Гончаров попадает и притон

– Но… Самуил Исаакович… – захлюпала девица-сестрица, – куда же мне?

– Куда хочешь! В обычную клинику. В нашей ты оказалась случайно. Ты хоть знаешь, сколько стоит вот этот пациент с отбитыми мозгами? А вдруг бы с ним что-то случилось? Может быть, она сюда явилась, чтоб удушить его? Кто ее вообще пустил там, внизу?

– Не знаю.

– Пойди и узнай.

– Хорошо. Я все разузнаю.

Доктор подошел ко мне вплотную. Сквозь сомкнутые веки шестым чувством я следил за ним, почему-то интуитивно подозревая опасность. Хотя и подозрение это было абсурдно.

– Ну-с, что скажете, господин Гончаров?

– А вы? – не открывая глаз, ответил я вопросом.

– А я поздравляю вас с благополучным возвращением с того света и желаю как можно дольше не бывать там хотя бы потому, что удовольствие это дорогое.

– И сколько попросил Сатана за мой выкуп?

– Полтораста долларов в сутки.

– А сколько я пробыл у него в заложниках?

– Неделю. Точнее, шесть дней.

– Значит, я должен вам шесть «лимонов»?

– Немного больше, но за вас платят, не волнуйтесь.

– Кто?

– Для вас, как и для меня, это не важно.

– Док, мне, наверное, вредно волноваться.

– Волноваться вредно даже дятлу, а уж вам тем более.

– Давайте сделаем так, чтобы я не нервничал.

– Давайте.

– Не прогоняйте девчонку.

– Какую?

– Медсестру.

– Хм, она берет взятку у вашей… вашей…

– Сестры, – подсказал я первое, что пришло на ум.

– Да, у вашей сестры, а я должен этому потакать?

– Сестра у меня верующая, и предложить взятку предметами религиозного значения ей бы не пришло в голову. Скорее всего, моя сестра этим поступком хотела сказать: «Возлюби ближнего и будь милосердна».

«Во куда меня занесло!» – подумал я, сдерживая улыбку.

– А вы богослов или мозги еще не вполне в своей тарелке?

– Я смиренный блюститель нравственности и моральных догм.

– А в перерывах между проповедями ловите убийц и насильников, так? Отец Браун?

– Ничто мирское мне не чуждо.

– Ладно, уговорили. Сейчас снимем показатели датчиков, а там посмотрим. Соня, подключай аппаратуру. Проводим полное обследование. Рентген тоже.

– Вы меня идиотом сделаете.

– Успокойтесь, Гончаров, это безвредно, у нас немного другая аппаратура, чем в обычных больницах.

Через полчаса, закончив какие-то мудреные расчеты, он произнес вердикт:

– Вы будете здоровы, если еще дней десять – пятнадцать пролежите не двигаясь. Соня будет за вами постоянно ухаживать. Тебе понятно?

– Конечно, конечно, спасибо вам, Самуил Исаакович.

– Двадцать четыре часа в течение десяти дней ты пробудешь в этой палате, не спуская глаз с больного. Прием посетителей только с моего ведома. До завтра я с вами прощаюсь!

– Спасибо, доктор, но мне кажется, что вы вынесли слишком суровое наказание для Сони.

– А ей как кажется? Ответь, Соня.

– Ну что вы, огромное вам спасибо, вы очень добрый и хороший человек.

– Объясни это больному.

Дверь плотно и тихо закрылась, как будто ставя точку на моей неясной тревоге. Что-то тут не так. Тревога хоть и прошла, но пауза вопроса повисла в воздухе. Бесплотная, она казалась осязаемой.

Робко подойдя к изголовью, Соня разжала кулачок. На потной ладошке подрагивал пресловутый крестик, едва не стоивший медсестре увольнения.

– Возьмите, это ваше.

– Что на нем написано?

– «Спаси и сохрани».

– Вот и сохрани его.

– Но я не вправе.

– Это вопрос теологии и философии. Человек, который его тебе дал, наверное, очень хороший?

– А вы не видели ее?

– Видел, но не четко. Как будто во сне или в бреду. Расскажи мне, какая она?

– Высокая, светлая, глаза голубые…

– И волосы длинные, немного вьющиеся?

– Да, и она плакала.

Я закрыл глаза, и длинные золотистые волосы рассыпались надо мной золотым дождем. В комнате был полумрак, лишь один рожок причудливой люстры освещал нас.

– Валя! – невольно воскликнул я.

– Да, кажется, она так представилась.

– Кто еще приходил ко мне?

– Какой-то маленький носатый мужчина, назвался криминалистом. Он вам оставил записку. Зачитать?

– Да, пожалуйста.

– «Константин, на поверхности представленной мне перьевой авторучки фирмы „Паркер“ в конечной ее части, закрытой колпачком, мною обнаружены папиллярные линии, идентичные отпечаткам большого и указательного пальцев правой руки гражданина Полякова Геннадия Петровича, находящегося сейчас в розыске. Дактилоскопическая идентификация проведена соотносительно дактилоскопической карте Полякова Г. П. Других отпечатков не обнаружено. Костя, о результатах экспертизы я не распространялся, авторучку передал Полякову В. П., а записку Соне, она моя…»

– Ну, читайте дальше.

– Остальное не важно.

– И все-таки.

– «… Она моя дочь. Веди себя с ней без присущего тебе хамства. Выздоравливай! Подвойко».

– Значит, Софья Николаевна.

– Значит, да!

– А чего же вы папаню так невыгодно описали?

– Я не думала, что в записке он будет сообщать такие подробности нашего родства. А потом, у него действительно длинный нос и ростом не вышел.

– Больше никто мною не интересовался?

– Еще три раза приходил какой-то хмырь. Длинный и наглый, как ослиный член.

– Очень удачное сравнение, – подумав, одобрил я молоденькую сиделку.

– Ага, а наши доктора перед ним из шкуры вылезают. Особенно Самуил.

– Почему ты его не любишь?

– Почему не любят навозного жука?

– Но он же, говорят, врач высочайшей квалификации.

– Да, но это не мешает ему быть говнистым мужиком.

– Например?

– Не хочу я говорить. Зачем вам наши помои?

– Как знаешь. День-то который сегодня?

– Воскресенье, двадцать четвертое.

– А на часах?

– Шесть вечера. Вы, наверное, есть хотите? Тут все заготовлено. Шесть секунд, и ужин перед вами.

– Нет, Соня, есть я не хочу. А вот прогуляться был бы не против.

– Ну что вы, ни в коем случае.

– Соня, а по воскресеньям у вас всегда врачи работают?

– Нет, только дежурный хирург. А Самуил сегодня сам вызвался, хотя смена не его.

В голове у меня просветлело, но в душе появился дискомфорт. Почему? Объяснить я не мог. Может быть, тому виной внезапный испуг Валентины? Испуг при появлении хирурга. Или его собственное усиленное ко мне внимание. Какого черта, к примеру, он вызвался дежурить именно в воскресенье, когда в клинике почти никого нет. И зачем в качестве надсмотрщика приставил ко мне Соню? Не нравится мне все это, господин Гончаров. Ты как хочешь, а я, наверное, слиняю. Только как? В палате дежурит матерщинница медсестра. В коридоре можно напороться на Самуила, а при выходе наверняка поджидает охрана. Да и как, скажите на милость, голому человеку шагать по улицам освещенного города? Не поймут. А на мне из одежды только и есть, что белые больничные подштанники до колен.