Горечь таежных ягод (сборник)

— Да, — сказал Павлик. — Я свободен.

Собрался объяснить, что он, пожалуй, совсем не тот, за кого его принимают, что прибыл по другому делу, прибыл с письмом насчет собак, однако ничего не успел сказать: Лена подала классу команду «смирно».

— Товарищ сержант! Пионерский отряд собран на сбор «Ракетчики — часовые Родины».

— Я не сержант, а ефрейтор.

— Это неважно, — сказала Лена и добавила шепотом: — Вы сначала поздоровайтесь с ребятами.

Павлик поздоровался, ему приятно было видеть лица ребят, и он подумал, что, в сущности, все складывается хорошо и правильно. Разве он не ракетчик? Разве он не может провести пионерский сбор? Да пожалуйста, на высшем уровне. В конце концов так даже лучше. Одно дело — прийти и просить собак. И совсем другое — в качестве официального лица, прибывшего на сбор.

Павлик прошел к столу, оглядел ребят и спросил:

— Вы все собаководы?

Ответили ему нестройно, невразумительно и, в общем, непонятно. Павлик даже испугался: значит, и они не те, за кого он их принимает? Однако Лена пояснила:

— У нас звенья по интересам. Есть звено разведчиков, космонавтов. Есть и юных собаководов. Вот, пожалуйста, второе звено, встать!

Поднялось шестеро ребят. Лена подняла руку.

— Ваш девиз!

— «Собака — верный друг человека. Люби ее, воспитывай, береги!» — проскандировали собаководы.

— Молодцы! — похвалил Павлик. — А собаки у вас есть?

— Есть! — сказал белоголовый парнишка на первой парте. — Два бульдога, фокстерьер и три овчарки.

Павлик чуть не спросил: а где четвертая? И вдруг спохватился: как он себя ведет?

Решительным жестом он оправил под ремнем гимнастерку, сдвинул брови, прокашлялся — так обычно старшина дивизиона начинал вечернюю поверку.

— Ребята! Мы проводим наше мероприятие в условиях сложной международной обстановки… — Павлик поглядел на пионервожатую: правильно он открывает сбор?

Лена улыбнулась, но потом все-таки сказала на ухо:

— Может, сначала представить вас?

— Не надо. И так все ясно.

Павлик заговорил о ракетчиках противовоздушной обороны. Рассказывал о том, как они несут боевую вахту, круглосуточно дежурят у зеленых экранов ракетных локаторов, как тренируются на пусковых установках.

Ему самому выступление нравилось. Но ребята слушали как-то без особого интереса, переговаривались, а двое на последней парте тайком играли в «морской бой» — Павлик это заметил. Может, он в самом деле говорил скучно?

Перед глазами все время торчал макет ракеты, словно кто-то нарочно, с определенным умыслом поставил его туда в угол класса. Но зачем? Наверно, это звено космонавтов? Достали в пионерском журнале чертежи и по вечерам клеили, пилили, сколачивали. А что, если?..

Павлик остановился на полуслове и, показывая на макет, наклонился к Лене:

— Она фанерная?

— Фанерная… А что?

— То, что надо!

Павлик выскочил из-за стола, подал команду и построил звено собаководов.

— Внимание! Сейчас будем отрабатывать заряжание пусковой установки. На боевой позиции работает звено собаководов. Остальным — наблюдать.

Он разбил звено по номерам стартового расчета, минут пять объяснял, инструктировал — и все завертелось. Сначала из двух столов соорудили «пусковую установку» и из третьего стола получилась отличная ТЗМ — «транспортно-заряжающая машина», на которую «стартовики» водрузили ракету. Павлик подал команду: «В боевое положение!»

ТЗМ, урча и буксуя, двинулась на позицию, остановилась точно напротив пусковой установки; новая команда: «Заряжай!» — и расчет стыкует балку: ракета медленно вползает на пусковую установку.

— Готов!

— Готов!

— Готов! — звучат доклады номеров расчета.

— В укрытие!

Возбужденные и счастливые собаководы убежали на свои парты, на их место пришли «космонавты», и все началось сначала. «Разведчики» тоже настояли на участии в боевом тренаже. А потом начались соревнования между звеньями на скорость заряжания.

Дело кончилось тем, что с нижнего этажа прибежала рассерженная учительница и потребовала «сейчас же прекратить безобразие». Она пристыдила Лену, а Павлику сказала, что военному человеку не к лицу устраивать такие шумные, дезорганизующие игры. Впрочем, это уже было несущественно — Павлик отлично знал, что выиграл, что для всего отряда он теперь больше, чем уважаемый человек.

Наступило самое время показать письмо, что Павлик и сделал. Лена прочитала его вслух.

Ответом был всеобщий вопль восторга. Собак ему предлагали наперебой, предлагали всех разом, даже фокстерьера. И тут он впервые пожалел, что у него воинское требование на перевозку только двух собак.

…Назавтра были проводы. С торжественным построением отряда и не менее торжественной передачей двух овчарок «воину-ракетчику ефрейтору Рыбину». Ему также вручили паспорта на собак и красивую дарственную грамоту в коленкоровой папке.

На перроне у киоска «Мороженое» была длинная очередь — Павлик отдал продавщице десятку и велел угостить весь отряд: по две порции «эскимо» каждому.

Они стояли с Леной у вагона, ели мороженое и щурились от солнца, удивленно разглядывая друг друга.

— Вы немножко странный, — сказала Лена. — Вчера вы меня удивили и сегодня тоже.

— Да? — заинтересовался Павлик. — Чем же это?

— Как вам сказать?.. Сначала вы были очень солидным, а потом устроили «шумные, дезорганизующие игры». Сегодня вы застенчивый и щедрый. А в общем получается одно цельное. Помните: «Благородный и бесстрашный, храбрый рыцарь Дон-Кихот».

— Что-то не помню. — Павлик насторожился: нет ли в этом насмешки?

— Это романс Дульсинеи Тобосской, его дамы сердца, — пояснила Лена и посмотрела на Павлика лукаво. — Запомните, вы наш шеф и должны нам писать.

— Обязательно, — кивнул Павлик. — Но и вы отвечайте регулярно. Чтобы письмо на письмо.

— Хорошо, — улыбнулась Лена. — Я согласна.

ВЫШЕ — ТОЛЬКО ЗВЕЗДЫ

Ночью сквозь сон он слышал, как высаживались вчерашние попутчики — пожилые супруги-пенсионеры. Это был, вероятно, какой-то город, потому что в вагон доносилось многоголосье, гулкость большого перрона. И кто-то новый поселился в купе на нижней полке, прямо под ним. Кто-то очень деликатный, нешумный — лишь однажды на столике звякнул ненароком задетый стакан.

Проснувшись утром, он сразу вспомнил об этом и еще вспомнил приглушенное покашливание, два-три вздоха (горестных, как ему показалось) — это он ясно слышал уже потом, перед самым отходом поезда, когда вагон наконец угомонился. Только сейчас ему пришло в голову, что это наверняка была женщина, и, пожалуй, молодая.