Горбатый медведь. Книга 1
Шрифт:
Потрясение за потрясением. Нелегким открытием для Маврика было событие на Омутихинском пруду. Такой хороший, такой близкий, почти родной Иван Макарович, за которого ему так хотелось выдать замуж тетю Катю и жить с ним в дедушкином доме, оказался политическим. И это нужно скрывать ото всех и от тети Кати. Ильюша и Санчик не видали Ивана Макаровича, когда он приходил к Маврику. И они не знают, что Маврик знаком с ним. И об этом знакомстве им ничего не будет сказано. Зачем? Илька может разболтать дома, а Григорий Савельевич в хороших отношениях с приставом.
То, что политическим оказался Валерий Всеволодович, — это не так удивительно. Про него и раньше рассказывали всякое. Но все же… Дворянин — и вдруг… Видимо, и среди дворян встречаются разные люди.
А уехавшая будто бы в Казань Елена Емельяновна Матушкина, значит, тоже… Она же теперь его жена. Не мог же политический Валерий Всеволодович жениться на неполитической Елене Емельяновне. Ильюша говорит, что не мог. И Маврик тоже считает, что не мог.
Но кто скажет, кто объяснит, кого можно спросить, почему политическими бывают такие хорошие люди? И не просто хорошие, а самые лучшие их тех, кого знает Маврик. Артемий Гаврилович Кулемин хотя и перестал, но был все же политическим, только никому не говорит этого, как не говорил никому Иван Макарович. И кто скажет и кто докажет теперь, что быть политическим — это позор и ужас?
А позор ли? Ужас ли? Неужели Иван Макарович может желать для людей плохое, а пристав Вишневецкий — хорошее? Ведь он хотел посадить в тюрьму Валерия Всеволодовича и следил за ним, как собака Пальма за утками.
Тесно в голове Маврика. Ему иногда очень трудно дышать, а поговорить не с кем. Разве только с Артемием Гавриловичем, да и то… Можно ли довериться ему во всем?
Дни стоят ясные, а кругом тучи. Вчера к тете Кате приезжал помощник пристава. А сегодня тетя Катя ушла в полицию. Уходя, она сказала:
— Маврушенька, как мы неосторожны с тобой. Иван Макарович оказался вовсе не тем человеком, за которого мы его принимали.
— А каким? — тревожно спросил Маврик.
— Когда узнаю, скажу. Я, наверно, скоро вернусь из полиции. Жаль, что сам пристав уехал в Пермь. Он вежливее. Побудь дома.
И ушла. Но Маврик не стал сидеть дома. Он побежал к Артемию Гавриловичу. И Артемий Гаврилович сказал:
— Поймали одного из тех, с кем скрывался Валерий Всеволодович. Его заставляют сознаться, что он Бархатов.
— Какой Бархатов? — дрожащим голосом спросил Маврик.
— Да тот, что был у тебя в гостях. И твою тетю Катю пригласили в полицию, чтобы она узнала его.
— И она… она, вы думаете, Артемий Гаврилович, узнает его? — спросил Маврик, трепеща всем телом.
— Не знаю, — уклонился от прямого ответа Кулемин. — Но если это он, то как она может не узнать? Не узнает она, заставят узнать тебя.
— А вы думаете, меня тоже…
— Уверен!
Маврик умолк, теребя листки герани, росшей на подоконнике дома Кулеминых.
— Иван Макарович так изменился за этот год, и я не узнал его, когда он приехал к нам, — заговорил снова Маврик. — А теперь он, наверно, еще больше изменился, и я, наверно, совсем-совсем не узнаю его.
Кулемин вдруг схватил Маврика
и посадил его к себе на колени. Точно так же, как это делал Иван Макарович.— Тебе нельзя не узнать его, — наставительно сказал Маврику Кулемин. — Не узнаешь ты, узнает «Саламандра».
— Какая саламандра?
— Страховой агент Шитиков, который заходил к вам, когда у вас был Бархатов. Узнавай… узнавай… Его теперь так и так ты не спасешь.
Тетя Катя вернулась из полиции радостная.
— Ты знаешь — это не он. Это совсем другой человек.
Но Маврик был уверен, что это был он и тетя Катя не захотела его узнать, и Маврик решил спросить ее подробнее, но за окнами послышались голоса:
— Барклай! Ты нам нужен!
Это был Юрка Вишневецкий со своими уланами.
— Зачем? — спросил Маврик через окно.
— Выйди. Ты нужен, — позвали они.
— Иди, иди, Мавруша… Они хотят, чтобы ты узнал его, но ты не узнаешь в нем Ивана Макаровича…
Маврик вышел на улицу. Его потянули за руки. Юрка сразу же объявил:
— Поймали каторжника, а он не хочет говорить, что это он. А ты узнаешь его? Пойдем.
И Маврика привели.
— Вот он, Толлин. Барклай.
— А-а-а! Здравствуйте, мой маленький друг… — сказал помощник пристава и протянул руку. — Одну минуточку. — Он позвонил настольным колокольчиком с костяной ручкой.
В ответ на звонок полицейский ввел мужчину со связанными руками, с синяками на лице. Рукав его пиджака был наполовину оторван.
— Узнаешь? — спросил помощник пристава.
— Нет, — ответил Маврик.
— Как же нет? Ты всмотрись. Разве это не сапожник Иван Макарович Бархатов?
— Нет, — обрадованно повторил Маврик.
— Не может быть, это он.
— Если не верите, можете спросить «Саламандру»…
— Какую саламандру?
— Того, что страхует дома от пожара…
— А-а-а… Шитикова. Непременно, непременно, как только вернется. Он, кажется, был у вас, когда приезжал к тебе твой друг сапожник. Где же он?
— В Чердыни, — твердо ответил Маврик. — Его тогда отвез на пристань Яков Евсеевич Кумынин. Можете спросить, если не верите.
— Нет, зачем же — я верю…
Когда увели арестованного и помощник пристава остался вдвоем с Мавриком, был задан новый вопрос:
— Тебе нравится твой сапожник?
— Очень, — ответил Маврик.
— Он хороший человек?
— Да, — не задумываясь ответил Маврик.
— Я так же думаю, — сказал помощник пристава. — Я очень доволен, что Бархатов хороший человек. Беги, мой друг. Играй.
И Маврик убежал, твердо зная, что теперь он тоже такой же политический, как Иван Макарович, как Валерий Всеволодович.
Неделю спустя пришла открытка из Чердыни от Ивана Макаровича. Он писал: «Дорогой бараша-кудряша, в Чердыни тоже не повезло, и я поехал на Волгу. Найду же где-нибудь городок, где можно будет открыть сапожную мастерскую…» Далее он передавал поклон Екатерине Матвеевне и сожалел, что она перекармливает отличного песика Мальчика, который может зажиреть и превратиться в ленивую дворняжку.