Гордубал

– Это твой отец, Гафья, - слышит Гордубал, и Полана подталкивает к нему одиннадцатилетнюю девочку, - у той испуганные голубые глаза.

– Вот какая ты, Гафья?
– смущенно бормочет Гордубал (вот уж, право! Такому большому ребенку и тэдди-бэр!) и хочет погладить ее по голове.

Только одним пальцем, Гафья!

Но девочка уклоняется и жмется к матери, не спуская глаз с незнакомца.

– Да поздоровайся же, Гафья, - говорит Полана строго и шлепает девочку по спине.

– Ну, оставь ее, Полана, что худого в том, коли ребенок оробел?

– День добрый!
– шепчет Гафья и отворачивается.

Юраю вдруг становится не по себе, слезы застилают глаза, облик ребенка дрожит в его глазах и расплывается. "Ну, ну, что же это - э, ничего, пройдет!

Все потому, что уж сколько лет я не слышал этих слов "день добрый".

 - Пойди сюда, Гафья, - суетится Гордубал, погляди, что я тебе привез.

– Иди, глупая, - подталкивает девочку Полана.

Гордубал склоняется над чемоданом. Матерь божья, как все измялось в дороге! Куда же запропастился электрический фонарик? Вот Гафья удивится.

– Смотри, Гафья, нажмешь тут кнопку, и ок светит. Да что же это такое, не хочет светить!
– Гордубал нажимает кнопку, вертит фонарик со всех сторон и хмурится.

– Что такое с ним сделалось? Ага, наверно, батарейка высохла. На пароходе было такое пекло! Знаешь, нижняя палуба?.. Он светил, Гафья! Светил ярко, как солнышко. Постой, я дам тебе картинки, поглядишь.

Гордубал вынимает газетные и журнальные листы, которыми переложена одежда.

– Иди сюда, Гафья, посмотри, вот она - Америка.

Девочка смущенно мнется и оглядывается на мать.

Подана сухо и строго кивает: "Иди!" Гафья робко, неохотно подвигается к этому чужому, долговязому человеку. Эх, выскочить бы стрелой за дверь и бежать, бежать без оглядки, к Марийке, к Жофке, к девчонкам, что там, за гумном, пеленают в одеяльце маленького смешного щенка...

– Погляди, Гафья, Какие дамы! А тут, гляди-ка, дерутся, а? Это футбол, игра такая в Америке, понимаешь? А вот эти высокие дома...

Гафья уже касается его плечиком и робко шепчет:

– А там что?

Гордубала охватывает радостное умиление - ну вот, ребенок уже привыкает.

– Это... это Felix the Cat [34] .

– Да ведь это киска, - протестует Гафья.

– Ха-ха, конечно, киска! Ты умница, Гафья! Ну да, это такой... американский кот, олл-райт [35] .

– А что он делает?

– Он... он лижет tin [36] , понимаешь? жестянку от консервов. Это эдвертисмент [37] консервов, вот что.

34

 Кот Феликс (англ.).

35

 all right - правильно (англ.).

36

 tin - жестянка (англ.).

37

 advertismenl - реклама (англ.).

– А тут что написано?

– Это... это по-американски, Гафья; ты не поймешь. А вот гляди, пароходы, - поспешно меняет тему Гордубал, - на таком и я плыл.

– А это что?

– Это трубы, понимаешь? Внутри корабля паровая машина, а сзади такой... такой винт...

– А что здесь написано?

– Это ты прочтешь как-нибудь в другой раз. Ты ведь умеешь читать?
– вывертывается Гордубал.
– А вот смотри-ка: столкнулись два кара... [38]

Полана стоит на крыльце, скрестив руки на груди, и сухим пристальным взглядом смотрит во двор. Позади нее в избе наклонились друг к другу две головы.

38

 с а r - автомобиль (англ.).

Мужской голос с запинкой рассказывает об Америке, старается что-то растолковать.

