Голубой огонь

Ее работа с фотоаппаратом дала ей передышку в трудных размышлениях, и она с возрастающим интересом собирала материал для задуманной серии фотографий. Приходилось десятки раз щелкать затвором для того, чтобы получить несколько снимков, положивших начало серии, пока же собранный материал был несомненно односторонним.

Ее замыслом было выбрать среди множества фотографий такие, которые отражали бы мирную повседневную жизнь Кейптауна — хорошо различимую поверхность жизни. В противовес им она представит несколько острых сюжетов, показывавших изнанку жизни. Но поскольку мир чернокожих людей был закрыт для нее, осуществить задуманное было сложно.

Она хотела посетить Лангу — район, где было так много несчастных, но Дэрк не решился взять ее туда. Он предостерег, что при нынешних обстоятельствах она должна быть осторожней.

Временно остановив работу, она не отказалась от самой идеи. Она найдет пути ее реализации. Тем временем она утвердилась в своих намерениях, сделав несколько снимков знаков SLEGS VIR BLANKES (Только для белых), унижающих и оскорбляющих человеческое достоинство. Она обнаружила, что расслоение общества в Кейптауне проявляется непоследовательно. Скамейки в парках были общими. В библиотеках мужчины и женщины разных рас сидели плечом к плечу. Однако либерализм английской общины не распространялся на театры и спортивные сооружения. Автобусные линии союзного подчинения были раздельными, муниципального кейптаунского — открыты для всех. Она также обнаружила, что цветные граждане иногда ставят себя выше африканцев и имеют такие же предрассудки, как и остальные.

О Шестом районе Сюзанне рассказывала Вилли. В полумиле от центра делового района, на холме, расположенном под пиком Дьявола, находилась область, где жили многие респектабельные цветные. Но среди них, почти растворившись в их массе, обитали те, кого принято называть отбросами общества. Уровень преступности был высоким, юные преступники грабили более порядочное население и нападали друг на друга. Курение и продажа даггы — одной из разновидностей марихуаны — приняли вопиющие размеры. Бедность и развращенность были уделом многих. Шестой район был населен в основном цветными, и только несколько чернокожих африканцев жили и работали там в качестве вахтеров и сторожей в школах.

Сюзанна решила, что этот район позволит ей увидеть другую жизнь, скрывавшуюся под мирной поверхностью обитания белых кейптаунцев. У нее было сильное подозрение, что Дэрк, если узнает, запретит ей туда ходить, поэтому она держала свои планы в секрете. У нее не было причин бояться. После того как она сделала множество снимков в чикагских трущобах и криминогенных районах, она испытывала к обездоленным только симпатию.

Она выбрала раннее солнечное утро, подходящее для фотографирования, и покинула дом, предварительно сообщив Вилли, куда она идет. Девушка удивилась и испугалась. Преступления в Шестом районе совершались почти каждый день, и Вилли предупредила ее об этом с внезапной вспышкой участия, которая изредка появлялась на фоне ее обычно мягких манер. Мистер Гогенфильд не одобрит ее поход в этот район в одиночестве.

— Я не скажу ему, пока у меня не будут нужные мне снимки, — бодро сказала Сюзанна. — Не нужно беспокоиться. Я не совсем безрассудна и не останусь там слишком долго.

Она оделась так же, как в тот день, когда Дэрк нашел ее возле путей в Чикаго: берет, просторное тяжелое пальто, ботинки на низком каблуке.

Недалеко от намеченного пункта она покинула автобус и пошла пешком, чтобы проникнуться духом окрестностей, которые она хотела увидеть. Во многом район напоминал трущобы чикагской Южной Стороны, как, впрочем, все подобные места в других крупных городах. Повсюду ютилось большое количество людей, живших в домах, которые когда-то были элегантными жилищами уважаемых белых, людей, давно покинувших их, Теперь дома превращались в руины, несомненно наводненные полчищами крыс и различных паразитов. Возможно, имелись и белые хозяева трущоб, как и везде, наживающиеся на несчастье тех, у кого нет больше сил, чтобы улучшить свои жилищные условия. Дети толпились на ступенях, на улицах, кувыркались на тротуарах, кричали и визжали, как и подобает Детям; некоторые сидели бездеятельные и апатичные, Замечали ее большей частью старшие дети. Она видела косые взгляды одних, опасливые — других, но в основном они выбирали самую безопасную манеру поведения делали вид, что не замечают ее присутствия.

Она фотографировала, зная, однако, что этот вид деградации людей характерен для трущоб повсюду и присущ не только Южной Африке. В дальнейшем он приводит к полной апатии. Выходом для правительства могло бы быть только строительство новых жилищ и выселение людей из трущоб.

