Горец. Гром победы

– Так же, как и стрелять в них, – ответил я спокойным тоном. – Никакой разницы. Разве что когда стреляешь, то не чуешь гнилого запаха изо рта врага. Результат один – ты отнимаешь жизнь, которую не ты дал. Легче всего убивать людей, наверное, корпусным артиллеристам. Они никогда не видят, как от их снарядов за десяток километров разрывает солдат на куски. Иногда даже своих… от «дружественного» огня. На втором месте по легкости убийства стоят воздухоплаватели. Они видят, как от их бомб погибают, но люди сверху кажутся муравьями. Есть в той картине с неба что-то ненастоящее. Больше от игры. – Вот черт, чуть было не ляпнул «компьютерной». – Стрелок в окопе хотя бы видит, как от его пули человек падает и больше не встает. Ближе кавалеристы, которые рубят врагов саблями. Так что, по моему мнению, убивать ножом намного честнее. Враг в состоянии тебе ответить тем же. Ты сам от него на расстоянии вытянутой руки.

– Интересная философия… – покачал головой лейтенант. – Никогда о таком не задумывался. Тем более никогда не рассматривал вопрос с такой стороны… А вот то, что ваш граф погиб от нашей шрапнели, а резали вы царцев на другом конце страны, – это как соотносится с вашей горской моралью? – Лейтенант снова загнал шар в лузу.

– Союзники несут солидарную ответственность, – ответил я.

– Понятно, – пробормотал лейтенант и снова ударил кием по шару. И снова в лузу.

Мне он так и не дал сделать ни одного удара.

– Хорошо играете, – похвалил его я.

– А что тут еще делать? – пожал он плечами. – Год ежедневных тренировок кого угодно сделает мастером. Однако партия. Еще разочек? Дам фору в три шара, и ваш удар будет первым, ваше превосходительство. Кстати, а каков ваш воинский чин? Судя по орденам, вы фронтовой офицер.

– Равный армейскому майору, – ответил я честно, но обтекаемо.

– То есть вы не армеец?

– Как сказать… Начинал службу в инженерных войсках, продолжил в артиллерии, а закончил свою военную карьеру воздухоплавателем. Капитан-лейтенантом.

– Не всем так везет, – усмехнулся республиканец. – Но вроде как война не кончилась, а вы на гражданке уже?

В ответ я только показал рукой на золотой знак за ранения на моем кармане и предложил:

– Еще вина?

Лейтенант понимающе кивнул и согласился:

– Не откажусь от такого нектара. Это не та кислятина, которой нас тут потчуют постоянно.

– Разливайте, – предложил я, – и присядем к камину. Играть я больше с вами не буду. Не люблю проигрывать, а выиграть у вас мне не хватит умения. Так что лучше просто побеседуем. Итак… – Я подождал, пока Мурант присядет и нальет нам вина. – Обычный среднестатистический субалтерн республиканской пехоты имеет за плечами неполную среднюю школу и два года военного училища. У вас же диплом престижной Высшей инженерной школы с отличием, а вот военного образования в вашей анкете я не нашел. Не удовлетворите мое естественное любопытство?

– Вы, случайно, не в контрразведке служите? – мило улыбнулся лейтенант.

Он вообще был хорошо воспитан и имел неплохие манеры. В отличие от меня.

– Для имперской контрразведки надо иметь окончание фамилии на «-форт», – усмехнулся я, припомнив, как сам штурмовал контрразведку в Будвице. – А у меня только «-верт». И то недавно. Я занимаюсь заводами, железной дорогой и строительством. Немного коневодством. Но это уже так, хобби. Немного наукой – я доктор химии.

– Какого университета?

– Швицкого горного института.

– Кажется, я про вас что-то читал, связанное с химией… – попытался он вспомнить. – И не так давно. Там еще было про пояса для женских чулок.

Но я его перебил с легким раздражением:

– Это не суть важно. Если хотите, то курите, лейтенант.

– Я не курю, ваше превосходительство. Мне достаточно этого великолепного вина.

– Тем лучше. Я тоже никогда не курил. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Я окончил добровольческие курсы офицеров национальной гвардии при Инженерной школе. Для студентов. Это избавляло от призыва на срочную службу рядовым. После этих курсов нам присвоили звания лейтенантов инженерных войск. И еще курсы повышения квалификации офицера при поступлении на службу в армию. Больше я военному делу нигде не учился.

– Вы инженер. Почему тогда пехота?

– Так получилось. В инженерные войска меня не хотели брать из-за моей скандальной репутации в инженерных кругах, а в артиллерии у нас по традиции, как и в кавалерии, представители старых фамилий заправляют. Дореволюционных. Из недобитых в революцию аристократов. Я для них плебей. Остался для меня только самый демократичный род войск. Но и там я даже до ротного командира не дослужился. Хотел выйти в отставку и уехать в колонии, но тут началась война…

– А что такого страшного случилось в инженерных кругах?

– Вы понимаете в технике, ваше превосходительство? Или только в химии?

– У меня диплом техника-механика, – похвастал я, – и мантия почетного доктора Будвицкого политеха.

– Уже лучше. Значит, вы представляете себе процесс плавки стали?

– Более или менее. В общих чертах.

– Так вот я изобрел новую печь, в которой можно получать сталь с заранее заданными свойствами. – И он гордо выпрямился в кресле, ожидая аплодисментов.

Оба-на… Я весь превратился в одно большое ухо. И, чтобы проверить, не прожектер ли он пустозвонный, кинул идейку под видом вопроса:

– Конвертер с кислородным наддувом?

– Нет, не конвертер. Его изобрели до меня. Правда, я не слышал никогда про кислородный наддув. Только про воздушный.

Кувшин опустел, и я кликнул часового, который снаружи караулил бильярдную комнату, чтобы нам никто не помешал, и приказал доставить еще вина. Такого же…

Повернувшись к инженеру-пехотинцу, пояснил:

– Как химик я считаю, что наддув чистого кислорода будет продуктивней наддува просто воздухом. Участвует в реакции окисления только кислород. Остальные газы – балласт. Только отравляют атмосферу.

Ну не говорить же ему, что в моем мире электродуговой и кислородно-конвертерный способы плавки сталей давно уже вытеснили все остальные, кроме совсем уж отсталых мест. Но вся проблема заключается в получении чистого кислорода в промышленных количествах. А это – криогенная аппаратура, совсем недоступная здесь по уровню технологий. В первую очередь из-за отсутствия магистрального электричества большой мощности.

– Интересная мысль, – поддакнул мне лейтенант.

– Но пока неосуществимая, – добавил я. – Это вам не баллон накачать для ацетиленовой сварки. Это сотни тонн. Так что представляет собой ваша печь? Она запатентована?

– Да, запатентована. Как же иначе? – И лейтенант мне прочитал целую лекцию про существующие в этом мире способы плавки сталей, из которой я понял только одно – его печь чем-то смахивает на земной мартен.

– Вам дали построить такую печь?

– Только одну. Маленькую. Макетную. На пятьсот килограммов металла. Для доказательства эксперимента за счет государства при защите важного патента. А потом ни один фабрикант не пожелал со мной связываться, считая, что эксплуатация рабочего на пудлинге им обходится дешевле новых капитальных вложений. Прибыль их кумир, а сверхприбыль – бог.