Шрифт:
Посвящается Манечке, моему
I.
Верхушки гор тянулись ввысь, погружаясь в сизую дымку. Она, густая и влажная, еще не была облаками, но постепенно плотнея становилась ими. С поверхности глубоких темных озер в ущельях отделялись молекулы влаги и поднимались к небесам, рождая облака: неплотную вату, пропускающую рассеянный солнечный свет, или же, похожие на густую сливочную пену, золотисто-розовые клубы, или даже свинцово-черные грохочущие и сверкающие тучи. Но не рождались на этой фабрике самые страшные из всех видов облаков – лавовые. Никто не знал откуда приходили они, изливаясь на
Охотница сквозь горный туман вглядывалась в очертания Города, что растекся по долине на манер реки из огней, домов и живых потоков улиц. Дневной свет потухал во мгле. Охотница понимала, что она не успеет спуститься в долину до ночи, значит, придется ночевать на дереве, сидя на ветке и крепко привязав тело веревкой к стволу. С рассветом она вновь отправится в путь и уже к полудню будет в Городе. Ее красно-медные волосы раскидались по плечам нечесаными прядями. За спиной у нее был колчан с необычайно тонкими стрелами и изящный лук, а на поясе висела кожаная сумка, крышка которой была закрыта на ременной замок. Из этой сумки то и дело раздавалось жужжание, как будто майский жук бился в окно и никак не мог попасть наружу. Когда жужжание становилось слишком громким и досаждало Охотнице, она постукивала ладонью по крышке и звук вмиг замирал, но лишь на какое-то время.
В полдень следующего дня Охотница, пахнущая хвоей и сыростью, вступила на мостовую. Толпа раздражала ее, ей хотелось как можно быстрее вновь оказаться в чаще, слышать крики диких птиц по ночам, дышать влажностью и ароматами трав, пить из ручья, быть наедине с самой собой и слышать собственные мысли. Но Город нужен был ей время от времени, как источник средств существования. Сама бы она вполне смогла добыть себе пропитание и одежду, но были ситуации, в которых приходилось платить только монетами. Именно эта потребность и приводила ее к неизбежному и столь нежеланному столкновению с внешним миром.
Быстро преодолев омерзительные, полные крыс и мусора задние дворы окраин, Охотница нырнула в узкий проход в стене, не сразу заметный глазу, особенно в сумерках задворок. Этот факт делал проход потайным, на всякий случай. Неслышными шагами прокралась она по темному коридору и оказалась внутри освещенной лавки со всякой всячиной. Стоявший в комнате Верзила вздрогнул и зарычал:
– Опять ты в кошки-мышки со мной играешь! Зачем так тихо подкрадываешься со спины?! Вот возьму и всажу в тебя нож от неожиданности!
Охотница рассмеялась:
– Ты не успеешь даже дотронуться до рукояти кончиками пальцев, полено неотесанное! И снова громко и от души расхохоталась прямо ему в лицо, так он ее повеселил своим испугом!
– Выкладывай! Чего притащилась? – Верзила негодовал, но понимал, что слова ее правдивы.
Вместо слов Охотница сняла потертую кожаную сумку с ремня на поясе и высыпала на стол живой комочек из маленьких телец. Существа эти были не больше мизинца, и, казалось, они едва живы. В кожаной сумке с плотно закрытой крышкой они задыхались от тесноты и нехватки воздуха. Их было пятеро. Огромные глаза, похожие на стрекозиные, помогали им прекрасно ориентироваться в темноте. Но сейчас после долгого заточения они щурились от света прикрывая лица крошечными ладошками. За спиной у них виднелись обрывки тонких чешуйчатых крылышек, которые беспрестанно шевелились, но больше не могли поднять их тщедушные тельца в воздух. Жалкое это было зрелище!
– Шныриков притащила! Вот умница! – хлопнул от радости в ладоши Верзила. И тут же его грубое лицо вновь приобрело серьезный и даже устрашающий вид. – Получишь деньги, когда у них крылья отрастут, не раньше! В прошлый раз у двоих так и не выросли, пришлось выкинуть на улицу. Деньги на ветер!
