Головоломки
Шрифт:
Бородатый швейцар в ливрее у входа широко улыбнулся ему, словно старому знакомому, и раскрыл перед ним дверь. И не спросил, куда он прется и к кому, как это непременно сделал бы швейцар у нас, подумал он, входя в прохладный вестибюль. И никакого пропуска тоже не надо было предъявлять. Шикарно живут буржуины!
Пройдя в вестибюль, он окунулся в море голосов и самых разнообразных звуков. И здесь его ждал еще один сюрприз. Он явственно слышал, что собравшаяся здесь толпа говорит, по меньшей мере, на пятнадцати разных языках, но, между тем, он понимал все до единого слова. Никогда прежде не был он полиглотом, да и особых способностей к языкам не имел, с достаточным трудом осилив обязательный в Академии английский, поэтому испытал легкий шок удивления. Который, впрочем, почти сразу прошел. Очевидно, он действительно стал привыкать к роившимся последние два года вокруг него чудесам.
Одновременно он подумал, что
Не желая толкаться в толпе, он встал у стены неподалеку от входа и принялся неторопливо осматривать толпу, пытаясь вычислить, осознать, почувствовать нужных ему людей.
На электронном табло высоко на стене в очередной раз сменились минуты, показывая 11.58, и пошли меняться скачками-толчками более мелкие и быстрые секунды. И тут он засек сразу троих своих подопечных, далеко, через весь вестибюль, в противоположном углу. Найдя запах их мыслей — по-другому он не мог назвать-объяснить охватившее его чувство, — он уже не боялся его потерять, и стал шарить глазами, пытаясь войти с ними в визуальный контакт. Двое мужчин и женщина. Разных лет, но не слишком молодые и не слишком старые. Женщина чувствует себя неважно — у нее начались сегодня месячные. Мужчина постарше озабочен какой-то своей карьерой, впрочем, имея в виду отдаленную перспективу, не связанную с нынешними делами. Второй же, как ни странно, закрыт наглухо, словно запакован в деревянный футляр. Или гроб.
Он никогда не встречал такого и невольно заинтересовался этим феноменом. Мелькнула даже мысль попытаться пробить футляр-защиту, чтобы посмотреть, что прячется под ней, но он сразу же отмел ее прочь. Незаметно это не провернуть, а настораживать их загодя не было смысла. Еще откажутся от своей затеи или перенесут на будущее, и останется он на бобах со своим любопытством.
Странно, подумал он, что их двоих «прозрачных» ни один не думает о том, что они собираются делать всего лишь полсуток спустя. Они что, исполнители, которых используют «в темную», и сами не знают, чем занимаются? Очень похоже на то. Весьма похоже. Ключи, вероятно, находятся у «человека в футляре», которого незаметно не расколоть. И есть еще один, который пока далеко, но направляется сюда. Решительный. Властный. Командир. Скорее всего, он у них главный. Он не закрыт в «футляр», но и не совсем «прозрачный». Есть какие-то островки, изолированные, замкнутые, затуманенные. Поработал над этим явно кто-то извне — «человек в футляре»? — так что ключей к этим островкам и «командира» нет и быть не может. А лезть напролом опять-таки не стоило.
Жалко, мысленно вздохнул он. Многое бы прояснилось, если бы он прочитал «человека в футляре». Жалко, нельзя. Опять придется действовать, полагаясь только на интуицию, внутренний голос и — Головоломки. Впрочем, к этому он тоже уже начал привыкать.
Он усмехнулся, подумав о странном союзе между ним и непонятными предметами — предметами ли? Временами ему казалось, что Головоломки живые. Но как бы там ни было, Головоломки — лишь средство для достижения им целей.
Да, они помогли ему, как не мог помочь никто другой на всем свете. Они превратили его из почти совершено беспомощного калеки снова в действующую боевую единицу. Он был уверен, что стоит лишь захотеть, и он легко минует все медицинские препоны и сможет вернуться в отряд. Воль только возвращаться уже не хотелось. Для него уже не было смысла опять тратить годы и десятилетия, исполняя чужие приказы, чтобы сделать жизнь людей и страны чуть лучше. Совсем чуть-чуть, практически, незаметно. Нет, уже сейчас он способен на большее, а по мере того, как будет решать Головоломки, будет постепенно получать все новые возможности и когда-нибудь сможет, шутя и играя, изменить жизнь на всей своей планете, создать на Земле настоящий рай и коммунистическое будущее, чтобы дети не умирали с голоду, чтобы не плакали женщины и не умирали в войнах мужчины. И ради такой цели стоило отказаться от всего, что было дорого ему в прошлой жизни. Ради всеобщего счастья стоило потерпеть и помучиться, стоило даже смириться, впуская в себя «крокодила», и еще наверняка много с чем, что встретится ему в дальнейшем. Потому что цель может быть только одна — долгая и счастливая жизнь для всех людей на Земле. В перспективе — бесконечная счастливая жизнь.
