Горчаков. Титулярный советник

Наверное, примерно с такими же лозунгами в Средние века когда-то начиналось то, что чуть позже превратилось в охоту на ведьм. Костры пылали по всей Европе, Одаренных вешали, вырезали и жгли сотнями и тысячами. Все знают, кто тогда победил… но, видимо, это все-таки не повод отказаться от реванша.

В очередной раз сорвавшись на визг, Хриплый вдруг закашлялся. Долго, протяжно и гулко. Так, что это больше походило на собачий лай, чем на звук, который способна издать человеческая глотка. Когда приступ закончился, Хриплый вытер рот рукавом. Быстро, украдкой – но я все-таки успел заметить оставшиеся на ткани темные пятна.

Похоже, парень болел какой-то легочной дрянью – и болел уже давно и тяжело.

– Прекрати размахивать оружием, идиот, – негромко проговорил усатый генерал. – Или хотя бы убери палец со спуска.

– Верно подмечено, ваше превосходительство. Теперь у нас есть оружие!

Хриплый, похоже, только и ждал повода ввернуть такую фразу. Он снова поднял оружие и шагнул к генералу. Видимо, хотел напугать – а то и эффектно приставить дуло сорок пятого американского калибра ко лбу или ткнуть куда-нибудь в щеку… но так и не решился подойти вплотную. Усатый здоровяк не выглядел одним из тех, кто получал свои чины и звезды, протирая штаны в столице. Пожалуй, ему вполне хватило бы сил свернуть тощую и бледную студенческую шею прежде, чем кто-то успеет выстрелить.

Так что Хриплому оставалось только продолжать заготовленную речь.

– Оружие! – повторил он. – Не только винтовки и пушки, но и то, что раз и навсегда положит конец незаслуженному могуществу аристократов. Оружие, которым мы сможем сразиться с вами – и победить!

Видимо, та самая «глушилка» в сумке. И правда, штука пострашнее сотни пушек.

Закончив фразу криком, Хриплый взял паузу. То ли для пущего эффекта, то ли просто отдышаться. Судя по красным пятнам на щеках и взмокшему лбу, говорить ему становилось все труднее. Ощущение собственной важности пьянило парня, придавало сил – но и они понемногу заканчивались. Как и время: я уже слышал завывающие где-то на улице полицейские сирены.

– Но мы не хотим войны. Нам не нужны смерти, не нужно больше лить кровь. Дайте народу то, что мы просим, – и все закончится здесь и сейчас!

Хриплый, похоже, тоже успел смекнуть, что уже скоро здесь станет горячо, и затараторил быстрее, спеша закруглиться. Речь близилась к логическому завершению – с которого, пожалуй, скорее стоило начать.

– Мы желаем, чтобы наши требования были переданы государыне императрице. В изначальном смысле и полном объеме. Кто-нибудь готов… записать их?

– Говорите, сударь, – насмешливо отозвался Юсупов. – Я никогда не жаловался на память. Думаю, как и любой из присутствующих здесь почтенных господ.

Хриплый злобно посмотрел на старика – но спорить не стал. Вряд ли полицейские пошли бы на приступ сразу – с учетом количества и статуса высокопоставленных заложников, – но времени на болтовню оставалось все меньше и меньше.

– Мы требуем достойной оплаты труда рабочих. Жесткого государственного контроля за условиями и организацией безопасности производства на промышленных предприятиях. Сейчас простым людям приходится работать в ужасных условиях…

Меня так и подмывало спросить, что белоручка-студент вообще может знать об условиях труда на производстве, – но, разумеется, я промолчал.