– Черта
с два! – стукнула крепким кулаком по столу Охотница. – Или деньги сейчас или сама продам на черном рынке!Верзила поморщился, фокус не вышел. Пришлось выложить пять гнутых монет.
Шнырики – ценный товар. Каждая уважающая себя барышня держит при себе такого. Изящная, разодетая в кружево фигурка, порхающая вокруг нее – прекрасное дополнение к образу, модный аксессуар. К тому же, может подать зеркальце, припудрить носик, очистить мандарин или орех. А самые искусные из них способны даже уложить прическу, украсить ее бутонами цветов. В реальности же свободное лесное создание вынуждено было заканчивать свои дни рабом, прикованным днем и ночью тонкой золотой цепочкой к запястью своей хозяйки. Шнырики – товар ходовой, в неволе долго не живут, а те, у кого так и не вырастают новые крылья, и вовсе погибают сразу, лишенные привычной среды обитания. Поймать их, быстрых и юрких, умельцев маскировки в живой природе задача практически невыполнимая. От того и спрос на них высок круглый год. Особенно зимой, когда надо отыскивать места их зимовок под снегом.
Охотница специализировалась на шныриках и была мастером своего дела. Она прекрасно изучила их повадки и знала, где искать их убежища. Своими тонкими стрелами она метко сбивала им крылья, не повреждая самого шнырика. Бывало, правда, что шнырик падал в ущелье или тонул в болотной тине. Но это были неизбежные издержки охотничьего дела. Мало подстрелить, нужно было еще добыть их целыми и невредимыми.
Обычно Охотница уходила в горы на несколько недель, питаясь там скудным подножным кормом, проводя почти все время в засаде. Но и вознаграждение за труды стоило того! Вот и сейчас, получив желаемое, и довольная тем, что она вновь может не появляться какое-то время в Городе, Охотница удалилась тем же путем, каким пришла сюда.
II.
Надпись над дверями магазина на главной улице гласила лаконично: «Юбочная». Целый магазин разнообразных юбок! Длинных и укороченных, пышных и узких до колена, со шлейфом и без, с воланами или же кринолином, однотонных или с рисунком, тонких и легких, как крылья шныриков, вязаных и валяных из овечьей шерсти, и прочих, и прочих. Хозяйкой в этом магазине была сумасшедшая тетка неопределенного возраста, с волосами туго затянутыми в пучок на макушке. Глаза ее глядели безумно, ошарашенно вращаясь во все стороны, как у ящерицы. Низкорослая и пышнотелая, во множестве разноцветных юбок, которые носила все разом. В представлении Юбочницы в жизни не могло быть ничего важнее ее товаров. Стоило кому-то зайти в ее пестрый мир, как она набрасывалась на него с целым ворохом барахла и уже не выпускала из магазина без дюжины юбок. И, упаси господи, было спорить!
Напротив «Юбочной» располагался другой, не менее заметный магазин, надпись которого гласила: «Одежда, в которой невозможно устоять!» Это был оплот высокой моды: туфли со свинцовыми каблуками, литые корсеты с медной проволокой вместо шнуровки, широкополые шляпы с металлическими полями, украшенными галькой. Наряды эти хоть и не очень согревали в стужу, но заставляли своих носительниц изрядно попотеть в любое время года. А как же иначе? Ведь мода того требовала! Побаловать себя здесь могли и кавалеры чугунными тростями, серебряными цилиндрами, карманными часами с кованной железной цепью вместо карабина. Совершенно добровольно юные девушки и юноши, пышные зрелые дамы и полнотелые мужи, даже тщедушные старушки и немощные старички отдавали свои тела во власть этих кандалов.
Такой успех не мог не раздражать Юбочницу. Она не терпела конкуренции своим товарам, в связи с чем поздними вечерами, не боясь быть обнаруженной, бросалась юбочными вешалками в витрины ненавистного магазина напротив, с чувством долга и наслаждения глядя на появившиеся трещины и разбросанные осколки.
На главной улице воздух был наполнен жужжанием маленьких крылышек, словно луг в солнечное утро. Бедняги шнырики повсюду вынуждены были следовать за своими модными хозяйками, которые неспешно прогуливались, с удовольствием разглядывая себя в витринах.