Голубые капитаны

— Уже минуту летим обратно.

— Вот тут, вот тут, в этом районе! И, по-моему, рядом с парашютом стоял человек!

— Ишь ты, под соснами и человека разглядела.

Наташа ввела машину в неглубокий разворот. Выполнив первую четверть виража, они увидели красный купол парашюта, зацепившегося за верхушку кривой сосны. Рядом стоял медведь. Услышав вертолет, он поднялся на задние лапы, вскинул морду. И Донсков разглядел почти под ним человека — руки раскинуты, словно обнимает землю, ноги согнуты в коленях и лежат одна на другой. Донсков вырвал у Наташи ручку управления, завалил глубокий крен и со снижением бросил вертолет вниз. Семитонная масса железа с воем и грохотом понеслась к земле. Медведь присел на четвереньки, бросился наутек. Почти коснувшись верхушек деревьев, вертолет взмыл, оставив в лесу раскатистый гул.

— Что будем делать?

— Садиться!

— Ты что, девочка, вертолет на сосны наколоть хочешь?

— Полянка…

— Heт здесь полянок!

— А вон, слева…

— Болото!

— Не улетать же?

— Думай!

Замкнув большой круг над лесом, пилоты не нашли места, где бы вертолет мог притулиться. Вернулись. Человек около сосны лежал в той же позе.

— Может быть, он уже мертвый?

— Без предположений, Луговая! — сухо оборвал Донсков. — Будем садиться.

Донсков уже решил куда. В лес между деревьев. Уже пожертвовал винтом, который разлетится вдребезги, коснувшись толстых веток. Разлетится винт, но останутся человеческие руки и… аптечка, богатая аптечка спасателей.

Наташа стала отстегивать привязные ремни.

— Ты куда?

— Зависните, Владимир Максимович, а я прыгну.

— Предположим, что не поломаешь шею. А потом?

— Окажу ему помощь.

— Если прыгнешь хотя бы с пяти метров на еловник, тебе самой придется склеивать кости.

— Я пружинистая!

— Ну!.. А как я вытяну вас? Руку до земли вытравлю? Бортача нет, лебедки нет, задрипанного троса даже нет! Приготовься к посадке.

— А винт?

— Постараюсь обрубить его аккуратненько.

— Сначала я попробую прыгнуть!

— Все! Дебаты кончились! Кричи в эфир. Дай кому-нибудь наши координаты.

Донсков прицелился в самую широкую прогалину, но и там, между стволов, было не более двадцати метров. У несущего винта такой же размах. Значит, все ветви он подберет с ходу, а даже попавший на крутящийся винт воробышек де лает в лопасти вмятину.

— Всем! Всем! Всем! — кричала по радио Наташа. — Я борт 19201, прошу связи и помощи. Всем! Всем! Прием!

— Что случилось с 19201?

— Кто на связи?

— Я рейсовый. Иду на шести тысячах.

— Миленький рейсовый, передай наше место… — Наташа говорила быстро, повторив координаты дважды. — В лесу человек. Парашютист. Лежит без движения. Садимся к нему. Возможна поломка вертолета. Поломка — наверняка. Ждем экипаж со спасательным оборудованием и врача. Как понял, рейсовый?

— Мягкой посадки вам, 19201! — прогудело в наушниках. — Все понял. Радист уже передал. Я борт 16842. Не дрейфь, девочка!

— Благода…

Она не договорила. Несущий винт с размаху резанул по жестким кронам. В мелочь изрубленные ветки и рой хвойных иголок закружились над кабиной. Что-то затрещало, как сахар на зубах. Кусочек зеленого лапника ударил по стеклу. Вертолет провалился точно в прогалину, и левое колесо шасси, соскользнув с пня, по ось зарылось в мягкую землю. Машина накренилась, замерла. Винт крутился, подбирая, подбрасывая вверх и снова бросая вниз легкую хвою и прелый мох.

Когда смолк мотор и остановились, свесившись, лопасти, то концы их были сколоты примерно на метр. Несколько склеенных секций с торцов, порубив ветки, улетели вместе с ними.

А Наташа, выпрыгнув из кабины, уже бежала к неподвижному парашютисту…

Вот она склонилась над ним. Перевернула на спину. Резко разогнулась и всплеснула руками. Донсков увидел ее лицо с открытым в немом крике ртом.

