Голубая Саламандра

–  Если я раньше не договаривал, то для пользы дела. согласна? Ты бы помешала осуществить мой план с Пирамидой, - она бы по-прежнему оставалась для нас немой святыней ушедших эпох. Теперь я сказал все, за исключением одной мелочи. просто вылетело из головы.

Он поднял ее легко, словно невесомую, опустил на выступавшую из камня консоль, с некоторых пор служившую опорой почерневшим доскам скамьи, и отошел на несколько шагов.

Наступали сумерки. Из низких туч, цеплявшихся за горб лесистых возвышенностей, опять посыпал дождь. От обители пикритов, скрытой сгустившейся мглой, доносились медные протяжные звуки.

–  какой мелочи?

Без плаща, в промокшем хитоне, плотно облегавшем фигуру, Эвис походила на статую Ликса, томившуюся у пруда. Помедлив еще минуту, Грачев подступил и подал ей руку.

–  никаких секретов, милая. Я все-таки записал послание из Пирамиды. Записал и сумел сохранить его. Оно здесь.
– Он с достоинством извлек пергамент, прячась от дождя, отошел под полог листвы.
– вряд ли, что ты разберешь сейчас. я не хотел показывать в пути по некоторыми причинам.

Хронавт быстро развернула свиток и принялась разглядывать ряды аккуратных значков.

–  похоже на рисунки на диадеме?

–  Едва. уже слишком темно.
– Эвис сложила пергамент, заботливо укрыла его плащем.
– не похоже вообще ни на какие письмена Аттины. Осмелюсь сказать: ни на какие письмена известных цивилизаций земли.

–  чего и следовало ждать. однако, я надеюсь на тебя. Ты же умница,- расшифровала за день другой каракули Миет-Мет А здесь система стройнее.

–  Когда я работала над письмом миет-метян, было достаточно подсказок: обозначенные предметы, остатки фресок, наконец некоторая аналогия культур. Здесь же другое. Нужен "ключ", хотя бы какие-нибудь подсказки.

–  подсказки попробую раздобыть.
– Грачев подумал, что состоялась его не последняя экспедиция в пирамиду и он еще сумеет продолжить необычный диалог. Однако, пока не выдавая свои намерения, сказал:

–  мы покажем фрагменты послания Стикэ, адептам Сфер. Только фрагменты. Кстати,… можно обратиться к пикритам. я уверен, смысл нескольких точек - завитков они объяснят, а ты разбираешься с остальными. пирамида заговорит для нас без неумолимых посредников из Ланатона.

–  Стикэ, пикриты… Нет, - Хронавт тряхнула головой, разбрызгивая дождевые капли. Она знала единственного человека, пожалуй способного помочь. По тонущей во мгле дороге они зашагали в Ану.

Следующий день

Эвис провела уединившись в маленькой комнате, плотно завесив вход пышно-шерстной медвежьей шкурой, чтобы не мешало бормотание нутов, зачем то посетивших охотника.

Глядя на свет лампады, устроенной в закопченном углу, она размышляла о пирамиде, снова и снова стараясь проникнуть в нее внутренним взором, яснее понять: что же есть великая твердыня Ланатона. Великая твердыня от которой, не в пример статуи Данэ, в ее родное время не осталось и следа! Голубая Саламандра, пирамида и память о звезде Аохор, - все будто бы просто, достаточно во взаимной связи. Но ее не устраивал упрощенный ответ. все чаще, наряду с наболевшими вопросами о природе и механизме грозных сил, хронавт думала об их истинном прародителе, спрашивала себя: "Зачем?!" и "Почему так?!".

Эти вечные вопросы она не грезила разрешить до конца, но желала теснее коснуться их своим надраздумным "я" и хоть немного определить свое отношение к таинственной сущности этого непознанного,

Послание, записанное Грачевым, так и лежало на столе с ночи. К нему Эвис обращалась несколько раз, раскладывала знаки в ряды подобий и ритмик, делила по принципам вероятностей. Исследовала сотни различных комбинаций и не получала ни одного статичного образа. Впрочем, когда она устало закрывала глаза, чудилось два слова, проступающий сквозь желтый лоскут: "диадема" и "дом". Наверное то и другое слишком долго и тесно сжимали ее сердце; слова эти следовало признать миражем, а себя - бессильной постичь премудрости чужого языка.

