Голубиные дети
Шрифт:
– Ты что, здесь живёшь? – громко спросил Пашка.
– Это прихожка, – раздалось впереди. – Нам ещё ниже.
Пашка пошёл на голос и вскоре нащупал несколько наростов, похожих на древесные грибы.
– О, и здесь чага!
– Чага? – удивились внизу.
– Гриб такой, растёт обычно на деревьях. А тут – внутри.
– Вот ты зануда… По мне, так это лестница, и очень удобная. Спускайся.
И Пашка стал спускаться по грибной лестнице. Оказалось, действительно очень удобно.
– Вот, здесь я живу.
В комнате было достаточно
Пашка огляделся, коснулся стен: никакого мха и грибов, только сухое тёплое дерево. Из мелких трещинок в коре пробивались лучи солнца, в них танцевала пыль. А все стены, пол, даже потолок были расписаны узорами: какие-то спирали и волны.
– Колоссально! – выдохнул Пашка. – Сам рисовал?
– Ну, так, – замялся Шурик, – от скуки. Да не очень хорошо…
– Да очень хорошо! У тебя талант. А животных, людей рисуешь?
– Не знаю, не пробовал. – Шурик совсем смутился. – Просто эти узоры… Знаешь, наверное, единственное, что помню из прошлой жизни. Стоят перед глазами, и всё. Решил нарисовать… Да ты падай.
Шурик первый сел в гору сухой травы – видимо, здесь он и спал. Пашка последовал за ним и почти утонул в стогу. От него пахло деревней, летом, земляникой. Мамой. В глазах защипало, и Пашка притворился, что разглядывает узор на потолке. Спросил как можно более ровным голосом:
– Значит, кроме них, совсем ничего?
– Ну вот, тебя вспомнил. Когда ты появился в лесу и заговорил со мной, будто мы знакомы, – вот тогда. Я подумал… – Шурик умолк, слышно было только его дыхание.
– Что?
– Подумал, если вдруг мы из одного мира… Ты расскажешь мне всё о нём, пока помнишь. И тогда я тоже… Вот эти узоры – видел такие раньше?
Пашка честно попытался вспомнить. Но волны и спирали – это же ничего особенного. Они встречаются много где, особенно в энциклопедиях про древние цивилизации. А вот чтоб в посёлке и такие узоры – вряд ли. Так он и объяснил Шурику.
– Жалко. Может, мне показалось, – сказал тот, не поясняя, что именно показалось.
– А ты вообще давно здесь живёшь? – спросил Пашка, чтобы как-то сменить тему.
– В Королевстве или в Долине? – странно уточнил Шурик.
– Ну, допустим, в Долине.
– Просто я появился, уже когда возникло наше Королевство. Мы с тех пор новичков двадцать встретили. А до Королевства, говорят, поселение было: деревянные дома, колодцы, телеги, всё такое. Взрослые с семьями. Они и встречали новичков, растили их, как своих детей. Пацаны, девчонки – все потерянные вместе жили, по-настоящему. Тоже взрослели, тоже заводили семьи, встречали следующих новичков, а если захочется – могли уйти в какой-нибудь другой мир. Белая дама их выпускала.
– А потом появился король и всё испортил?
Шурик пожал плечами:
– По мне, так он всегда тут был. А эта деревенская история, – он помахал в воздухе рукой, – просто местная легенда. Хоть и красивая.
Пашка вспомнил ветхие пустые избы на краю луга, мимо
которых они с Максом пробежали, преследуя голубя. Он хотел было рассказать о них, но не стал. Может быть, ему тоже показалось. Он уже ни в чём не был уверен. В истории Шурика многое тревожило, и Пашка не мог понять, что ему не нравится больше.– И взрослых тут никогда не было?
– Не было.
– Всегда только дети?
– Ага.
– Которые не росли?
На это Шурик ничего не сказал. В молчании они пролежали какое-то время. Трава укутывала Пашку лучше всякого одеяла, сверху наваливалась усталость, да такая, что языком ворочать не хотелось – вот он и молчал. Когда он почти уснул, Шурик вдруг сказал невпопад:
– Кому-то, наверное, без девчонок грустно, вот и выдумали сказку…
– А кстати, – пробормотал Пашка сонно, – это странно, что здесь одни только пацаны. Даже у нас в деревне… Юлька, Ленка…
Шурик хмыкнул:
– Не знаю, как для тебя, а для меня как раз нормально: девочки отдельно, мальчики отдельно. Может, где-то неподалёку растёт девочковое дерево с девочковой королевой, просто мы его пока не нашли. Или у потерянных девочек вообще другой мир, в который они попадают, например, через платяной шкаф или садовую калитку. Я не удивлюсь… Эй, ты спишь, что ли?
Да, Пашка уже крепко спал под шелест ветра в ветвях ивы.
4.
Кто-то тряс его за ногу. С перепугу Пашка брыкнулся, попал в мягкое. На него зашипели:
– Да вставай же! Всё проспишь! – и затрясли сильнее.
– Макс, – пробормотал Пашка, – если ты снова устроил войнушку, давай, тут будет военный госпиталь, а я самый тяжелобольной в мире человек, идёт?..
– Новичок, ты что, заболел?
Пашка заставил себя проснуться и сесть. Зашуршала сухая колкая трава. Из сумрака на него смотрело знакомое лицо: Шурик.
– А, – протянул Пашка. – Это ты.
– И тебе доброго утра.
– А уже утро? – Пашка протёр глаза.
– Ещё вечер, – сказал Шурик. – Ты часа три продрых, я и так до последнего не будил. Но внизу все давно собрались. – Он снова взялся за Пашкину ногу. – Давай вставай, одного тебя ждут.
– Да встаю, встаю, – Пашка выбрался из травы, отряхнул одежду и волосы. – Что, и Мальчишество ждёт?
– Он больше всех! Так ты игру придумал?
– Нет! Я же спал!
– Значит, на ходу соображай.
И Шурик бесцеремонно и совсем негостеприимно потащил его на выход.
Поспевая за Шуриком, Пашка панически соображал на ходу. Во что вообще играют дети? Энциклопедии про детские игры ему ни разу не попадались. Вот кто смог бы, не задумываясь, назвать штук сто всяких игр, так это Макс: и с мячом, и с догонялками, и с прыжками, и с прятками. А если подкинуть ему историю из книжки, то ещё миллион выдаст.
Пашка думал о новой игре, пока поднимался по грибной лестнице, превозмогая ноющую боль в руках.
– «Казаки-разбойники» знаете?
– Конечно, знаем.