И ни разу он не задумался над тем, его ли это цель и его ли это мысли. Как он не думал, что Головоломки — раз уж они живые — могут иметь свои цели, отличные от его собственных. Он не думал над
этим, потому что Головоломки не позволяли ему над этим подумать.«Командир» уже подошел к вычисленной им ранее троице и что-то стал говорить им. Одновременно с этим он оторвался от стены и пошел через вестибюль, не толкаясь, но ни на секунду не останавливаясь, в противоположный угол, поближе к своим подопечным, чтобы подстраховать их, если придется. Потому что секунду назад пришло понимание — сейчас в вестибюле что-то произойдет.
Глава девятая
«У Лукоморья дуб зеленый…»
Лукоморье: «залив моря», уже др. — русск. лукоморие (Хож. игум. Дан. 5). От *loka «изгиб» (см. лука) и море; ср. также из луку моря
«… Обратимся к содержанию былины. Соловей Будимирович приплывает на Русь из города «Леденца», из земли «Веденецкой»:
Из-за славного синя моря Волынского, Из-за того Кодольского острова, Из-за того лукоморья зеленова…… Таким образом, географические названия былины о Соловье Будимировиче, в целом, на наш взгляд, подтверждают мысль о путешествии этого героя на Русь из балтийско-славянских земель. Соловей Будимирович плывет из «земли Веденецкой» (Венедской), по пути проходит мимо «острова Кодольского» (Готланда), к побережью «Вирянского моря» (Финский залив), где лежит эстонский город «Леденец» и далее по Днепру добирается до Киева. Былина точно фиксирует путь, каким балтийско-славянские мореходы добирались до берегов Восточной Европы…»
21 июня 1983 года
Расчет на то, что к полудню, когда объект должен зачем-то обязательно появиться в вестибюле гостиницы, там будет мало народа, похоже, не оправдывался. Они бродили среди толпы, которая и не думала рассасываться. Было уже одиннадцать тридцать пять утра, а толчея в вестибюле «ACARA Das Antares Penthousehotel» была почти как в московском метро в час пик. По крайней мере, так это представлял себе Серегин, никогда не бывавший в Москве.
С рассеянным видом «нашего» туриста, впервые попавшего в загранку, Серегин неторопливо прохаживался по обширному вестибюлю, присаживался то тут, то там на диванчики и пуфики, заглядывал в углы, где стояли высокие фикусы в горшках. Со стороны его действия казались чисто случайными — ну, некуда человеку время девать, ждет он кого-то, кто должен прийти еще не скоро, вот он и шляется из угла в угол. И только очень внимательный наблюдатель мог бы заметить, что все перемещения Серегина подчинены жесткой схеме, а сам он то и дело притрагивается к мочке уха и беззвучно шевелит при этом губами. Но для таких дотошных наблюдателей у Серегина в кармане лежал «полог внимания», который мог отвести глаза любому.
Любому, кроме объекта, в который раз за сегодняшний день подумал Серегин. Мы понятия не имеем о быстроте, интенсивности и глубине изменений, которые артефакт производит у своего владельца. Может, искомый Олейников-Свиридов давно уже не человек, а супе-пупер-мэн, читающий мысли и прочее, которому наш «полог» и прочие штучки нипочем. И, возможно, пока мы ищем его, он давно уже вычислил нас и наблюдает из какого-то укромного местечка, выжидая удобный момент, чтобы нейтрализовать нас раз и навсегда. Просто, чтобы не докучали…
Серегин достал платок и в который уж раз вытер вспотевший, несмотря на работающие в вестибюле конденсаторы, лоб, заодно, притронувшись к мочке уха, включил рацию.
— Первый, я третий, — шепнул он, беззвучно шевеля губами. — Объекта по прежнему не вижу. Может, мы его просто не узнаем?
— Спокойно, третий, — послышался в скрытом наушнике спокойный, чуть ироничный голос Вольфрама. — Объект будет здесь в полдень, но никто не обещал, что он появится заранее. Когда ты увидишь его, то узнаешь наверняка.
Серегин исподтишка вздохнул. Ему бы эту непробиваемую уверенность командира.
— Доложи еще раз о своих действиях, когда опознаешь объект, — продолжил Вольфрам.
— Доложить о местонахождении объекта вам, дождаться подтверждения, что вы его приняли, после чего немедленно покинуть вестибюль и ожидать дальнейших распоряжений на улице, не ближе пятидесяти метров от гостиницы. Если в течение получаса таковых не последует, возвращаться к себе и связаться с Центром, — без запинки оттарабанил Серегин. — Но я не понимаю, — тут же добавил он.