Когда она пересекала проулок, который, по-видимому, являлся одной из главных улиц района, то увидела нечто, заставившее ее остановиться и присмотреться. Возле некоего подобия хижины стоял африканер-полицейский. Окна и двери хижины, видимо, давно перестали существовать, и она стояла открытой в проулок. Цветная женщина со спящим ребенком на руках сидела на перевернутом ящике, разговаривая с человеком, который наверняка был чернокожим африканцем. Сюзанна видела, как офицер шагнул к чернокожему, грубовато требуя объяснить, что тот здесь делает и почему он не на работе.

Сюзанна уже достаточно восстановила свое знание языка, который знала в детстве, так что понимала большую часть диалога. Полицейский не удовлетворился полученным ответом и потребовал паспорт африканца. От цветных людей пока что не требовали ношения паспортов, однако никто из коренного населения не мог передвигаться в пределах Южной Африки без паспорта, который должен был быть предъявлен по первому требованию в любое время. Отсутствие такового влекло за собой арест.

Наблюдая, Сюзанна не забывала про фотоаппарат. Незаметно из-за спины полицейского она сделала снимок. Африканец жестом показывал на куртку, висевшую на гвозде в нескольких футах от него. По его словам, паспорт находился там. Но офицер не дал ему возможности достать его и предъявил обвинение в нарушении закона. На глазах у Сюзанны состоялся необоснованный арест. Затвор фотоаппарата щелкал на протяжении всего инцидента, останавливаясь только во время поспешного перекручивания пленки. То, чему она была свидетелем, потрясло ее, и ей еще больше захотелось зафиксировать эпизоды местной жизни для внешнего мира.

Внезапно полицейский повернулся и, толкая своего пленника перед собой, направился в ее сторону. У нее не было времени убежать. Первой реакцией полицейского было удивление при виде белого цвета ее кожи. Затем он увидел в ее руках фотоаппарат.

— Почему вы здесь? — спросил он на африкаансе, — Что вы здесь делаете с фотоаппаратом?

— Я фотографировала окрестности Кейптауна, — ответила она ему по-английски — Почему бы мне не побывать здесь? — Ее попытка сохранить спокойствие выглядела фальшивой. После того, что случилось, она с трудом сдерживалась, чтобы не выплеснуть свой гнев наружу, чтобы не броситься опрометчиво на помощь африканцу, чье положение она могла только ухудшить.

Офицер держал своего пленника за одну руку, игнорируя его дальнейшие попытки объяснить, что паспорт находится в куртке, висящей не далее чем в шести футах. Он неприветливо смотрел на Сюзанну.

— Вы англичанка? — спросил он, переходя на английский.

В ее положении трудно было быстро сообразить, но он не давал ей времени на размышление. Он смотрел на нее так, будто бы намеревался арестовать и ее тоже, и она не представляла себе, что произойдет, если никто не вмешается.

Позади нее хлопнула дверца автомобиля и раздался топот бегущих ног. В следующее мгновение рядом с ней была Мара Белман, улыбавшаяся полицейскому и торопливо говорившая с ним на беглом африкаансе. Она объяснила ему, что молодая леди из Америки не все хорошо знает, и, конечно, она приносит извинения, если в чем его обидела. Что сама она разыскивала леди, поскольку опасалась, что она потеряется. Господин офицер, конечно же, должен понять это.

— Что за снимки сделала американка? — флегматично спросил офицер, не совсем поддавшись очарованию Мары

Девушка быстро повернулась к Сюзанне:

— Вы фотографировали? Если это так, то выньте пленку и отдайте ему.

Сюзанна колебалась, не совсем довольная таким освобождением, даже если оно и спасет ее от временных неприятностей. Она все еще негодовала на поведение полицейского. В самом деле, при поддержке Мары она должна объясниться откровенно.

— Вы должны были видеть, что произошло… — начала она.

Но Мара сразу же остановила ее:

— Отдайте ему пленку, или я не отвечаю за последствия. Сейчас в Южной Африке не обычные времена.

Они оба противостояли ей, и делать было нечего. Она открыла фотоаппарат и вынула пленку в раскатанном виде, чтобы быть уверенной, что свет охватит несколько последних кадров. По крайней мере, против нее не будет свидетельств.

Полицейский взял пленку, и Мара, грациозно поблагодарив его, подтолкнула Сюзанну к автомобилю Никласа. Она явно не собиралась церемониться, и, несмотря на возмущение, Сюзанна повиновалась. Мара завела «мерседес» и поехала вниз по улице. Она ничего не говорила, пока они не выехали из Шестого района. Сюзанна сидела рядом с ней, также храня молчание. Она была в ярости на полицейского за потерю снимков и на Мару за ее властное поведение.