Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Сердце у Кинского билось так сильно, что он слышал, как оно стучит. Он готов был поддаться искушению и окликнуть ее: Ева! Ева! Вот бы она удивилась! Но тут кто-то начал подниматься по трапу, шаркая ногами, тяжело дыша и отдуваясь. Обойдя Кинского, человек поплелся по палубе и заслонил собой Еву и ее собеседника. Кинский услышал, как Ева окликнула незнакомца. Тот остановился, а потом тяжело опустился в плетеное кресло. Ева заговорила с ним на превосходном английском языке.

Да, это была Ева! Когда он ее открыл, она с грехом пополам говорила по-немецки. А теперь она говорит и поет на английском, французском

и итальянском языках. Ей все удается! Она стала великой певицей и даже — чего от нее никто не требовал — великосветской дамой. А все же — и это правда! — она его творение, его творение, пело у Кинского в душе!

Он услышал голос Уоррена, который появился на палубе в обществе приземистого седоволосого человека, и, быстро спустившись вниз, скрылся с ним куда-то в глубь корабля.

Его творение! Его творение! Великим и прекрасным стало его творение!

Теперь, когда красивое и волевое лицо Евы ожило в нем, он вдруг почувствовал смятение и муку. Еще вчера вечером он успокаивал себя тем, что далек от всякой ревности, а теперь его сердце надрывалось от боли. Этот молодой человек! О, он ненавидит его! Он ненавидит этих спокойных, уравновешенных молодых людей из богатых семейств! Никогда не знали они забот, никогда не терзались никакими проблемами, которые других доводят до безумия.

Вдруг Кинский в волнении хлопнул себя по лбу: он явственно услышал, как щелкнула дверца автомобиля, и увидел выходящего из машины молодого человека. Но где, когда? И сразу вспомнил: это был тот самый молодой человек, который приезжал в Санкт-Аннен к его дочери Грете! Ему тогда сказали, что это некий доктор Кранах из Гайдельберга. С тех пор едва минула неделя. И вот он уже здесь, на корабле, с Евой. Укрылся с нею от непогоды в укромном уголке, вдали от всех. Каков!

Кинский страдал. Ревность терзала его.

«Странно, — желчно сказал он пре себя, — очень странно. Любовники Евы всегда моложе ее. О, я их знаю, все ясно без слов. Никто из них не был счастлив, Все они погибают! Что сталось с Йоханнсеном? Он застрелился. Если ей понравится другой, на вчерашнего кумира она и не взглянет.

Пусть и этот самодовольный фат погибнет, как другие!

Точно так же, как погиб я!»

4

Пухлые щеки Уоррена Принса горели лихорадочным румянцем. Море возбуждало его. Час от часу ветер крепчал, и Уоррен уже жаждал бури, одной из тех бурь на Атлантике, которые просто оголяют корабли, начисто сметая с них трубы и мачты. Ведь все это он мог бы описать! Пусть даже с рекордом «Космоса» на этот раз ничего и не выйдет.

К своему удивлению, Принс увидел на капитанском мостике спокойные, уверенные лица; сегодня здесь чувствовалось даже какое-то веселое оживление, противоречившее привычной атмосфере торжественной тишины. Романтические мечты Уоррена вызвали дружный смех офицеров. Шторм? Они только что получили свежую сводку погоды. Буря в Бискайском заливе, последние отголоски которой пронеслись и здесь, повернула на юг. К вечеру ветер окончательно стихнет. Уоррен был явно разочарован.

Директор Хенрики приветствовал Уоррена с обычной благожелательностью и сердечностью.

— Ну, как плывет наш кораблик, Принс? — спросил он, игриво усмехаясь.

Нос корабля непрестанно вспарывал водяные валы. Крутясь и пенясь, они стеной обрушивались на борта. Принс сказал, что «Космос»

обладает великолепной остойчивостью.

— Все пассажиры того же мнения, — добавил он. — Я обязательно отмечу этот факт в телеграмме.

Хенрики улыбнулся.

— У вас есть для этого все основания.

«Космос» идет легко, точно гоночная яхта, он послушен и маневрен. А вот и господин Шеллонг, конструктор «Космоса», вы знакомы? Он наслаждается своим триумфом. — Хенрики рассмеялся. — Идем неплохо, к тому же и ветер, слава богу, попутный, это дает возможность выиграть в час еще несколько узлов без особых усилий.

Только теперь Уоррен сообразил, почему на капитанском мостике все так веселы.

Хенрики обнял Уоррена за плечи и зашагал с ним по мостику.

— Послушайте, дорогой мой, — сказал он, доверительно подмигнув ему. — Газеты, обслуживаемые вашим концерном, печатают под крупными заголовками, что «Космос» хочет завоевать «Голубую ленту» на Атлантике. Нам об этом телеграфировали. Знаю, знаю, что вы этот слух опровергли…

— Персивел Белл все это из пальца высосал, — ответил Уоррен.

— Ваш Персивел Белл, должно быть, обладает чудесным даром ясновидения. Сидя в Нью-Йорке, он определил, что до сегодняшнего дня «Космос» идет с такою же точно скоростью, как «Мавритания». Что вы на это скажете? Вчера это можно было прочитать в американских газетах! — Хенрики остановился и, многозначительно подмигнув, посмотрел на Принса.

Теперь Уоррен почувствовал себя несколько неловко. В кармане у него лежали графики рейса «Мавритании», он рассчитывал, сравнивал и посылал ничего не говорящие постороннему телеграммы, о которых условился с Беллом.

Хенрики весело рассмеялся.

— У вашего Персивела Белла, должно быть, богатейшая фантазия, — съязвил он.

— О да! — с полной убежденностью откликнулся Уоррен и тоже рассмеялся. — Персивел Белл много лет назад сделал карьеру на сенсационной корреспонденции о штурме Порт-Артура, хотя в Порт-Артуре никогда в жизни не бывал. Он сидел тогда в «Гранд-отеле» Иокогамы.

Мощная волна ударила в борт корабля. «Космос» задрожал.

— Великолепно, — сказал Хенрики, — ваш Персивел Белл просто чудо! — Даже приземистый, угрюмый г-н Анмек с застывшим, как маска, лицом усмехнулся. Да, на капитанском мостике сегодня действительно царило какое-то озорное настроение.

Капитан Терхузен вышел из штурманской рубки.

— Устраните крен корабля, Анмек, — приказал он.

Анмек по телефону связался с машинным отделением, и моментально заработали насосы. Они перекачивали водяной балласт из резервуаров правого борта в резервуары левого. Силой ветра корабль резко кренило направо.

Шеллонгу хотелось самому понаблюдать за этим маневром, и он откланялся.

— Не хотите ли пойти вместе со мною, господин Принс? — спросил он мягко и застенчиво.

Они спустились в лифте на десять этажей вниз, в машинное отделение. Уоррена поразила царившая здесь тишина. Ни свиста ветра, ни рокота моря. Совсем иной, новый и таинственный мир. Ему показалось, будто он внезапно оглох.

Среди этой торжественной тишины в удобном кресле перед огромным сигнальным стендом сидел механик. Всевозможная аппаратура, шкалы, стрелки на стенде привели Уоррена в замешательство.

— Сколько оборотов? — спросил Шеллонг.

— Сто восемьдесят.

Поделиться с друзьями: