Гордость и страсть

— Не могу с вами не согласиться. Зато мы узнали, что ваша любовница скучает без вас в постели. Едва ли это можно считать ценным открытием.

— О? А ты скучаешь по мне в своей, Беф?

Она не стала отвечать на его вопрос, но не удержалась от колкости.

— Только в твоих смелых фантазиях, Иен, — фыркнула она.

— Нет, ну разве это не правда? — проворчал он, помогая ей подняться в карету и захлопывая дверцу.

Карета тронулась, меж ними повисло напряженное молчание. Ей это казалось невыносимым, мысли все время возвращались к той женщине, к ее голосу.

— Перед уходом я обязательно проверю все задвижки и окна, — сказал он, как бы ненароком касаясь ее бедра. — Сегодня вечером у меня все внутренности сжимаются от тревоги. Что-то висит в воздухе.

— Да, я тоже чую. Откровенное распутство.

И тут же услышала в его голосе усмешку.

— Если это форма предложения, Беф, я буду более чем счастлив принять его от тебя. Ты так соблазнительна, я просто не в состоянии сопротивляться.

— Иди к черту, — выпалила она, ненавидя себя за то, как легко он заставил ее выйти из образа холодной элегантности.

— Уже был, моя дорогая. Мне пришлось не по вкусу тамошнее обслуживание.

Она перестала его замечать.

Когда они добрались, она едва могла дождаться, пока он подаст руку. Гастингс открыл двери, Мэгги уже стояла на пороге, поджидая ее. Элизабет взяла свою компаньонку за руку, озабоченная тем, чтобы поскорее уйти от Элинвика.

— Ну, как прошел вечер?

— Ничего интересного. Не вдохновляюще и совершенно невыносимо.

— О боже! — прошептала Мэгги, направляя Элизабет к двери. — Неужели так уж плохо?

— И вот еще что, Мэгги, — сказала Элизабет. — Захвати шкатулку с письменными принадлежностями. Мне нужно продиктовать письмо брату. Оно должно уйти с первой же почтой завтра утром.

Определив по звуку, что Мэгги приготовила прибор для письма, Элизабет начала диктовать:

«Дорогой брат! Нечто, кажущееся мне тревожным и важным, привлекло мое внимание. Хотелось бы, чтобы ты как можно скорее возвратился в Лондон, поскольку Элинвик, этот ужасный человек, может нанести немалый ущерб делу Братства».

«Это должно привлечь внимание брата», — подумала она с удовлетворением и некоторой тревогой.

Люси изучала науку быть герцогиней и женой. Погода в Йоркшире прояснилась и наладилась. Адриан мог смело брать ее с собой в деревню и представлять арендаторам. Ее приводили в восхищение малыши, она утешала и помогала больным, записывала просьбы и старалась помочь по мере сил жителям деревни. Оказывается, ее мужа неподдельно любили и уважали. Люси просто не могла чувствовать себя более счастливой.

Викарий с женой заходили к ним на чай, а живущие в округе помещики заезжали познакомиться и поздравить. Но чаще они проводили свои дни и вечера друг с другом в тишине, бродя по лугам или в домашних заботах. Адриан был терпеливым учителем, помогавшим ей запоминать имена, расположение и предназначение комнат, сообщая, где принято пить чай, а где читать книги.

— Я не приверженец строгостей, Люси. Мне совершенно наплевать, если ты устроишь ланч в передней комнате, а не в задней. Но это все необходимо для удобства Лиззи, ты же знаешь. Она чертовски настырна там, где дело касается независимости. Если что-то изменится, она может натолкнуться на какой-нибудь предмет и пораниться или заблудиться в доме.

— Понятно. Мне совсем не хочется, чтобы она испытывала затруднения или с ней что-нибудь случилось. Между прочим, она писала тебе? Что она думает о наших щенках?

— Не приходило никаких известий.

— Возможно, Мэгги заболела и не может писать для нее, — предположила Люси.

Адриан кивнул, но оставался задумчивым до конца вечера.

В этот день они вместе, взявшись за руки, прогуливались по длинной анфиладе, увешанной старинными портретами.

— Я не стану утомлять тебя именами, которые отец вбил в мою голову, хотя мне казалось, что все это достаточно бесполезно. Правда, есть несколько портретов, которые я бы хотел показать тебе.

Вскоре они подошли к картине.

— Синьюин Йорк — печально известный тамплиер.

Она улыбнулась изображению, думая о том, что он унаследовал такие же глаза и, может быть, еще печальную усмешку.

— Я бы сказала, он был тем еще негодяем.

— Да. Ходили слухи, что он соблазнил дочь маркиза Элинвика, наградил ее ребенком и вскоре оставил. Говорят, существует проклятие, которое запрещает дому Йорков брать любовниц из дома Элинвиков.

— И что может случиться?

Он нахмурился:

— Я не уверен, саранча или наводнение, а может, что-то еще более устрашающее.

Она рассмеялась. Он еще немного рассказал о своих предках и лишь бегло упомянул Братьев Хранителей. Так же как Блэку, ему не хотелось втягивать ее в это дело. Люси решила не проявлять нежелательного любопытства. Он расскажет ей, когда придет время, так же как Блэк сделал это для Изабеллы.

Он потянул ее немного вперед и остановился перед следующим портретом:

— Мой отец.

Люси не могла сдержать удивленного вздоха. Так вот как может выглядеть ее муж лет через десять! С портрета смотрел красивый, физически сильный человек, его твердый рот был сжат в прямую линию, а в глазах не было тепла ее Адриана.

— Я много раз останавливался здесь, пытаясь понять, как могло получиться, что мне передалось так мало сходства с женщиной, которая меня родила. Кажется, будто он сам создал меня с помощью черной магии.

— Адриан…

— Он превратил Анастасию в идеальную любовницу, нечто, существующее лишь для удовлетворения его затаенных фантазий, но такое, чем можно было бы похвастаться в кругу приятелей, потешить самолюбие, гордость. То же самое он сделал и со мной.

— Нет. — Она привстала на цыпочки поцеловать его губы. — Он сделал из тебя герцога и Брата Хранителя, но не делал из тебя человека, которого я знаю. Ты сам стал им.

Прижав к себе, он задержал ее в долгих объятиях. Она чувствовала, как уходит куда-то чувство вины и смятения из его души.

— Ты хотела бы увидеть нечто особенное, волшебное?

— Ты уже показал мне сегодня утром, — хихикнув, шепнула она.

— Что за дерзости! Совсем не это! — шлепнув ее по заду, рассмеялся он.

Следуя за ним, держась за руку, Люси прошла через галерею по лабиринтам коридоров с совершенно одинаковыми каменными стенами и множеством дверей.

— Если войти в ту дверь, она приведет в подвалы, откуда есть ход в вересковые пустоши. Там всегда держат наготове верховую лошадь. Только один конюх знает об этом, и в его обязанности входит заботиться о лошади.