Ближе к вечеру западные ветры оттеснили колдовство печальной богини. Их ровное дружное дыхание подняло и изгнало стада туч, обнажив чистую синеву неба. Лишь над горами на востоке, словно рваные одежды еще висели клочья облаков.

Избегая объяснений с Грачевым, Эвис вылезла в окно, пригнувшись обошла изгородь и направилась к дому Тога. От быстрой ходьбы и от движения к неизвестности волнующей, тревожной, как шепот оракула над дымящимся алтарем, грудь ее часто вздымалась. Она прекрасно помнила предостережения своего заботливого и воинственного хранителя, помнила настороженные высказывания Наир и Кени, однако события последних дней уж слишком разожгли интригу между ней и Аманхором.

По колено в мокрой траве Эвис поднялась на холм у начала аллеи и смотрела на розовый отблеск, угасающий на обледенелых вершинах. Синие тени сгущались по отрогам хребта и даже здесь слышалось как шумит водопад.

Настал последний, восьмой шаг Солнца. Это был час, когда лев, очнувшись от неги дня, покидал логово, а пугливая лань, возвращаясь с водопоя, пряталась в буйной листве. Когда в далекой Аттле, в храме Огня Звезд, звучал могучий хор, провожавший дневное светило, час, в который Хепр властными руками вращал хрустальный шар, думая будто определяет судьбу. Время любви и ненависти, начало откровений духа и плоти. Эвис хорошо помнила его магический оттенок от дворцов над Лантой, через просторы Ильгодо до горных пиков Земли Облаков. Еще она слышала от кого-то, будто в этот час душа покинула тело Атта.

Лишь отгорели последние краски дня, она сбежала вниз, пересекла аллею и вошла в мрачное святилище, вырубленное в скале.

Аманхора она разыскала почти сразу, за приоткрытой тисовой дверью. Он сидел у огня, пылавшего на жаровне меж глыб гранита и шил из куска шерстяной ткани нечто похожее на плащ.

–  ты пришла.
– В его голосе сквозило удовлетворение и усталость.
– Я расчитывал на встречу не раньше, чем завтра, казалось твоя вера в Ланатон так крепка, что ее не разрушит один день молчания. Вера, надежда - сколько силы в этих словах! И как порой бывают они бессмысленны/ тогда начинаешь думать, что больше смысла в простом и близком. Выпей вина, оно там, в кувшине.

–  Не беспокойся. Я пришла за другим.

–  Все равно выпей. Будет легче меня понять. Эвис неохотно повиновалась; наполнив чашу пунцовым напитком, отпила часть, остаток поднесла жрецу. Он небрежно смял шитье и принял подношение не отпуская ее ладоней.

–  Аманхор, почему ты решил, будто ответ хранителей - молчание?

–  Иного быть не могло. уверяю, они промолчали отнюдь не от разума.

–  А у тебя есть, что сказать? Ты хорошо представляешь необходимое мне?

–  я сдержу обещание, сейчас я расскажу историю, подлинную историю, вряд ли известную кому-либо. Не смей перебивать меня, ибо яснее уже не услышишь нигде, и налей вина. Еще. Ты, гостья, должна быть пьянее моих слов.

–  Это странная сделка, я даже не знаю условий, что ты потребуешь потом?

–  какова плата? Пусть тебя это не смущает, уверяю, она мизерна. С другой стороны итог нашей беседы зависит от тебя. А ты достаточно разумна: не ослушаешься и не навлечешь на своего друга беду.

Он улыбнулся, когда Эвис устроилась напротив, обняв раскрашенную статую божества пикритов, деревянный идол рядом с гибкими совершенными линиями ее тела, одетого в тонкий шелк, казался обезображенным уродцем. Поглаживая бороду, Аманхор вспомнил создателя Эам и сумел теперь представить силу стихий, вихрившихся в душе славного мастера. Прежде чем начать рассказ, он встал и прикрыл изваяние плащем. От прикосновения кожаных лент к обнаженным ночам Эвис чуть вздрогнула. Яркие капли вина упали на белый мрамор.