Гонки на выживание

– Не стану отрицать, я был потрясен, и все же… как я уже говорил, эта мысль пришла мне в голову, когда она родилась, и… – Он вздохнул. – Как оказалось, мне так и не удалось полностью от нее избавиться.

– Мы не должны забывать, – напомнила Александра, – существует пятидесятипроцентная вероятность, что это не так.

– Я бы сказал, что этот процент может быть еще выше, но не думаю, что статистика в данном случае так уж важна. Ты согласна?

Она кивнула.

– Давай посмотрим в лицо фактам: сегодня, в День благодарения 1982 года, я узнал, что у меня, возможно, есть шестнадцатилетняя дочь. Это чудо. Дитя моей мечты. – Его лицо помрачнело. – У меня уже был ребенок, Али, призрачный, как мечта, но ему не суждено было родиться. А это дитя существует. Эта девочка живет и дышит, смеется и плачет, причиняет своей матери боль и дарит радость. – Его глаза заблестели от слез. – И ты думаешь, я должен ненавидеть тебя, Али? За то, что ты подарила мне возможность хоть помечтать о Бобби?

Александра не смогла сразу заговорить. Теперь настал ее черед потянуться через стол и взять его за руку.

– Одно можно сказать точно, – проговорила она наконец, – мне очень приятно думать, что Бобби могла бы быть твоей дочерью. – Она изо всех сил старалась найти верные слова. Честные слова. – Для Андреаса это было ужаснее всего… эта невозможность зачать собственного ребенка…

– Андреас – отец Бобби, – решительно перебил ее Даниэль. – Это факт, и ничто на свете не сможет его изменить. Для них двоих ничто не должно измениться, Али.

– Надеюсь, для них ничего не изменится, – согласилась Александра. – Вот потому-то я и решила обратиться к тебе за помощью. – Ты хочешь, чтобы я за ней приглядывал.

– Я хочу, чтобы ты оберегал ее, Дэн.

– Это будет непросто, раз она не должна знать, почему меня так волнует ее судьба. – Он встревоженно взглянул на Александру. – Мне придется ее обманывать.

– Дэн, дорогой… – Она наклонилась ближе. – Уж теперь-то, когда ты знаешь, почему Андреас так странно себя вел в течение многих лет, почему у него бывают эти приступы гнева…

– Но сейчас он изменился к лучшему, Али. Он осознал свои ошибки, понял, как много потерял…

– Я не хочу, чтобы он еще раз потерял Бобби. Но я волнуюсь… нет, я просто в ужасе при мысли о том, что в один злосчастный день он может хотя бы на минуту утратить с таким трудом обретенную ясность ума, что эмоции опять возьмут верх… – Она закусила губу. – Бобби может пострадать, Дэн. Физически пострадать. Даже погибнуть.

– Я это понимаю, Али, но…

– Я прошу только об одном: держи меня в курсе всего, что происходит. Бобби всегда была правдивой девочкой, но в последнее время она боится мне доверять, боится, что я не одобрю… и в этом она скорее всего права. А сейчас, находясь за тысячи миль от нее, я ужасно боюсь утратить последний контроль над ней.

– Может, тебе следует подумать о переезде в Нью-Йорк? Ну хоть на время?

– Не думаю, что это правильный шаг. С таким же успехом я могла бы открыто заявить, что не доверяю им обоим. Я действительно хочу, чтобы они укрепили свои отношения, Дэн. Я должна сделать для Андреаса хотя бы это.

Он долго обдумывал ее слова, но в конце концов кивнул.

– Хорошо. Я понаблюдаю за ходом дел. Я даже готов, если хочешь, посылать тебе письменные отчеты о ее успехах. Только за рулем, конечно. Я не собираюсь совать нос в их личные отношения.

– Безусловно, – согласилась она. – Мне нужен не частный детектив, а разумный человек с чутким и добрым сердцем. Не могу тебе даже передать, какое это облегчение для меня. – Александра с признательностью посмотрела на него, потом опустила глаза на нетронутые блюда. – Знаешь, я совсем не голодна. Что о нас подумают?

– Спишут со счетов как невежественных американцев.

Александра задумалась, ее губы тронула улыбка.

– Хорошо бы это был уже следующий День благодарения, Бобби вернулась бы домой целая и невредимая, а все тревоги были бы уже позади.

Она опять взглянула на него с тревогой.

– Обещай, что позаботишься о ней, Дэн!

– Она дитя моей мечты, Али, я же тебе говорил. Что еще я могу сделать?

* * *

Штормовое предупреждение прозвучало в седьмом отчете Даниэля, полученном в конце июня 1983 года. Александра взялась за телефон, не успев дочитать его до конца.

– Но почему, Дэн? Почему ты даже не сказал мне, что это затевается?

– Если бы я знал, поверь мне, я первым долгом сообщил бы тебе. Но они скрывали свой план ото всех, включая даже Люсьена.

– А с каких пор там околачивается Люсьен?

– Он здесь уже больше двух месяцев, Али.

– Понятно. Скажи честно, Дэн, Андреас окончательно свихнулся?

– Таково единодушное мнение всех окружающих, – неохотно ответил Даниэль. – Одно могу тебе сказать: он абсолютно уверен, что у них все получится.

Александра в бессильной ярости стукнула кулаком по столу.

– Ты считаешь, мне следует приехать?

– Не вижу иного выхода.

Она задумалась. – Мне понадобится пара дней, Дэн. Если будут какие-то новости, ты мне сообщишь?

– Конечно.

Несколько минут спустя Александра вновь перечитала письмо Даниэля.

«…я только что узнал, что Андреас планирует вернуться к состязаниям. Это само по себе плохо, но есть новости и похуже.

Бобби и Люсьен Жоффрей, которого тебе, я думаю, представлять не нужно, собирались осенью участвовать как партнеры в большом ралли на открытом шоссе, но тут выяснилось, что у Андреаса иные планы. Он оттеснил Люсьена и собирается вновь появиться на трассе в качестве сменного водителя и штурмана своей дочери в ее дебютном заезде. Я уверен, что он не сомневается в своей способности ей помочь, но все объективные данные говорят о том, что это опасно.

У нас есть около двух месяцев, чтобы это остановить. Я думаю, ты должна приехать».

Александра закрыла глаза, а когда вновь открыла их, они затуманились слезами, но возле плотно сжатых губ залегла решительная складка. Она поняла, что иного выхода у нее нет. Надо сказать правду, и помоги им всем бог.

Она дождалась позднего вечера, чтобы начать. Окна и шторы в ее кабинете были оставлены открытыми; мягкий теплый воздух и мирные ночные звуки нормандской деревни проникали в комнату, неся с собой успокоение. Весь Онфлер уже затих и погрузился в темноту.

«С чего мне начать? – думала Александра. – Когда все это началось?»

Она взяла перо и положила на подставку чистый лист бумаги.

«Моя дорогая доченька,

я не знаю, с чего начать. К этому решению меня привело отчаяние.

Многие художники довольствуются лишь своим искусством, картины и скульптуры составляют всю их жизнь, больше им ничего не нужно. Для твоей матери в течение многих лет это было не так. Любовь была нужна мне больше, чем искусство…»