Голубой вереск

— Мы и представить себе не могли, что, выйдя из гостиницы, будем продираться через целую толпу репортеров.

— Боже, нет! А я даже представить себе не мог, что Арчи все это так понравится. Всю свою жизнь он, видимо, очень нуждался во внимании окружающих. Сейчас он, несомненно, наслаждался им. Я уже много лет не видел его таким счастливым.

— Он не о себе думал, а о вереске, — сказала Мойда. — Он искренне верит в то, что вереск станет величайшей ценностью Шотландии.

— Я никогда пренебрежительно о нем не отзывался, — торопливо пояснил Иэн, а затем, загадочно глядя на нее, добавил: — Вы всегда находите смягчающие обстоятельства, для поступков всех людей, кроме меня, верно?

Мойда слегка покраснела, затем ответила самым серьезным тоном:

— С тех пор, как мы встретились, я не написала о вас ни слова, но боюсь, что моя статья, которую я сочинила неделю назад, напечатана в сегодняшнем выпуске «Телеграф».

— Черт возьми, почему вы мне ничего не сказали об этом? — осведомился Иэн.

— Я увидела ее в тот момент, когда мы уезжали, а тогда просто не было времени что-либо объяснять. Но газета у меня с собой. — С этими словами она протянула Иэну номер газеты «Телеграф».

Иэн осторожно взял газету. Когда Мойда собралась отойти в сторону, он схватил ее за руку.

— Нет уж! — решительно произнес он. — Вы просто так от меня не уйдете. Я сейчас прочту вашу статью. И вы, клянусь Богом, выслушаете мои комментарии на этот счет! Вам придется объяснить каждое ваше слово!

— Но я не могу, — возразила Мойда. — Мне нужно присмотреть за детьми. Мне кажется, они куда-то исчезли.

— С ними ничего не случится, — заявил Иэн. — Они уже знают здесь каждый уголок.

— Мне нужно идти, — настойчиво сказала Мойда, пытаясь высвободить руку.

— Я не пущу вас! — решительным тоном объявил Иэн.

Она снова попыталась вырваться и сердито посмотрела на него:

— Пустите!

— И не подумаю, — решительно заявил Иэн. — Вы должны представлять себе последствия ваших действий. Если вы, как и в прошлый раз, от меня камня на камне не оставите, то вас придется отшлепать.

Иэн рассмеялся. Внезапно их взгляды встретились, и Мойда перестала сопротивляться. Они стояли, пристально смотря друг на друга. Казалось, будто над их головами появился солнечный купол и они стоят в каком-то своем заколдованном царстве, в котором кроме них больше нет никого. Все вокруг стихло, окружающий мир куда-то исчез. Затем с губ Мойды сорвался какой-то подозрительный звук, похожий на еле сдерживаемое рыдание, и волшебные чары, возникшие на короткое мгновение, утратили свою магическую силу. Прежде чем Иэн успел ее удержать, Мойда вырвалась и, не оглянувшись, бросилась куда-то за угол здания. Иэн, на лице которого появилось какое-то странное выражение, стоял, глядя ей вслед и держа в руке номер «Дейли телеграф». Немного постояв, он развернулся и зашагал в сторону озера.

Поднимаясь по боковой лестнице замка, Мойда услышала, как в холле о чем-то разговаривают Арчи и Линетт. Их голоса эхом отдавались в ее ушах еще долго после того, как она вошла в детскую и закрыла за собой дверь.

Сейчас она не думала о детях и даже не замечала, что в комнате пыльно и неубрано, а окна закрыты и поэтому из-за духоты трудно дышать. Мойда опустилась в кресло, стоявшее рядом с камином, и закрыла лицо руками.

Что же со мной происходит, подумала она. Все ее самообладание и здравый смысл, которыми он всегда гордилась, на этот раз не спасли ее, и она чувствует себя ужасно одинокой и беззащитной. Прошлой ночью ей стало стыдно от собственных слез. Сейчас ей стало стыдно от того, что она никак не могла разобраться в хаосе охвативших ее разноречивых чувств. Возможно ли разговаривать с Иэном, находиться с ним рядом, не испытывая любовного трепета и возбуждения от его властной мужественности? Она испытывала одновременно и стыд, и радостное возбуждение, и горе, и счастье, и гордость, и унижение. Она не понимала своих мыслей и своих чувств. Единственное, что она знала, — что она любит его и что каждую преграду, стоящую между ними, как будто снесло прочь бурным потоком.

