Голубь над Понтом (сборник)

Девушки молчали.

– Не знаете? А не трудно отгадать.

Злат самодовольно улыбнулся, гордясь своим умом, хотя эти загадки не сам придумал, а услышал от того же отрока Даниила.

– Вода, – сказал он.

Это было непонятно.

– Вода за день из моря и рек на десятую часть от солнца высыхает, а ночью, когда солнце спит, снова на столько же прибавляется. Поэтому и не уменьшаются реки, питаемые дождями, и море не убывает в глубине и не отходит от своих берегов.

Подружки опять переглянулись, пораженные догадливостью и книжной мудростью этого человека, который столько видел на земле.

– Теперь скажи нам третье гаданье, – попросила Настася.

– Царица спросила меня, что слаще всего на свете.

– Мед? – в один голос ответили подруги.

– Так и я сказал. Но царица нахмурила соболиные брови и сказала, что я не отгадал.

– Что же слаще всего на свете? – спросила Любава.

– Любовь. Царица велела, чтобы мне голову отрубили. Меня схватили ее слуги и бросили в темницу.

Любава от волнения закрыла рот рукою, точно хотела удержать крик своей души. Все это была сказка, и в то же время ее любимый ходил как на острие ножа.

– Темница в Корсуни – высокая каменная башня. Только одно оконце в ней за железной решеткой.

– Невозможно убежать оттуда? – волновалась Любава.

– Мышь не может ускользнуть из этой башни, так стерегут ее греческие воины. Там я томился семь дней и семь ночей. На восьмой день взял гусли и запел печально. В тот час мимо темницы проходила дочь царицы, красивая, как ангел. Она услышала мое пение, сжалилась надо мною и подкупила стражу. Мне передали веревку. Когда уже луна взошла над спящим городом и все уснули, я выломал в оконце решетку и спустился с огромной высоты на землю. Здесь ожидала меня царевна с волосами, как лен, с глазами, как бирюза на мече у князя Ярополка.

Обнимая одна другую, девушки ждали продолжения. Но Злат сам не знал, как теперь выбраться из дебрей запутанного повествования. Он забрался слишком далеко.

– Что же случилось потом? – добивалась Любава.

– Что случилось…

– Как ты поступил с царевной?

– Я взял ее на руки и понес на свой корабль, а царица послала против нас половцев, и тогда была кровопролитная битва. Я убил половецкого хана.

– А после битвы что было?

– Что же было дальше…

Злат заложил руки за голову и, глядя на облака, старался придумать что-нибудь.

– Я заманил хитростью царицу на корабль, сказав ей, что она может выбрать любые меха. Она явилась со своими вельможами. Тогда я велел поднять парус и увез ее в море.

– А царевну?

Злат подумал немного и ответил:

– Царевну? Ее я отпустил.

– Что же с царицей сталось?

К счастью для отрока, у которого окончательно иссяк источник вдохновения, а руки тянулись к Любаве, в роще послышалось гнусавое пение. До слуха донеслось:

Течет огненная река Иордан от востока на запад солнца, пожрет она землю и каменье, древеса, зверей и птиц пернатых.

Голоса приближались и делались более устрашающими:

Тогда солнце и месяц померкнут от великого страха и гнева, и с неба упадут звезды, как листы с осенних древес, и вся земля поколеблется…

Теперь можно было рассмотреть, что среди деревьев идут три странника в монашеском одеянии, с посохами в руках. Когда они подошли поближе, по их красным носам стало отчетливо видно, что все трое любители греческого вина и не очень соблюдают монашеские посты. Один был высокий, двое других пониже. У всех трех на головах виднелись черные скуфейки. Приблизившись, странники остановились, и тот, что казался повыше других, дороднее и, видимо, даже почитался двумя остальными за наставника, произнес:

– Благословен господь!

Девушки смотрели на монахов со страхом и почтением.

– Куда направляете стопы, святые отцы? – спросил Злат.

– В град Иерусалим, – ответил высокий инок.

Злат удивился:

– Откуда же вы шествуете?

– Из Воиня, на реке Суле.

– Давно ли вы идете в святой град?

– Второе лето, – отвечали хором странники. – Второе лето.

Злат почесал в затылке.

– По этой дороге вы никогда не дойдете до Иерусалима.

– Почему так? – недоумевал высокий.

– Вы идете на полночь, а Иерусалим лежит на полдень. Поверните вспять и тогда достигнете своей цели. Или попросите купцов, чтобы вас в ладье до моря доставили. В Корсуни вы сядете на морской корабль и поплывете в Царьград. Но Иерусалим стоит еще дальше, за великим морем.

Так говорил гусляру Даниил, любимый отрок князя Ярополка.

Очевидно, такой путь в настоящее время монахов не устраивал. Те, двое, что были пониже, помалкивали, но высокий ответил:

– Мы в Переяславль пришли, чтобы благословение взять у епископа и путевую грамоту к патриарху.

– Тогда ваш путь правильный. А что за Сулой слышно?

– За Сулой торки шумят, хотят реку перейти.

– Какие торки?

– Что на княжеской службе.

Злат встрепенулся и вскочил на ноги.

– Сидит в Воине бездельный воевода и только пироги ест, а вести о том, что там творится, не подает. Важную новость вы принесли, отцы.

– Всюду ходим, и если увидим что, примечаем, – ответил один из монахов, опираясь на посох.

– Пойдемте к посаднику. Расскажете ему обо всем.

Монахи изобразили на лицах неудовольствие.

– Нам к епископу, дорога, а не к посаднику.

– Сначала к посаднику. Большие дела творятся на Суле. Как зовут тебя, отец?

– Лаврентий.

– Пойдем, отец.

Злат ушел, и за ним поплелись монахи. Когда все они скрылись за деревьями, Любава закрыла лицо рукавом белой рубашки и расплакалась.

– Что с тобой? – удивилась верная подруга.

– Царицу на корабль заманил…

Но Настася всплеснула руками:

– Не плачь, глупая. Ничего этого не было. Разве ты не знаешь, что люди, играющие на гуслях, первые лгуны на свете?

29

Последний дуб у дороги, сто лет тому назад, еще при великом князе Владимире Святославиче, искалеченный страшной бурей и обожженный молниями Перуна, но все еще полный величия в своем зимнем уборе, медленно уплыл во мглу. Время приближалось к вечеру. Мономах подумал, что еще немного часов – и он будет в теплой горнице, увидит сына и молодую сноху, попробует горячей пищи. Но на ум по-прежнему приходили печальные мысли, и прошлое никак не хотело оставить его душу в покое.