Гора
Шрифт:
– Какой вид!
– говорит папа.
– Хороший вид, - говорю.
– Да что ты говоришь без всякого вдохновения? Никакого почтения к высоте. Замечаешь, как много видно с высоты, горизонт раздвинулся, панорама перед взором... Чувствуешь, что такое высота?
– Да что я должен делать, в конце концов?
– говорю.
– Как что? Покатили теперь вниз с горы.
– Вот ещё выдумал!
– Неужели ты собираешься на этой макушке торчать?
Он оттолкнулся и - вниз. Вот упадёт сейчас с размаху, не будет ко мне
На небе как раз солнце выглянуло, и снег на склоне заблестел. Отец был уже внизу, на самой середине озера. Он махал мне палками и радовался, что не упал, хотя мне этого и хотелось. Он манил меня к себе, а я не мог стронуться с места. Я будто прирос к этой горе и боялся пошевелиться. Если пошевелюсь, сразу упаду. Хватит с меня этих падений. Легко, что ли, без конца падать. Я думал, поход - это просто ходишь себе и всё. А потом обратно домой приходишь и всем говоришь, что в походе побывал.
Ишь распрыгался, как маленький. Ещё меня вниз сманивает. Ничего не выйдет. Никуда я отсюда не пойду. Если бы ещё лыж не было, я бы пешком как-нибудь с этой ужасной горы спустился, пока светло.
Вечно что-нибудь человеку мешает. Например, сейчас мне лыжи мешают!
– Эх, хорошо!
– кричит мой папа и уже снова "ёлочкой" наверх ко мне подбирается. Он, наверно, приехал сюда показать мне, как он здорово на лыжах катается.
– Ничего хорошего не вижу, - говорю.
– Сейчас увидишь, - говорит.
– Ничего не вижу, ничего не хочу, не подходи ко мне, слышишь?
– Слышу, слышу... Сейчас я тебе покажу.
– Не надо мне ничего показывать. Отстань от меня. Так и знал, что ты будешь воспитывать меня собственным примером.
– Ни за что на свете я теперь от тебя не отстану, - говорит он и лезет вверх.
Хоть бы он споткнулся. Хоть бы я куда-нибудь испарился от этих проклятых лыж. А лыжи бы ему оставил: пусть сразу на двух парах катается. Вдвое больше радоваться будет.
– Почему, - спрашиваю, - ты от меня отстать не хочешь?
– Вот ты на вершину такой горы залез, ведь это подумать только, как здорово. С таким человеком, как ты, я бы куда хочешь пошёл и был бы уверен, что ты меня не подведёшь.
– Знаю, знаю, куда бы ты со мной пошёл: в горы бы пошёл, а не "куда хочешь".
– Ну правильно, - говорит отец.
– Нет, неправильно, - говорю.
– А что ты имеешь в виду?
– спрашивает.
– Зачем в горы-то ходить? Да меня тащить? Если все будут на горы лазать, смешно...
– Да все не могут.
– А ты думаешь, они плохие?
– Почему плохие? Они обыкновенные люди.
– А ты? Необыкновенный? Да?
– С чего ты взял? Да что ты ко мне придираешься?
– Потому что воспитываешь...
– Ну и что?
– А я не хочу. Катайся себе и катайся. А меня не воспитывай.
– Да ты кто такой, чтобы так разговаривать?
– Я ужасно злой!
– Почему?
– Потому что не получается.
– Злись
сильнее, тогда получится.Я лыжи снял и нарочно запустил их ему навстречу. Они в разные стороны раскатились. Пусть не думает, что меня всю жизнь можно таскать на разные вершины. Я сам буду делать, что захочу. Может, теперь он не будет думать, что на меня можно положиться. Все будут на меня полагаться - мне свои дела будет некогда делать. А у человека должны быть свои дела, а не только помогать старшим, я в этом уверен. Я пока не знаю, какие дела. Потом узнаю...
Отец подобрал мои лыжины одну за другой и опять ко мне направляется. Злющий, наверно. Сейчас даст мне как следует палкой за то, что я его воспитываю, сразу вниз и полечу.
Эх, испариться бы мне куда-нибудь!
Некуда деться... Вот подходит, и я решил первый на него нападать, пока он ещё за меня не принялся.
– Как дам!
– ору.
– Как?
– удивился отец.
– Ты со мной драться?.. Да ты что? Впрочем, давай, - смеётся.
– Ты рассчитываешь победить? Или мне это предоставляешь? Я же всё равно тебя побежу, потому что ты трусишь.
– Мне надоели эти лыжи...
– Не валяй дурака, надевай лыжи, а то проиграешь.
– Не буду надевать! Я лучше сяду и так скачусь...
– На что сядешь? На лыжи? На лыжах, мой дорогой, надо как следует стоять, а не садиться.
– Я без лыж сяду...
– Да ты очумел от страха? На чём ты хочешь с горы съезжать? Ты подумай только... Некрасиво!
Пришлось нехотя эти лыжи опять надеть, а то подумает, я трус.
– Ты не бойся упасть. Этого нельзя бояться. Упадёшь - не беда. Встанешь - опять поедешь.
– Не хочу!
– Теперь это уже не важно: хочешь, не хочешь. Теперь тебе это уже НАДО.
– Это тебе надо, а мне зачем?
– Потому что у тебя здоровые крепкие ноги.
– У меня ноги ватные!
– Ты возьми себя в руки. Прикажи своим ногам спружинить.
Только я стал думать про свои ноги, они у меня сразу как железные стали.
– Я не могу, у меня ноги не сгибаются.
– Подпрыгни с лыжами на месте: раз-два!
– Вот видишь, я уже чуть не упал.
– Я этого не заметил.
– А я заметил...
– Теперь марш вниз, а то я тебя столкну!
– Не трогай меня, не трогай! Не прикасайся!
– Пошёл!
– Не могу!
– Не будешь же ты сидеть здесь вечно. Сам посуди.
– Сейчас назло тебе умру на этой горе проклятой. Ты будешь виноват.
Лыжи вдруг поехали, я за ними не успел, хотел упасть, но нечаянно вперёд наклонился, и это меня спасло. Не успел я этому обрадоваться, как сразу упал назад, но ударился совсем не больно, подумаешь...
Вижу: очутился в самом низу. Тут же вскочил и вверх полез.
Отец стоял, упираясь на палки, и улыбался.
Очень большая гора, долго мне на неё карабкаться. Отец со свистом промчался мимо. Потом нагнал.