Голуби над куполами

Там лабиринт заканчивался, упираясь в последнюю дверь. История со штурвалом повторилась, только теперь рядом не было Паштета с его скрепкой. Пришлось возвращаться к свалке, где у двери лежала куча добра, признанного «годным». Бурак вытащил из нее моток проволоки и потопал обратно к пыхтящему в тупике Лялину.

Пашка растерялся. С одной стороны, ему было интересно, что находится за последней дверью. А, с другой, нельзя было после ссоры идти на контакт первым. Не по понятиям это…

Прислушавшись к звукам, долетающим из-за поворота, он понял, что проволока недругам не помогла. Тетух подбросил вверх кубики: 2/2 – «нет ни малейшего шанса». «Гыыыы!» – злорадно потер он руки и налегке отправился обратно.

У опера с Петровки порядок с подготовкой, Захват, подсечка, самбо, карате. И сердце замирает, когда он вынимает Из кобуры свой табельный ТТ,

– заполнило гулкое эхо коридоры лабиринта.

Глава 3 Притирка

Батюшку с Владиком Паштет застал за работой. Те восседали на перевернутых набок дощатых ящиках над горой муки, высыпанной на пол из пятидесятикилограммового рогожного мешка. Зачерпывая зерновой продукт большими мерными стаканами, мужчины рассыпали его в яркие бумажные пакеты, украшенные рисунком мельницы. Видя, как Владик то и дело засовывает в муку грязные, в язвах, руки, предварительно почесав ими давно не мытую голову, Тетух с трудом сдерживал рвотные спазмы. Присмотревшись внимательно, он понял, что продукт лежит не на голом полу, а на прозрачной полимерной пленке. Из такой же пленки на работниках были защищающие одежду самодельные пелерины. Но их руки, ноги, волосы, лицо были белыми и пушистыми, совсем как у реликтовых гоминидов йети.

Фасовщики работали споро, их действия напоминали движения роботов: раз – зачерпнули, два – высыпали, три – сорвали защитную пленку и зажали пальцами самоклеющееся отверстие пакета. При этом они что-то бубнили себе под нос. Павел напряг слух – ну да, не показалось: монах разучивает с Владиком девяностый Псалом «Живые в помощи». Он уже слышал его на зоне от одного сидельца. Посмеялся тогда над набожностью нестарого еще мужика, а слова молитвы – поди ж ты! – запомнил…

– Что ж вы так долго? Мы уж волноваться начали, – всплеснул Русич испачканными мукой ладонями. – А где же ваши товарищи?

– Тамбовский волк им товарищ! – харкнул Паштет на пол. – Дай че-нить пожрать.

– Свежего завоза не было. В ассортименте – все тот же блевонтин, – в голосе монаха не было ни малейшей иронии.

– Давай блевонтин!

– У нас не принято в одиночку трапезничать. Вот придут остальные, тогда и…

– Че за гонево, Жорик? У меня – язва. Если я с утра за ворота ниче не закину, через час-другой начинаю блевать вприсядку. Оно тебе надо?

– Не Жорик я, а отец Георгий. Именем сим наречен при постриге в малую схиму в честь преподобного Георгия Исповедника.

– Вот те нате – хрен в томате! – присвистнул Павел. – А как тебя мамка с папкой звали?

– Александром.

– Гыыы… И чем же тебе родное имя не потрафило?

– Оно относится к прошлой, мирской, жизни. Дав Богу обет безбрачия, послушания и нестяжания, я начал новую духовную жизнь с новым именем, – кротко улыбнулся он бесноватому придурку.

Пашка присел рядом на свободный ящик. Протянул руку к стопке бумажных пакетов. «Мука пшеничная цельнозерновая специального помола. Высший сорт. Масса нетто 2 кг. Наполни выпечку здоровьем! – прочитал он вслух. – Мдааа… Со здоровьем, канеш, круто загнули. Если выйду отсюда, никогда не куплю в магазине ничего сыпучего. Буду жрать только в Макдональдсе». Крест на пузе!

– А там, по-вашему, мука откуда? – ухмыльнулся Русич в бороду.

Тетух печально вздохнул, комкая в кулаке жесткий бумажный пакет с яркой мельницей на этикетке. Повторив манипуляцию с еще двумя экземплярами, засунул их в карман.

– Павел, что вы делаете? У нас же все лимитировано!

– Подтирачку для задницы заготавливаю. Впрочем, с вашей хавкой гадить все равно нечем.

Подивившись наглости новенького, монах развел руками.

– Я бы, на вашем месте, не дразнил бандитов понапрасну.

– Волков бояться – в хате ср… опорожнять кишечник! – ощерился Тетух. – Или вы тут совсем в быдло превратились, непротивленцы хреновы? Учил же вас классик по капле выдавливать из себя раба…

– На все воля Господа! Кто мы такие, чтобы спорить с нею? – провел Русич пальцами по усыпанной мукой бороде.

Пашка уже настроился на дискуссию, но тут из-за угла показались навьюченные трофеями Лялин с Бураком.

– Бог в помощь! – шутливо бросил опер фасовщикам.

– Во славу Божию! – на полном серьезе ответил ему монах. – Давайте, братья, перекусим и совместно добьем дневную норму.

Быстро сварили пшеничную кашу и липкие сосиски, обрезали гниль с помидоров и огурцов, вскипятили чай. В этот раз никто не жаловался на отсутствие аппетита. Голод, как известно, не тетка, пирожка не поднесет.

После обеда все уселись кружком вокруг мучной кучи. Поскольку совков и мерных стаканов на всех не хватило, Паштет был назначен «старшим по заклейке», а Лялин – упаковщиком малых, двухкилограммовых, пакетов в большие хозяйственные мешки из полипропилена. Спустя несколько часов все свободное пространство помещения было заполнено готовой продукцией.

– Давайте закругляться, мужики! – стопорнул Пашка коллег, направившихся за новым мешком. – Если джигиты зафиксируют наш трудовой энтузиазм, обязательно поднимут норму выработки. Оно нам надо?

– Он прав! – поддержал его Лялин. – Не будем рвать жилы. Посмотрим, как пролезет первый блин. Отряхиваемся, моем руки, убираем рабочее место. И это… мы с бульбашом приволокли много разного добра, которое, надеюсь, улучшит наши бытовые условия. Надо только приложить к этому руки и голову. Где тут у вас инструменты? От их наличия напрямую зависят и наши возможности.

Владик махнул рукой в сторону большого фанерного ящика, подпирающего наполненные мукой рогожные мешки. Там оказались: топор, несколько молотков, ножовка по металлу, пила, коробка с гвоздями, гайками и шурупами, набор отверток, плоскогубцы, кусачки, шило, ножницы, стамеска, долото, зажимы, дрель с набором сверел и прочая дребедень, при помощи которой они в прошлом году мастерили санки и детские коляски.

– Что ж, на безрыбье и рыба – раком, – вздохнул Лялин, перебирая поступивший в его распоряжение арсенал. – Попробуем довести облик нашего узилища до уровня мировых стандартов.

Для начала нужно было составить список обнаруженного в подвале добра и наметить фронт работ. В привычной для себя роли писаря выступил Бурак. Зачерпнув из бочки пригоршню таблеток, он вместе с Лялиным направился к горячим трубам, на которых уже сушились найденные на свалке мешки с пластами технической ваты.

Каллиграфическим почерком артист вывел на трубе цифру 1 и вопросительно уставился на опера.

– Слышь, Иван! – вскинулся тот, дотронувшись ладонью до шершавой металлической поверхности. – Может ли быть такое, чтобы трубы были горячими, а воды горячей в помещении не было?