Гор. Сага о Джандаре
Шрифт:
— Вы должны защитить меня, — сказала она. В ее голосе слышалась мольба.
— Почему? — я начинал злиться.
— Потому что мне нужна ваша помощь. Вы не должны были заставлять меня говорить это! — вдруг резко выкрикнула она, в ярости подняв голову и на мгновение взглянув мне в глаза, потом вновь уставившись в землю.
— Вы просите моей благосклонности? — спросил я, что по-горийски означает ответ на просьбу, короче, все равно, что сказать «пожалуйста». Кажется, я правильно употребил это выражение.
Она внезапно стала послушной.
— Да,
— Вы пытались убить меня, и я по-прежнему вижу в вас врага.
Последовала длинная пауза.
— Я знаю, чего вы ждете, — сказала девушка, став внезапно неестественно бесстрастной. Я не понял ее. О чем она думала? Затем, к моему удивлению, дочь убара Марленуса упала передо мной на колени, опустила голову и, подняв руки, скрестила их перед собой. Это был тот же жест, который сделала Сана, становясь моей рабыней — жест подчинения женщины. Не отрывая глаз от земли, дочь убара произнесла чистым, спокойным голосом:
— Я подчиняюсь.
Позже я желал, чтобы у меня были веревки, чтобы связать эти невинно протянутые запястья. Некоторое время я оставался безмолвным, потом, вспомнив горийские обычаи, которые предписывали либо убить женщину-пленницу, либо принять подчинение, я взял ее запястья в свои руки и сказал:
— Я принимаю подчинение.
Я поднял ее на ноги.
Потом я помог ей взобраться на волосатую спину паука, усевшись рядом с ней. Нар молча двинулся вперед так, что только ноги мелькали в мутной воде. Однажды он попал в трясину и нас тряхнуло так, что мы слетели в грязь, но быстро выбрались оттуда с помощью всех восьми ног паука и продолжили путешествие.
Через час Нар остановился и указал вперед лапой. Там, в двух или трех пасангах, через болотные деревья прорисовывались желтые поля са-тарны Ара. Механический голос произнес:
— Я не хочу подходить к ним ближе, это опасно.
Я соскочил с его спины и помог слезть дочери убара. Мы стояли перед огромным насекомым. Я положил руку на его страшную голову и он слегка сжал ее челюстями.
— Желаю вам удачи, — сказал Нар.
Я ответил соответственно горийским традициям и пожелал здоровья и безопасности его народу.
Насекомое положило передние лапы мне на плечи.
— Я не спрашиваю твое имя, воин, не хочу называть твоего города в присутствии рабыни, но знаю, что ты и твой город будут почитаемы Паучьим Народом.
— Спасибо, — сказал я. — Я и мой народ сочтут это за честь.
— Берегись дочери убара, — предупредил Нар.
— Она подчинилась, — ответил я, зная, что обещание должно быть исполнено.
Нар сделал жест лапой, который я истолковал как прощальное приветствие, и скрылся в лесу. Я помахал ему вслед.
— Идем, — сказал я девушке и направился к полям са-тарны. Она последовала за мной.
Так мы шли около двадцати минут и вдруг девушка вскрикнула. Я резко повернулся: она по пояс погрузилась в болото, попав в полынью. Я попытался подойти к ней, но почва уходила из-под моих ног. Пояс меча оказался слишком коротким, стрекало, пристегнутое
к поясу, упало в воду и утонуло.Девушка погружалась все глубже, вода уже дошла ей до груди. Она отчаянно кричала, потеряв всякий контроль над собой от ужаса предстоящей гибели.
— Не шевелись! — крикнул я. Но она уже не владела собой. — Покрывало! Снимите его и бросьте мне! — крикнул я. Она попыталась сорвать покрывало, но не смогла. Ее голова медленно погружалась в зеленую воду, грязь подползла к самым глазам, лишь руки оставались на поверхности.
Я быстро огляделся и заметил полузатонувшее бревно в нескольких ярдах от себя, высовывавшееся из воды. Несмотря на опасность, я добрался до него и изо всех сил потянул на себя. Мне показалось, что прошли часы, но на самом деле через несколько секунд я вынул его. Я положил его поперек полыньи и, держась за него, доплыл до места, где тонула дочь убара.
Наконец, я нашарил в грязи ее запястье и вытащил девушку из трясины. Мое сердце забилось от радости, когда я услышал, что ее легкие с хрипом начали втягивать зловонный, но живительный воздух. Я толкнул бревно к берегу и, наконец, выволок тело в насквозь промокшей одежде на сухое место.
Впереди, в какой-нибудь сотне ярдов, я увидел границу желтого поля са-тарны и желтый кустарник ка-ла-на. Я сел рядом с девушкой, измученный всеми этими приключениями. Я улыбался про себя. Гордая дочь убара, во всех своих имперских регалиях, сильно воняла — из-за грязи, пропитавшей ее одежду.
— Вы спасли мне жизнь, — сказала она.
Я кивнул, не желая об этом говорить.
— Мы выбрались из болота?
Я снова кивнул.
Это, кажется, удовлетворило ее. Животным движением, не соответствующим ее одеждам, она перевернулась на спину, глядя в небо, столь же изможденная, как и я. Ведь она была слабой девушкой. Я почувствовал к ней жалость.
— Я прошу вашей благосклонности, — сказала она.
— Что вам надо?
— Я голодна.
— Я тоже, — рассмеялся я, вспомнив, что ничего не ел с предыдущей ночи. — Там есть ка-ла-на. Подождите меня здесь, я соберу немного фруктов.
— Нет, я пойду с вами, если позволите, — сказала она.
Я был удивлен таким превращением, но вспомнил, что она подчинилась.
— Конечно. Я буду рад такой компании.
Я взял ее за руку, но она отпрянула:
— Подчинив себя, я должна следовать за вами.
— Глупости, — сказал я, — идите рядом.
— Нет, — покачала она головой, — я не могу.
— Как вам угодно, — рассмеялся я и пошел к деревьям ка-ла-на. Она следовала за мной.
Мы были уже около деревьев, когда я услышал легкий шорох одежды. Я повернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть руку, замахивающуюся длинным острым кинжалом. Она рычала от бешенства, когда я вышиб оружие из ее рук.
— Животное! — воскликнул я в ярости. — Грязное вонючее, неблагодарное животное!
В бешенстве я схватил кинжал и около секунды боролся с желанием вонзить его в сердце вероломной девушки. Но вместо этого сунул его за пояс.