Глава четвертая

XVI

Донсков с Луговой нашли Павла Горюнова. Без сознания, но целого. Медведь его не тронул, оказался просто любопытным. Километрах в трех от приземления Павла Горюнова чуть позже спасатели подобрали и Руссова. Купол парашюта попал на очень высокое дерево, и он повис на стропах вниз головой. Кроме царапин от сучьев, на теле ни одной раны. Предполагают, что он, как и Павел, находился в глубоком шоке. Если бы не так, атлет Руссов легко бы принял нормальное положение и спустился на землю. А он несколько часов провисел вниз головой. Железный организм выдержал пытку, а то бы пришлось писать грустное слово «был». Пострадавших отвезли в Город. Вскоре из военно-морского госпиталя их отправят в Москву. Павел не приходил в себя долго. Но вот вчера отцу и Донскову разрешили приехать. В госпитале главврач показал им истории болезни. В них с тремя большими вопросительными знаками написан одинаковый диагноз: «Виброудар???» и в скобках: «вибрационная атака». И то и другое определения для врача новые. Диагноз они поставили приблизительно. Исходя из того, что кожа Павла и Руссова испещрена небольшими, беспорядочно и густо разбросанными черными и светло-коричневыми пятнышками чечевицеобразной формы. Это — признак вибрационной болезни, лопнувшие капиллярные узлы. Внутренние органы подверглись мгновенной и очень сильной встряске. У Руссова кровоизлияние коснулось и левой части мозга.

Состояние ребят улучшается. Еще ощущается болезненный зуд внутри, но они уже с аппетитом едят, а Павел довольно свободно разговаривает.

Что же случилось с летчиками в воздухе? Со слов Павла, было так. Взлетев, они набрали высоту. Руссов переключил управление на автопилот. Павел достал книжку и попытался читать. Буквы прыгали в глазах, потому что неустойчивый порывистый ветер (предвестник циклона) болтал вертолет. Павел засунул книжку в карман. Глянул вниз. Увидел старый черный пал и начал внимательно рассматривать сгоревшую давным-давно часть леса. Он хорошо помнит, что именно в этот момент почувствовал острую боль в кончиках пальцев. Пульсирующая боль кинулась к плечам. Начало трясти нутро. Тяжело застучало в висках. Свет померк. Павел стал ощупывать глаза. Его охватил страх. Страх не всегда плохо, так как это первый психологический сигнал опасности. Но Павел не знал, что делать, чувствуя, как невидимая сила в полной темноте безжалостно рвет тело на части. Потом вокруг него полыхнул огонь. Белая вспышка! Кричал ли Павел? Не помнит. Как выпрыгнул из кабины — не помнит. Очнулся в госпитале. Говорит, что «в огненной ловушке» метался долго. Так ему показалось. Их с Руссовым нашли неподалеку от спаленного леса, на который перед началом беды смотрел Павел. Значит, все произошло в течение семи-восьми секунд. По разбросу парашютов можно определить, что Руссов прыгнул из вертолета чуть позже. И того и другого опустили на землю купола, раскрытые парашютными автоматами. А машина продолжала полет…

Аварию серьезно расследуют. Железо, оставшееся от вертолета, увезли в НИИ. Начальник управления приказал сдать всем летчикам зачеты по «особым случаям полета» и технике пилотирования. А в Спасательной эскадрилье провести глубокий медицинский осмотр летно-подъемного состава.

Все это Донсков записал в «Историю ОСА» и, глядя на убористые строки текста, вспомнил юность, свои первые по этические опусы в планерной школе:

…В бессильной ярости греми костями, смерч, Искать не будем бухты мы у скал. Мы ищем бой! Плевали мы на смерть! Мы ждем тебя, мы ждем тебя, девятый вал!

Весь юный максимализм и зазнайство как на ладошке! А все-таки правильные находили слова. Сколько «девятых валов» прокатилось через наше поколение, а оно все еще молодо. И те, кто живет, и те, для кого время остановилось.

Понял это Донсков, став политработником. Политработник должен владеть пером, и владеть профессионально. Слово — оружие. Написанное — оно вдвое острей. Неоднократно Донскову говорили «молодец», жали «лапу», приклеивали фотографии на разные доски Почета. Много раз. Он не помнит, сколько. А вот маленькую заметку во фронтовой газете, где он упомянут даже не как летчик, а как стрелок-радист, бережет до сих пор. Вырезка пожелтела, порвалась. Он приклеил ее на картон и… бережет. И его внуки, наверное, будут хранить листочек с добрым именем деда!