Голубая бусинка

— Ещё бы! Вот мне, например, хотелось бы иметь новую куклу!..

— Ну знаешь! Этакую чепуху!

— И вовсе не чепуху! И в конце концов бусинка-то моя!

— Ну, твоя, твоя, — вздохнул Петрик. — Да я для себя ничего и не хочу, я только говорю, что даже если и для тебя кукла — это далеко не самая важная вещь. Ведь куклу всегда можно купить! Правда?

— Можно, — и Каролинка со вздохом спрятала коробочку с бусинкой в карман, — конечно можно. Я ведь взаправду об этих вещах и не думаю. И о кукле сказала просто так… Если бы я подумала, то попросила бы что-нибудь поважнее.

— Гм! Вот с невидимками это у нас здорово получилось! — отдавая дань вчерашнему, пробормотал Петрик и даже ухмыльнулся во весь рот. — Как ты думаешь, — прибавил он через минуту, — от такой невидимости она сильно бледнеет?

— Не думаю, может, даже и не очень сильно, но только нам-то нельзя всё время оставаться невидимыми!

— Если бы это пригодилось для чего-нибудь невероятно важного, тогда ещё можно было бы, правда?

— Ну, понятно, ради чего-нибудь важного, можно было бы…

— Пока мы ни о чём просить не будем, — решил Петрик. — Пока не случится что-нибудь необычайное, верно? А сейчас, знаешь что? Пойдём кататься с горок!

— Не могу я, — спохватилась вдруг Каролинка, — сегодня я надела новое платье, и тётя Агата очень рассердится, если я его сразу же выпачкаю.

— Тогда пошли на качели!

— Хорошо! Только не сильно раскачивай!

— А ты что — боишься?

— Ничего я не боюсь, но тогда у меня из кармана может вывалиться коробочка с бусинкой.

— А! Правда! Придётся быть осторожными.

На площадке с качелями они застали уже Лешека и Яню, а затем подошли и Дорота с Агасей. Вслед за ними приплёлся и Вальдек. Только он был какой-то странный — совершенно не баловался и не задирал, как обычно, всех и каждого, а молча поглядел на всех, а потом присел на качели, повесив голову.

— Ну, как Лешек? Покачаемся? — весело спросил Петрик.

— Покачаемся, — кивнул Лешек, но как-то вяло, как будто сонный или очень расстроенный.

— Ну! Яня! — командовал Петрик. — Садись с Лешеком на одну сторону, а мы с Каролинкой — на другую — накатаемся на целое лето! Лешек, что это ты сегодня какой-то странный? Сердишься, что ли? Ну, говори!

— А чего мне сердиться? — пожал плечами Лешек. — Только грустно мне. А у тебя разве нет забот?

— Есть. Только откуда ты знаешь о моих заботах? — удивился Петрик. Неужели Лешек узнал каким-то образом о бусинке?

Петрик оглянулся на Каролинку, но та была занята разговором с Яней.

— Как же мне не знать о твоих заботах! — возмутился Лешек. — Все на нашей улице расстроились из-за этого.

— Каким образом? Как это все расстроились? — пробормотал окончательно поражённый Петрик.

— А как же. Всем обидно, что мы уже больше не сможем сюда приходить. Лешек был очень огорчён.

— Конечно, если кто выезжает на каникулы, тому и так будет неплохо. А как же тем, которые на всё лето остаются в городе? Тут было очень здорово! Даже ещё лучше, чем в деревне. Потому что и играть можно, и от дома близко. И маме за нас не приходится волноваться! А теперь что будет?

— Как это — что? Ничего не понимаю, — хлопал глазами Петрик. — Я ничего не знаю. О чём ты говоришь?

— Да ты что — с луны свалился, что ли?

Или разучился читать?

— Нет, не разучился, — рассердился Петрик. — А ты, вместо того, чтобы болтать всякие глупости, лучше сказал бы сразу, в чём дело!

— В чём дело? Дело в том, что завтра сад закрывается. Теперь тебе ясно? Сегодня мы здесь играем в последний раз, а он ещё спрашивает, в чём дело!

— Как это «в последний раз?» — удивилась Каролинка. — Что это значит?

— Что значит, что значит, — передразнил её Лешек.

Таким он никогда не был, даже непонятно было, какая муха его укусила.

— Лешек, Яня, говорите же толком, в чём дело! Почему это «в последний раз?!»

— Пойдём, сам увидишь, — сказал Лешек и, соскочив с качелей, схватил Петрика за руку и потащил к выходу. Тут всё ещё толпились люди, читавшие прибитое к ограде объявление. Вслед за мальчиками прибежали и Каролинка с Яней.

Читайте! — драматически произнёс Лешек.

С 15 июня сад будет закрыт.

На этом месте будет построен большой ресторан.

Подпись: Президент Города.

— С пятнадцатого июня, это значит — когда? — спросила Каролинка.

— Не знаете когда?! — возмутилась мамаша, державшая за руки двоих детей. — С пятнадцатого — это значит — с завтрашнего дня! Что значит, что уже завтра моим детишкам негде будет играть!

— Хе-хе, зато можно будет здесь прилично пообедать, — вмешался в разговор какой-то толстяк. Но женщины не дали ему продолжать.

— Вот и моим детям тоже придётся всё лето слоняться по грязному и тесному двору! — кричала ещё одна мамаша. — Что же это за решение такое, дорогие мои, почему так обижают ребятишек?!

— И куда же теперь деться нашей детворе? — возмущался чей-то папаша. — Мой мальчик с радостью целыми днями играл бы в индейцев. А, скажите на милость, разве можно прилично играть в индейцев в комнате?

— Да какое там! Конечно нельзя, — откликнулись все.

— Так что же нам делать? — спросила дама с ребёнком в коляске.

— Как это — «что»? Нужно бы сходить к Президенту Города и рассказать ему обо всём! — раздались голоса.

— А где же искать этого Президента?

— Понятно — в ратуше, — сказала старушка, провожавшая в сад своего маленького внука.

— Да, но пустят ли нас в ратушу? — спросил какой-то худой господин в очках. — Я слышал, что к Президенту очень трудно попасть.

— Для этого, кажется, нужно пройти через сто семнадцать комнат! — сообщила по секрету толстуха с ребёнком на руках. — Я слыхала об этом от моей тётки, которая убирает некоторые из этих комнат. А в каждой из них сидит по меньшей мере один чиновник, а часто по двое и по трое. Все они по очереди спрашивают, зачем вы идёте к Президенту. Или даже велят писать это на большом листе бумаги.

— Притом — без клякс и без ошибок, потому что иначе не принимают, — добавил худой господин в очках.

— Да, а кроме того требуют, чтобы к такой бумаге, которая называется «заявление», были ещё и приложения.

— А что это такое — приложения? — заинтересовалась Каролинка.

— А разные такие вещи, которые прилагают к этому заявлению, — продолжала объяснения толстуха с ребёнком.

— Ну, хорошо, — вмешался на этот раз Петрик, — а если кто-нибудь с помощью орфографического словаря всё-таки напишет без ошибок это заявление, что тогда?