Голубой вереск
Шрифт:
Тихо всхлипнув, Мойда подошла к противоположной стене. Она протянула руку и наугад выбрала какую-то книгу в кожаном переплете. Через мгновение, сосредоточившись, она увидела, что книга написана на латыни. Мойда поставила ее на место и взяла другую. В ней был старый, прошлого века шрифт, и поэтому, перелистав пару страниц, она убрала и эту книгу обратно. Мойда изо всех сил пыталась сосредоточиться. Ее внимание привлекла большая, тяжелая Библия. Внезапно Мойде захотелось почитать ее, найти успокоение в прекрасных строках Евангелия, которые в детстве она знала наизусть.
Она
— Господь, пастырь мой…
Мойда помнила, как дед читал им свой любимый псалом, и затем, обратившись к Евангелию от Иоанна, открывал им красоту первого стиха. Мойда и Дженет детьми были очарованы, и хотя евангельский стих был труден для их понимания, они знали, что им открывается какая-то тайна.
Мойда взяла с полки Библию. Может, если открыть книгу наугад, она найдет для себя послание — послание, в котором говорится, что с Хэмишем все в порядке. Библия оказалась тяжелее, чем она ожидала. Еле удерживая увесистый фолиант, Мойда аккуратно положила его на подлокотник кресла и открыла форзац.
«Дункан Маккрэгган, род. 1871» — прочитала она. Это была Библия Иэнова двоюродного деда, решила Мойда. На другой странице она увидела нарисованное от руки фамильное древо и принялась с интересом рассматривать. Оно уходило корнями в начало пятнадцатого века, но Мойда заметила, что каждый раз упоминался только старший сын.
Семейные имена повторялись снова и снова — Дункан, Юэн, Иэн и Ангус. На протяжении столетий они передавались от отцов к сыновьям. Почти в самом конце значился Дункан, он появился на свет в 1871 году. Рядом с ним стояло другое имя, Ангус, родился в 1872 году. Это дед Иэна, подумала она и с волнением взглянула ниже. «Юэн, род. 1898», — прочитала она и еще ниже увидела имя Иэна. Мойда презрительно поджала губы. Даже в семейной Библии дед Иэна решил солгать. Он прекрасно знал о Малкольме, своем старшем сыне, который родился в 1896 году, но его имя в генеалогии отсутствовало.
Мойда решительно захлопнула Библию и собралась поставить ее обратно в шкаф. Книга съехала и чуть было не упала на пол, но Мойда вовремя подхватила ее. И в этот момент что-то упало на пол — что-то, что было спрятано между страницами. Это было письмо в линялом конверте, и, наклонившись за ним, Мойда вскрикнула от удивления, потому что узнала почерк. Несколько секунд она смотрела на него, прежде чем решительно, с видом человека, который намерен узнать правду любой ценой, она вынула из конверта исписанные мелким почерком листы.
Когда примерно через десять минут Иэн вернулся в библиотеку, Халл уже накрыл стол перед камином и поставил серебряную тарелку с яичницей и беконом.
— Должен признаться, я голоден, — заявил Иэн. — Мойда, ты должна хоть чего-то поесть. У нас еще столько дел, и мы не можем позволить, чтобы ты падала в голодный обморок.
— Я попытаюсь, — ответила Мойда.
На ее щеках горел румянец, и Иэн, глядя на нее через стол,
заметил, как мило она выглядит.Под глазами у нее были темные круги, а в глазах все тот же страх, но она больше не была бледной и не дрожала, и он знал, что ее жизненных сил хватит на то, чтобы выдержать любые испытания.
В это же самое время он прекрасно понимал, что на душе у нее тяжело и она страдает. В подобных ситуациях всегда особенно страдали умные люди с хорошо развитым воображением. И хотя он сам гладко рассуждал, что, мол, надо приучать себя смотреть правде в глаза, кому, как не ему, было знать, как это тяжело на самом деле и как быстро страх может побороть здравый смысл.
Он с облегчением смотрел, как Мойда пьет чай, и хотя она ела очень мало, все же немного перекусила. В этот момент Иэн, как никогда раньше, хотел сказать ей, как он ее любит и, что бы ни случилось, будет защищать ее и ограждать от опасности.
И все же нужно придержать язык. Он не осмеливался произнести эти слова. Он не мог свободно сделать того, что хотел, не мог предложить своей любимой Мойде ничего, кроме своих лучших, честнейших и высоких чувств.
Иэн доел яичницу с беконом и поднялся из-за стола.
— Я еду в деревню, чтобы позвонить, — сказал он. — Постараюсь вернуться как можно скорее.
— Спасибо. — Она тоже встала, и они как будто впервые за это утро посмотрели друг на друга. — Я не поблагодарила вас, да? — спросила она. Ее голос слегка дрожал.
— Еще рано благодарить меня, — сказал Иэн серьезным тоном.
Он не осмеливался взглянуть на нее. Мойда стояла на расстоянии вытянутой руки, губы ее подрагивали, в глазах читалась тревога, но все же на ее уставшем лице выступил легкий румянец. Иэну хотелось заключить ее в объятия и поцелуями развеять ее страхи, но в этот момент он не доверял самому себе. Он лишь резко повернулся к двери и, прошагав через холл, сбежал вниз по ступеням и сел в машину.
Иэн уже завел мотор, как вдруг увидел, как из-за поворота показался полицейский на мотоцикле — он несся к ним на большой скорости.
Прежде чем полицейский успел слезть с мотоцикла, Иэн уже знал, что услышит хорошие новости. Услышав шум колес, Мойда тоже сбежала вниз по лестнице.
— Вы нашли его? — еле слышно прошептала она, но полицейский все же услышал.
— Точно, мисс, — с улыбкой ответил он. — Одна из наших полицейских машин подобрала мальчонку возле Дункельда. Они нам позвонили, и сейчас он уже на пути домой.
— С ним все в порядке? — проговорила Мойда сквозь слезы — слезы радости, которые струились по ее щекам.
— В порядке, и он даже не испуган, — услышала она в ответ. — Но он голоден, а также попросил передать, что потерял свое ружье.
— Замечательные новости, констебль, — сказал Иэн, глядя, однако, на Мойду, а не на полицейского.
Она плакала, не стесняясь своих слез, но глаза ее сияли.
— Я куплю ему дюжину ружей! — восклицала она. — О, слава богу, слава богу!
С этими словами она повернулась к Иэну, и он, чтобы немного успокоить, обнял ее.
— Сейчас уже все хорошо, — сказал он.