Гончаров и Бюро добрых услуг

– Это для нас пара пустяков.
– Весело отозвался старлей и вытащив из за спины наручники вкрадчиво подошел к Владимиру.
– Давай сюда грабли, мокрушник.

– А вы могли бы без оскорблений?
– Протягивая руки равнодушно спросил муж.

– Это не оскорбление.
– Защелкивая наручники похлопал его по плечу Гриценко.Это так, семечки, все оскорбления и унижения, все прелести зоновской жизни у тебя, козел, ещё впереди. Пойдем, что ли.
– Грубо подтолкнул он Володю к двери.

– Нет, не надо!
– Вцепившись в рукав Хомича истошно закричала я.
– Не надо, подождите, я что-нибудь обязательно придумаю, у нас есть машина, можно её продать.

– За вашу то судорогу, больше сотни не дадут.
– Отстранился от меня капитан.

– Ну и что?
– Не сдавалась я.
– Там сотня, да там сотня, глядишь и наберем.

– И сколько дней вы намерены их собирать?
– Остановился и заинтересованно спросился он.
– Когда вы можете с нами расчитаться?

– Я думаю, что за неделю мы одолжим нужную сумму.

– Неделя - слишком большой срок. Даю вам пять дней, не управитесь вините себя.

– Хорошо, я вас поняла, я постараюсь уложиться в это время. Торопливо залепетала я.
– Скажите, как вам позвонить, как передать деньги?

– В этом нет нужды, я найду вас сам.
– Отрезал Хомич и холодно глянул на меня.Давайте ваши четыре тысячи, а за остальными придут через пять дней.

– Но я же вам сказала, что дома у меня только две тысячи, - опять растерялась я.
– а две другие нужно завтра просить у мамы.

– Ничего, мы люди не гордые, машина у подъезда, сейчас и проедем к вашей маме.

– Ничего не получится, - опустила я руки, - её просто нет дома, неделю назад она уехала к сестре в Москву и будет только завтра.

– Черт бы вас побрал!
– Прямо на ковер сплюнул капитан.
– Голь перекатная. Ладно, давай сюда свои вонючие две тысячи и чтоб завтра столько же отдала утром.

– Ну о чем вы говорите, товарищ капитан.
– Взмолилась я.
– Московский поезд прибывает только после обеда. Как я могу...

– Хорошо, после шести я дам о себе знать, я или кто - то от меня, гони бабки и учти, если вздумаешь, что - нибудь схимичить, пометить банкноты или устроить засаду, то головы вам не сносить, это я вам обещаю. Крепко запомни.

– Ну о чем вы говорите?
– Вытаскивая из серванта все свои сбережения накопленные за десять лет работы вздохнула я.
– Спасибо, что нас выручили...

– Не за что.
– Пересчитывая деньги отмахнулся он.
– Пойдем, Игорь, давать взятки нашим кристально чистым коллегам.

До свидания, заметьте, я не прощаюсь, но перед уходом хочу ещё раз вам напомнить. Если решите, что вы очень умные и обратитесь к нам в милицию с заявлением, то я буду знать об этом через десять минут, а ещё через некоторое время с вами, или вашей дочуркой Викой обязательно что-нибудь случится.

– Что? Что вы такое говорите?
– Побледнела я от испуга.

– То и говорю.
– Ухмыльнулся Хомич.
– С вашей дочерью обязательно, что-то случится. Она может исчезуть, пропасть, испариться, а днями позже вы получите бандероль с её ушами или какими - то другими жизненно важными органами.

Вы понимаете о чем я говорю? Сразу после нашего ухода она станет объектом пристального внимания нашего невидимого контроля. И будет под ним находится довольно долго, пока мы не убедимся в полной нашей безопасности. Зарубите это себе на носу и не делайте глупостей. Ведите себя порядочно и тогда вам нечего будет опасаться. До завтра, господа Соколовские.

Сев в машину они уехали, а я вытерла затоптанные полы и присев на диван обняла Вовчика. Целый час мы сидели молча, слушая вдруг обступившую нас, звенящую тишину и только иногда вздрагивали, когда на кухне включался или выключался холодильник. А потом пришла Вика. Она разделась, прошла в комнату и уставилась на нас как на привидения. Наверное такой мы имели вид.

– Вы что, голубочки, дурной травы объелись?
– Наконец не выдержав спросила она.

– Нет, Вика, траву мы не ели.
– Через силу улыбнулась я.
– Мы твоего отца убили.

– Клевые приколы.
– Рассмеялась она.
– И где ж вы его мочканули? Небось на кухонке? Злодеи, меня не дождались! А что с тушкой будем делать, пирожки на продажу или чебуреки для своего меню? А то может быть отправите меня на рынок торговать мясом папашатины?

– Ты напрасно смеешься, Виктория.
– Уныло пробубнил Владимир.
– Только что отсюда уехала милиция. Нас не то что подозревают, они уверены, что это мы убили твоего отца, труп которого был обнаружен вчера утром. Он обезглавлен, а неподалеку они нашли его записную книжку и часы. Нам предъявили и мы опознали его вещи. Они говорят, что у нас были все основания его убить.

– Занятно трещишь, Вован.
– Откинувшись в кресле положила она ногу на ногу.
– Да тебе бы не инженером, писателем надо горбатиться. Такой талантище пропадает. Кууда там до тебя Льву Толстому или братьям Стругацким! Но только одного ты не учел, мне уже не пять лет и поверить в твои байки я не могу.

– Какие к черту байки.
– Вскочила, взорвалась я.
– Володька тебе говорит все как есть. К нам действительно приходили из УБОПа и мы, чтобы откупиться, отдали все, что было, две тысячи баксов. Но это не все, они требуют ещё шесть тысяч.

– Идиоты!
– В свою очередь заорала дочь.
– Господи, какие же вы лопухи! Просто уму не постижимо. Просто так, взять и отдать две тысячи долларов! Фраера!

– А что твоему лучше, чтобы Володя сидел в тюрьме?

– Да неужели ты ничего не поняла! Овца, они же вас на понт взяли, а папашу своего я видела два часа назад, когда подходила к бассейну. Он с какой-то сучонкой катил на своей белой "Ниве". Наверное на случку повез. Сорок лет, а ума нет. Две тысячи баксов! Только подумать! На эти бабки можно было купить новую тачку либо поменять нашу двухкомнатную халупу на трехкомнатную. Или просто отдать их мне. Я бы пустила их в оборот и через полгода сумма бы удвоилась, а то и утроилась. На эту сумму вы бы себе купили по паре извилин. Куропатки безмозглые.

Презрительно скривив рожицу дочка замолчала и только нервное покачивание ноги говорило о том, что она о нас думает. Так прошло не меньше пяти минут, пока Владимир не очнулся. Встрепенувшись он тихо спросил.

– Виктория, а ты уверена, что видела своего отца?

– Да уж его шайбу ни с чем не перепутаешь! А тем более это случилось на перекрестке, где он тормознул. Ничем не могу вас утешить, голуби мои сизокрылые. Папашка это был и госномер его, триста сорок восемь.

– Викуля, может быть ещё можно, что - то сделать?
– Чувствуя как сердце сжимает бессильная злость робко спросила я.
– Подумай, ты девочка умная.