я очевидное.
— Да, именно этот вид собак, — кивнул Дьюка Ирнац и подвел еще один итог. — И они не дадут нам уйти за просто так.
— А мы что, собирались возвращаться? — несколько возмутился Жуж Шоймар.
— Я просто для примера, начальник, — невесело ухмыльнулся мастер-проводник. — Но судя по разложенным скелетам, впереди ничего хорошего они нам тоже не обещают.
— Это всего лишь собаки, животные, — сообщил профессор. — Жизнь стаями, как видим, их кое-чему научила, но все же не стоит приписывать им совершенно дьявольские качества.
— Да уж, песики занятные. — Ротмистр сплюнул под ноги. — С ними придется туго.
— Охрана, разумеется, должна быть на уровне, — кивнул Шоймар. — Но нас все же больше, чем трое босых марайя, и у нас полно оружия. Уверен, отобьемся, если что.
— Неплохо бы знать их численность, — выразил мысль вслух Маргит Йо.
— Еще скажите: «их тактику и стратегию», — повернулся к нему Шоймар. — Не приписывайте животным все человеческие качества подряд, ротмистр. Тем более, качества цивилизованного человека. Не думаю, что у них имеется генштаб. В конце концов, даже этот марайя — Каби — и то сумел от них уйти безнаказанно. Правильно?
— И кстати, интересно бы знать, почему? — снова подумал вслух гвардии ротмистр.
— А может быть, они — эти голованы — дали ему уйти намеренно, чтобы он передал нам, кто напал? — предположил Ирнац.
— Вздор, Дьюка! — отмахнулся Шоймар. — Просто случайность. Животные все же, хищники. Набросились на добычу и забыли об остальном. У них же холодильника нет — зачем им мясо складировать?
Наш начальник явно пытался шутить, но шутка не удалась — слишком зловеще она звучала.
— Ладно, во всем есть один положительный момент, — сказал охотник-проводник. — Больше из лагеря не то что раб, вообще ни один туземец не сбежит.
С этим нельзя было не согласиться.
Мы спорим, может ли такое быть инстинктивным поведением? Вопрос волнует всех, так что высказываются не только зоологи и доктора, но и чуть ли не все подряд. Маргит Йо, например, в полной убежденности, что разумом эти собачки все же не обладают. Дескать, не может быть, потому что не может быть никогда. Моим аргументам и случаям из собственной военной практики он явно не очень поверил. Но будучи все же человеком адекватным, в конце концов, дня через два диспутов, вывел — кажется, чисто для себя одного — некую теорию, все и вся объясняющую.