– Мы требуем установления общенародного контроля над Одаренными, гарантий соблюдения законов и справедливого суда вне зависимости от происхождения обвиняемого, – продолжил Хриплый. – Требуем справедливого распределения государственных земель и ресурсов. Требуем официального признания с правом избираться в Государственную думу народной социал-демократической партии, а также права голоса для всех граждан империи вне зависимости от происхождения. Мы требуем незамедлительного освобождения осужденных по подложным обвинениям народовольцев. И кроме того, мы требуем немедленной отмены немыслимого и оскорбительного для любого мыслящего человека пережитка прошлого… – Хриплый возвысил голос и, глубоко вдохнув, закончил: – Крепостного права!

Не знаю, на какой эффект он рассчитывал. Большинство из присутствующих в зале еще не отошли от стрельбы – и едва ли вообще слушали хоть что-то. А те, что слушали… похоже, попросту не впечатлились.

Через несколько мгновений воцарившуюся в зале тишину прорезал голос Юсупова.

– Что ж… вынужден вас разочаровать, сударь. И не потому даже, что половину ваших требований в принципе невозможно выполнить, а остальные… большая их часть, во всяком случае, – все-таки поправился князь, – неразумны, бессмысленны и, уж прошу меня простить, откровенно смешны и нелепы.

Хриплый шагнул было вперед, но, поймав недобрый взгляд усатого генерала, отступил.

– А исключительно оттого, – продолжил Юсупов будничным тоном, – что ни полицейские чины, ни министры или члены Госсовета, ни уж тем более сама государыня императрица никогда – я повторяю, никогда, сударь, – не станут ни признавать, ни вести дел с преступниками. Которыми, вы, судари, вне всяких сомнений, и являетесь. Именно так! – Юсупов усмехнулся и покачал головой. – Не народовольцами, не борцами за свободу и гуманистические ценности, а самыми обычными убийцами. С такими, как вы, не вступают в переговоры… Нет – их судят и казнят. И другие варианты попросту невозможны. – Юсупов сложил руки на груди, будто не обращая внимания на нацеленные в него полтора десятка стволов. – И поэтому, сударь, ваши требования никак не могут быть выполнены.

– Очень жаль.

Хриплый свободной рукой откинул назад взмокшие от пота волосы и снова поднял пистолет.

– Очень жаль, ваше сиятельство, – повторил он, – что вы никак не желаете признать очевидное и принуждаете нас к крайним мерам. И если кто-то здесь, – Хриплый взмахнул оружием, будто выбирая, в кого выстрелить первым, – считает, что мы не пойдем дальше угроз, то глубоко ошибается. Если вы откажетесь передать наши требования императрице, я убью одного заложника. И буду убивать еще в течение каждых пятнадцати минут, пока…

– Милости прошу, сударь. – Юсупов пожал плечами. – Я старый человек и уже давно не боюсь смерти. И не стану больше даже пачкать язык, разговаривая с такими, как вы. Как и любой здесь, чье слово стоит хоть чего-то для Госсовета и Ее Императорского Величества.

Я бы не удивился, начни кто-нибудь аплодировать старому князю. Но нет – все молчали. То ли местную публику наглухо придавила серьезность ситуации, то ли каждый боялся привлечь к себе лишнее внимание, то ли…

– Что ж… Это не мое решение, ваше сиятельство. – Хриплый с щелчком взвел курок. – Даю вам десять секунд на размышление. Если же нет… Думаю, господа офицеры сочтут за честь умереть первыми.

Кольт уставился на Юсупова. Потом сместился левее, еще левее… на мгновение замер напротив меня, заглянул прямо в душу черным и глубоким глазом дула… двинулся еще дальше и наконец остановился, нацелившись в грудь усатого генерала.

– Один, – начал считать Хриплый. – Два. Три…

Черт… Нет, так не пойдет!

Я стоял через одного человека в форме – но это не значит ровным счетом ничего. Урод может убить меня и последним, и вторым – когда закончатся отведенные пятнадцать минут. Рука Хриплого заметно подрагивала, он явно не хотел стрелять – но и выбора у него уже не оставалось. И если даже полиция прямо сейчас пойдет на приступ, если сам я уцелею, успею упасть на пол, откатиться, спрятаться прежде, чем…