Гори, гори, моя звезда...

— Нет, нет, нет, — решительно возразил предревкома. — Ни в коем случае. Ваше поле боя здесь!

Искремас смирился.

— Хорошо. Тогда продолжаем. Итак, вы увидите интермедию… Может быть, это сон Жанны д'Арк, может быть, ее тревожные мысли… Артисты, станьте по местам!

Парни с мечами встали по углам сцены, а Искремас вышел на середину, ведя за руку Крысю — красивую, в длинном, стекающем на пол белом платье.

— Ты помнишь смысл этого куска? — спросил он у Кры-си. — Жанна одна против всех. Она окружена врагами и даже не знает, кто они… Сначала я покажу сам.

Один из парней завязал ему глаза черной повязкой, ремнем стянул руки за спиной.

— Начали! — скомандовал Искремас.

Почтительно наклонившись вперед, предревкома наблюдал за репетицией. На сцене происходило странное повторение игры в кукушку.

Искремас, слепой и беспомощный, метался, ища выхода, но всюду его встречали острия мечей. Враги глумились над ним, осыпали ударами со всех сторон. Если он приближался к безоружному, кто-нибудь из трех остальных перекидывал тому свой меч, чтобы и он мог уколоть Искремаса. А кругом скалились белыми ртами черные глиняные черепа.

— Не верю! — раздалось вдруг из зала. Искремас остановился и сорвал с глаз повязку.

Рядом с председателем сидел седой человек с интеллигентным лошадиным лицом.

— Не верю! — повторил он, снял пенсне и выпятил брезгливую нижнюю губу.

Искремас топнул ногой:

— Константин Сергеевич! Не хотите верить — не верьте! Но не мешайте!

Он прикрыл лицо ладонями, отвернулся; потом, успокоившись, сказал:

— Я ищу… И я понял одно: только то искусство настоящее, за которое заплачено кровью!..

Седой человек смутился и исчез. Искремас подобрал с дола черную повязку, но в этот момент послышалось шуршание и сцену скрыл спустившийся с полтолка занавес. Он был размалеван празднично, радовал и веселил глаз. Художник Федя стоял рядом, счастливо улыбаясь.

Из-под занавеса на авансцену выбрался Искремас.

— Федя! Что это такое?

— Задник.

— А почему он спереди?

— Так. Чтоб виднее.

— Бред какой-то! Немедленно повесь его на место!

И задник сразу оказался в глубине сцены.

— Товарищ Сердюк, извините меня за накладку, — сказал Искремас и хлопнул в ладоши. — Продолжаем!.. Друзья, у вас неблагополучно с пластикой… Помните, что в те времена люди были сильными и грациозными, как животные!.. Начали!

И жестокая игра возобновилась. Удары все чаще сыпались на Искремаса, все отчаянней были его попытки вырваться из кольца врагов.

Напрасно Крыся, ломая руки, кричала:

— Не чепляйтесь до его! Вин нерозумный, убогий!..

Куда бы ни кидался Искремас, черные железные клювы мечей настигали, терзали его. И вдруг, остановившись посредине помоста, Искремас разорвал свои путы, сдернул с глаз повязку и огромным прыжком настиг одного из тех, кто так жестоко унижал его.

Искремас вцепился ему в горло скрюченными пальцами, вместе с ним рухнул на пол, но сразу же вскочил, взмахнул руками, будто крыльями, и захохотал, радуясь победе.

А у его ног остался лежать мертвый штабс-капитан в своем табачного цвета кителе с золотыми погонами.

Действие второе

Нет, никто не отдал театр Искремасу в полное его распоряжение В антрепризе господина Пащенко по-прежнему гнездился иллюзионщик.

Под звуки «Половецких плясок» дама на экране разделась и осталась в купальном костюме. Супруг последовал ее примеру.

— Рабочий в шахте, крестьянин в поле, а буржуй-кровосос на Черном море! — комментировал в темноте иллюзионщик. — Вот он, его благородие, а с ним и его отродие!..

Зрителями были предревкома, писарь Охрим и трое бойцов-чоновцев. Товарищ Сердюк глядел на экран, слушал и одобрительно кивал головой. Лоб у него был забинтован — видно, царапнуло белой пулей.

Из моря вылез отрицательный герой в полосатом купальнике.

— Полюбуйтесь, товарищи, на заморского франта! Его в Россию прислала Антанта, — объявил иллюзионщик.

Председатель хохотнул и хлопнул Охрима по коленке.

— Это хорошо, — похвалил он. — Это в самую точку.

Полосатый франт увел даму в кусты.

— Вот какие безобразия творит всемирная буржуазия! — послышался очередной комментарий.

Дверь антрепризы приоткрылась, и вместе с лучом света внутрь проник Искремас. Садиться он не стал, а скромно прижался к стенке.

На экране уже бушевали волны, скорбела безутешная мать.

— Вот так и мы утопим вскоре барона Врангеля в Черном море! — бодро провозгласил иллюзионщик» и лента кончилась.

— Ну, это ты перегнул, — сказал товарищ Сердюк. — Это все ж таки дите утопло. При чем тут Врангель?.. А в остальном я не против. Работай, агитируй.

Искремас вопросительно кашлянул. На него оглянулись.

— Товарищ председатель, — сказал артист и попробовал улыбнуться. — А я к вам со старой просьбой. Нельзя ли мне занять это помещение? Я б его использовал по прямому назначению.

Искремас не пытался состязаться с иллюзионщиком и говорить стихами: просто ему казалось, что солидные слова «помещение», «назначение» будут понятны и милы председателю. Но артист ошибся и на этот раз.

— Неверно вы рассуждаете, — обиделся предревкома. — У товарища искусство для сегодняшнего момента. Оно и веселит и против контры гневает.

Иллюзионщик победно посмотрел на Искремаса и даже подмигнул ему. Вот этого делать не следовало.

— Да он для любого момента! — трясясь от ярости, закричал артист. — Он при белых…

Иллюзионщик вжал голову в плечи, а Искремас осекся на полуслове.

— Шо вы этим хочете сказать? — настороженно спросил председатель.

— Он сам знает что. А я больше не скажу ни слова.

— А все ж таки?

Искремас молчал, Молчал и иллюзионщик. Ответил за них Охрим.

— Известно что, — весело сказал писарь. — Сотрудничал с белыми.

— Он тоже сотрудничал! — взвизгнул иллюзионщик.

— Ты на товарища Искремаса не клепай! — рявкнул Охрим. — Он при белых подпольщиков прятал. Лично меня… А ты им крутил свою шарманку. С контрреволюционным объяснением!

Иллюзионщик был слабый человек.

— Под силой угрозы, — залепетал он, топя себя окончательно. — Под страхом… Не имея в виду… Вова, скажи им!..