– Вот в Америке как делают, Гафья, а вот это я сам однажды видел...
– Потом язык у Гордубала совсем заплетается, и он бормочет: - Ступай, Гафья, погляди, где мать.

Гафья выскакивает на крыльцо, точно вырвавшись из заточения.

– Подожди, - останавливает ее Полана, - спроси, может, он хочет есть... или пить.

– Не надо, голубушка, не надо, - отказывается Гордубал и спешит к порогу.
– Спасибо, что позаботилась, вот уж спасибо, куда спешить, у тебя, верно, и другие дела найдутся...

– Дела всегда хватает, - неопределенно откликается Полана.

– Ну, вот видишь, Полана, вот видишь, не буду тебя беспокоить, занимайся своим делом, а я уж после... я что...

Полана поднимает на него глаза, точно хочег высказать, точно хочет высказать все разом - но губы у нее начинают дрожать, и она молча идет по своим делам, ведь работы всегда хватает.

Гордубал, стоя в дверях, смотрит ей вслед: пойти разве за ней в сарай? Нет, пока еще нет: в сарае темно, неладно это будет...

Восемь лет, братцы, восемь лет! Разумная жена Полана, не бросается на шею, как девчонка. Хорошо бы порасспросить ее о том, о сем, о поле, о скотине.

Да уж бог с ней, дел у нее хватает. Полана и раньше такая была - работящая, степенная, рассудительная.

Задумчиво оглядывает двор Гордубал. Дворик чистый, порос лапчаткой и купавой, нигде ни следа навозной жижи. Пойти, что ли, осмотреть хозяйство?

Нет, не надо пока, не надо. Полана и сама скажет: пойди погляди, Юрай, как я хозяйничала. Все кирпичное и железное, новое все, а стоило столько-то и столько-то. И я скажу: хорошо, Полана. Я тоже при нес кое-что в хозяйство. Хорошо, Полана, ты управлялась с хозяйством. А стройна ты, стройна, как молодица! Господи, спина какая прямая. Полана всегда так ходила, еще девушкой голову высоко держала! Гордубал вздохнул и почесал затылок. Что ж, пусть будет по-твоему, Полана. Восемь лет ты сама себе хозяйкой была, сразу этого не переломишь. Сама признаешься: хорошо, что есть теперь мужик в доме.

Задумчиво оглядывает Гордубал свой двор. Все изменилось, все по-новому, удачлива в хозяйстве Полана. А вот этот навоз,толубчики, этот навоз мне не нравится. Пахнет конюшней, а не хлевом. Вон на стене два хомута, на дворе конский помет. А Полана и не заикнулась, что лошадей держит. Послушай, Полана, кони не бабье дело. На конюшне мужик нужен, вот что.

Гордубал озабоченно морщит лоб - он слышит удары копытом о дощатую перегородку. Конь бьет копытом, видно пить хочет.
– Отнесу-ка я ему воды в брезентовом ведре. Нет, нет, Полана сама попросит: "Пойдем, Юрай, погляди наше хозяйство".

В Джонстоне тоже были лошади, там внизу, в штольнях. Подходил я к ним погладить по морде, - коров, видишь ли, Полана, там не было. А хорошо бы ухватить корову за рог и потрясти ей голову, ого-го-го, старуха! А лошадь... Ну, слава богу, есть теперь у тебя мужик в доме.

И вдруг пахнуло старым, издавна знакомым запахом. Гордубал принюхивается долго и с наслаждением. Дрова! Смолистое благоухание дров, запах сосновых поленьев, лежавших на солнце. Поленница манит Юрая. Хороши поленья, крупные, с толстой корой. А вот и колода с воткнутым в нее топором, деревянные козлы и пила. Старая пила, отполированная его ладонями. Гордубалглубоко вздыхает - с приездом вас и добро пожаловать! снимает пиджак и ставит полено на козлы.