Гордое сердце
Шрифт:
Пикеринг поневоле оказался усердным учеником. Им овладело желание сделать военную карьеру. И когда после окончания училища он получил назначение в форт Чако, то, можно сказать, из кожи вон лез, чтобы вверенный ему гарнизон считался образцовым. Но не каждый умеет руководить, здраво и объективно оценивать обстановку и, приняв единственно правильное решение, выполнять его без оглядки на других. Пикеринг очень часто проявлял нерешительность. Когда же ситуация на границе осложнилась, было решено прислать в форт более опытного коменданта. Однако получилось так, что его неожиданно вызвали в Вашингтон.
Что ж, придется
Внутренне собравшись, он въехал в ворота.
– Да не верю я этому! – рявкнул тучный сержант в синей форменной тужурке. – Апачи терпеть не могут друг друга. А ты заладил, мол, объединились и теперь все заодно.
– А вы не допускаете, что вас они ненавидят еще больше? – возразил Маккензи с обычным хладнокровием.
– К тебе, конечно, они относятся иначе. – Сержант Питерс осклабился.
– Сейчас не обо мне речь. Ваше счастье, сержант, что вы меня мало волнуете! – сказал Маккензи с расстановкой.
– Краснокожий ублюдок! – прошипел Питерс, побагровев от злобы.
Лишь по напрягшимся на лице Макензи желвакам было понятно, что его слова услышаны. Разведчик оглянулся на лейтенанта.
– Поступайте как знаете. Я предупредил. Доложу обо всем генералу Вейкфилду. Вероятнее всего, апачи готовятся выступить единым фронтом, и это будет не мятеж, а кое-что похлеще. Считаю, фермерам-поселенцам следует укрыться на территории форта.
Лейтенант Пикеринг перевел взгляд с высокого худощавого разведчика на грузного сержанта. Получая назначение, он был предупрежден, что к мнению Питерса придется прислушиваться. Но сержант не особенно нравился ему, заносчивый же индеец вызывал раздражение. А как выглядит! Небритый, грязный… Пикеринг понятия не имел, что последние две недели разведчик проводил в седле по девятнадцать часов в сутки. И почему только этот выскочка пользуется неограниченным доверием генерала Вейкфилда? – подумал он и, глядя на Маккензи в упор, отчеканил:
– Я не стану отдавать распоряжений о перемещении поселенцев с их ранчо в расположение гарнизона. Это ваши домыслы, а люди могут потерять годами нажитое добро.
– Но уж жизнь-то точно сохранят! – обронил разведчик. Его гортанный шотландский акцент заметно усилился, что случалось в минуты крайнего возбуждения.
– Между прочим, командую здесь я, а не вы, – отрубил лейтенант.
– Не я, – отозвался Маккензи тоном, в котором без труда угадывался сарказм. – И мне это хорошо известно.
Питерс и Пикеринг переглянулись и одновременно кинули на разведчика недобрый взгляд.
– Как и то, – продолжил Маккензи, – что, если погибнут люди, вам придется держать ответ перед генералом.
– А ты не так прост, как кажешься. Надеешься, что твои соплеменники поживятся на брошенных ранчо? – усмехнулся Питерс.
– Это вы серьезно?
– Вполне.
Маккензи смерил его взглядом с головы до ног и решительной походкой направился к дверям, бросив на ходу:
– Ну и тупица же вы, Питерс! – Он обернулся к Пикерингу: – А вы, лейтенант, окажетесь в идиотском положении, если намерены бездействовать. На рассвете я уезжаю.
Питерс схватил Маккензи за плечо.
– Как ты смеешь меня обзывать, грязный индеец! Да
я из тебя сейчас всю душу вытрясу…Маккензи спокойно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Пикеринга.
– Лейтенант, вы свидетель, я не хотел затевать свару. Ни сейчас, ни прежде. Сержант для меня – пустое место. Пусть оставит меня в покое. Я иду в баню, а на рассвете уеду.
– Сержант Питерс! – властно прикрикнул Пикеринг.
Как бы его подчиненные не разделались с этим Маккензи, тогда уж точно не избежать нагоняя от генерала. А если Маккензи убьет сержанта, то и того хуже. Кто из этих двоих одержит верх в схватке, сомневаться не приходится. Всем известно, какой вояка этот Питерс!
– Черт побери, сэр! – Питерс распалился не на шутку. – Не мешало бы поучить краснокожего наглеца хорошим манерам.
В ответ Маккензи саркастически ухмыльнулся.
Оскалился точно волк, подумал Пикеринг. Он был в душе согласен с сержантом, но все же благоразумие взяло верх:
– Отпустите его!
Питерс неохотно повиновался. Маккензи не оглядываясь вышел на улицу и зашагал к бане.
– Всему свое время, сержант, – заметил Пикеринг вполголоса. – Хорошенько проучить его стоит, но только не на территории форта.
– Даю слово, прикончу краснокожего ублюдка! – пообещал Питерс.
Он клокотал, он метал громы и молнии… И взбесился еще пуще, когда, придя домой, понял, что ужин не готов и его никто не ждет. И где только шляется его доченька? Питерса охватила жалость к себе. Некому о нем позаботиться. Он просто мученик, а этот недотепа Пикеринг печется только о своей карьере. Эллен же так и липнет к мужикам, ко всем без разбору. И кого подцепила теперь? Рядового? Офицера?
Схватив с захламленного стола бутылку, он жадно глотнул. Ну попадись она ему, изобьет до полусмерти!
Маккензи обрадовался, когда увидел, что в бане никого нет. Он позвал пожилую скво, дал ей немного денег и попросил натаскать и нагреть воды. Сам он был не в состоянии это сделать – сказывались дни и бессонные ночи, проведенные в седле.
Смыв с себя грязь и пот, он погрузился в чан с горячей водой. Кошмарное напряжение спало – он расслабился.
Пожалуй, не стоит оставаться здесь на ночь. К чему лишние волнения? Питерс не успокоится. Слово за слово, и не оберешься неприятностей. А все его язык! Нет бы промолчать. Но, с другой стороны, надо было поставить Питерса на место. Черт возьми, какие же они недоумки! И сержант, и лейтенант… С дураками вообще опасно дело иметь. Ну хорошо, помоется и не мешкая отправится к Вейкфилду. Генерал, скорее всего, отдаст приказ эвакуировать поселенцев. Не опоздать бы! Иначе люди падут жертвами кровавой бойни. Господи, как же он устал! Представить страшно, что опять придется трястись в седле.
Маккензи не услышал, как скрипнула дверь и кто-то бесшумно проскользнул в баню. Он был в полудреме. Когда чья-то рука коснулась груди, он очнулся.
Маккензи поднял глаза и увидел Эллен Питерс. Она стояла возле чана, гладила его плечи, спину и с зазывной улыбкой пожирала его глазами. Ее намерения не оставляли сомнений. Он резко оттолкнул ее руку.
– Мы здесь одни, нас никто не услышит, – прошептала Эллен.
Ее рука снова потянулась к его мускулистой груди, а в глазах мелькнуло откровенное желание.