— Я люблю его! Я люблю его! — произнесла она, затем встала и начала расхаживать взад-вперед по комнате, прижав стиснутые в кулаки пальцы к вискам. «Я люблю его!» — казалось, это были единственные слова, имевшие сейчас значение.

Мойда подумала о своей резкой, критической статье, опубликованной в утреннем выпуске «Дейли телеграф». Она сама не могла понять, как у нее поднялась рука написать подобные недобрые слова.

Сейчас она даже не могла думать ни о чем таком. Она ничего не понимала, ее захлестнули чувства, чувство любви, которое перевернуло весь мир с ног на голову и сделало его местом невероятных контрастов. Ей хотелось смеяться и плакать, возносить хвалебную песнь небесам за то, что она встретила Иэна, и хотелось броситься в глубины преисподней из-за того, что ей придется потерять его.

Все это было так абсурдно, так глупо, и она бы рассмеялась над собой, если бы ее губы не дрожали. Что же ей делать? Нужно уехать отсюда, подумала она. Оставаться здесь невозможно. Находиться под одной крышей с Иэном было горько-сладким счастьем, но как мучительно больно осознавать, что он с Линетт, которую любит.

Эти слова, казалось, наносили ей смертельные раны. Он любил Линетт Трент! Ей следует взглянуть правде в глаза, вытеснить это безумие из своего сердца. Что удивительного в том, что Иэн выбрал себе невесту из своего социального круга. А Линетт так мила.

Мойда заставила себя осознать правду. Бесполезно притворяться, что Линетт недостаточно хороша для Иэна и что он делает ошибку. Нет, он поступает совершенно правильно.

Мойда подошла к окну и распахнула его, потому что ей было трудно дышать. Стоя возле окна, она глубоко дышала, но постепенно она успокоилась. Она смотрела на озеро, в котором отражалось голубое небо, на еловые деревья на его северной стороне — растущие почти прямо у воды, темно-зеленые, окутанные таинственной тенью, затем ее взгляд устремился на белые вершины далеких гор.

Внезапно Мойда почувствовала себя увереннее и спокойнее. Как обычно, красота, как ничто другое, успокаивала ее. На мгновенье она мысленно перенеслась во дворец Холируд. Она протянула руку и дотронулась до изящной вышивки, сотворенный несчастной королевой Шотландской. «Дедушка, это так красиво!» Она услышала свой собственный голос, высокий чистый голос ребенка, эхом разносившийся по всей комнате.

«Как и женщина, создавшая это, — ответил дед. — Красивая женщина, которую Шотландия никогда не забудет. Красота живет в веках, Мойда. Всегда помни об этом. Красота живет в веках, когда уродство и зло забыты».

— Красота живет! — повторила про себя Мойда эти слова, она знала, что они успокоили ее страдающее сердце. Это была красивая часть ее любви, которая останется после того, как исчезнут мучения и страдания. Она знала, что ее любовь прекрасна.

Как она пыталась заставить себя возненавидеть Иэна, но из этого ничего не вышло. Встретив его, она поняла, что все дурные черты, которые она ему приписывала, не существуют. Иэн был искренний и честный человек, преданный своему делу, человек, горящий желанием служить другим.

Теперь она поняла, как неправильно истолковала его мотивы. Политика его правительства порой бывала неверной, но в каждую ситуацию, в каждую проблему он привносил свои собственные свежие мысли, не запятнанные алчностью или взяточничеством. И, будучи человеком прямолинейным и надежным, он добивался успеха там, где ничего не получалось у других. Но за все это она не отдавала ему должного, а лишь проявляла к нему абсурдную и несправедливую предвзятость. «Красота живет» — эти слова, казалось, снова и снова звучат в ее голове. Теперь, как снег под солнцем, растаяли последние крупицы неприязни к нему, которые последние месяцы так мучили Мойду. В ее сердце больше не осталось ненависти. В нем теперь поселилось новое понимание, до сих пор ей неведомое.