Гори, ведьма!
Шрифт:
– Химеры все-таки не совсем живая плоть. Это просто… мясо. Как только магии, которая бы держала все клетки в нужной форме, становится недостаточно, они почти моментально окисляются, теряют структуру и все начинает гнить.
Память услужливо бросила Леше в лицо видения серой, пронизанной темными сосудами плоти, скользкой, влажной и мертвой.
– Я видел одну. Она была похожа на червя, с зубами, как из ужасов, – пробормотал он слабым голосом.
Яра дернула головой в чем-то между понимающим кивком и судорогой.
– У червей несложное строение. Нет скелета, простая кровеносная система, нервная еще проще. Хороший выбор. Такое колдовство… непростая вещь, когда магия облекает желание
«Папа одно время много экспериментировал с химерами… пытался сделать что-то, но так и не смог получить того, чего хотел».
«Кусок органики, который начнет гнить, когда магия перестанет поддерживать ее структуру».
«Не позволить разуму блуждать, иначе магия вытащит наружу месиво из твоих навязчивых мыслей и страхов».
На секунду Леша позволил своему разуму беспомощно барахтаться, переполненному мыслями о взрослении Яры и ее брата в одном доме с попытками повторить тело их матери. Неудачными попытками. Он заставил себя не рассматривать эти мысли так уж пристально, не задерживаться на них достаточно долго, чтобы не упасть в ужас слишком в глубоко – будет нехорошо, если его стошнит прямо сейчас. Сколько лет Яре было, когда начались эксперименты? Они с братом участвовали? Видели ли они результаты? Как они… участвовали ли они в… утилизации останков? Должны же они куда-то деваться. В голове у него промелькнуло несколько безумных картинок того, как Яра, выглядящая моложе, чем сейчас, копает позади дома яму, чтобы похоронить там беспорядочное месиво из недоразвитых человеческих органов, похожее и одновременно непохожее на ее мать, а после сажает сверху розовый куст. У Леши голова шла кругом. Ком в животе из слабости, омерзения и неуместной жалости, которую никто не просил, и которая не нужна, почти заставил его произнести слова, которые, он знает, Яра не оценит. Да что там, скорее всего, придет в ярость и скажет в ответ что-то резкое и жестокое, и непременно ранит его, каким-то чудом нащупав больную точку. Но он все равно хотел произнести их так сильно, что почти не мог себя сдержать.
Он вдруг вообразил свою собственную семью, на месте Бажовых: себя на месте Яры, свою мать, бойкую и легкую – мертвой, а отца, мягкого и веселого, который ругался на телевизор и всегда здоровался с уличными животными – холодным и отчаянным человеком, потратившим годы в тщетных попытках вернуть хотя бы тень того, что давно мертво. Потребность утешить почти смогла вытеснить у него из головы былую обиду за все неприятное, что Яра успела казать и сделать. Леша отвернулся, чтобы ведьма не смогла увидеть его лицо и то, что на нем, без сомнения, отобразилось.
Мог бы не стараться – ее взгляд, широкий, интенсивный, бегал по комнате, не задерживаясь нигде подолгу, разве что все время возвращался к карте, чтобы скользнуть от одной точки до другой и снова сбежать куда-то еще.
– В любом случае, химера – это редкость. Верховные раздают своему шабашу не так много магии, чтобы тратить ее на такие вещи, как сложные в обращении поделки из органики, – продолжила она, понятия не имея о эмоциональной буре, которую он устроил у себя в голове.
– На что тогда ее тратить?
Яра фыркнула с маленькой самоуничижительной улыбкой.
– На маленькие мысленные внушения для своей выгоды тут и там, на продление жизни, молодости и красоты, на мелкие махинации, чтобы получить богатство, на что же еще?
Леша позабавлено хмыкнул. Это было больше похоже на то, что он усвоил о ведьмах, чем какие-то сложные эксперименты с созданием тел.
–
Что ты собираешься делать? – просил он у Яры, наблюдая, как та с преувеличенным интересом разглядывает что-то на дне своей кружки.Вместо ответа она неопределенно промычала, и уставилась в кофейное дно с еще большей настойчивостью, будто силясь разглядеть там свое будущее. Да только у растворимого кофе не бывает гущи, даже Леше это известно.
Снова повисло молчание. Нервно потея, он пытался придумать тему для беседы, но как назло, в голову не лезло ничего путного. Любые вопросы казались глупыми и неестественными. Возможно от того, что ему не хватало смелости спросить то, чего он действительно хотел. Так они и сидели: Леша, с каждой секундой все глубже увязающий в болоте беспокойства, куда сам себя же и завел, и Яра, с отсутствующим лицом, где-то глубоко в своих мыслях, пока, наконец, дверь не скрипнула, и в комнату бесшумно не вплыла Варвара.
– Пора идти, – прошелестела она, поймав ведьмин взгляд, темный и немигающий.
Та с неожиданным послушанием кивнула, спрыгнула со стола, и отступила за шкаф, где у них между стеной и старой пожелтевшей раковиной, притулился маленький холодильник, и хранилась всякая мелочь вроде чайных пакетиков, кофе, ложек и печенья. Под пристальными взглядами Леши и Варвары ведьма устроила настоящее представление из мытья одной единственной чашки. С размаху она открыла кран, и вода с утробным воем покатилась по трубам, струя кипятка ударилась о металлическое дно, окатив брызгами все вокруг. Затем долго трясла над губкой бутылку с моющим средством, пытаясь выдавить загустевшие остатки, нагнала полную раковину пены, утопила в ней чашку и принялась усердно тереть. Впору делать ставки, что случится раньше: ведьма выронит ее и разобьет к чертям или от усердия протрет на ней эмаль. К счастью, обошлось без потерь – закончив, наконец, Яра стряхнула с чашки капли и поставила ее на полку. Постояла с пару секунд, глядя в никуда, а потом вытерла об юбку мокрые перчатки и широким шагом поспешила к выходу, только бросив им обоим через плечо «Пойдем!». Как будто это они здесь всех задерживают.
Леша обменялся взглядом с Варварой и закатил глаза. Да ради птичьего бога, ведьма даже не знала куда идти!
В коридоре Варвара слегка перегнала ее, жестом подсказывая повороты. После всех эмоциональных усилий и нервов, которых ему стоила ведьма, деликатное присутствие, с которым Варвара бесшумно скользила по затертому офисному полу и вдоль бежевой штукатурки стен, было подобно прохладной воде в жаркий полдень. Яра же, следовавшая прямо за ней, ставила каблуки с основательным, весомым стуком, так, что от ее шага на старом покрытии оставались вмятины. Тень под ее ногами была густой и темной, намного темнее, чем Лешина. Следуя порыву, он отстал от нее еще на пару шагов, чтобы их тени не могли соприкоснуться и тут же отругал себя глупое суеверие.
Последние лет двадцать Совет традиционно проводили в небольшой переговорной, еще на излете Союза перестроенной из актового зала, одна половина которого сразу стала приемной начальника Отдела, а вторая прошла длинный путь от хранилища всякой всячины до той самой переговорной, по пути успев побывать комнатой отдыха и пережить затяжной ремонт, растянувшийся почти на десять лет. Именно в наследство от актового зала приемной Ильи досталась большая часть розетки из лепных колосьев и звезд, и остатки крюка, на котором когда-то висела многоярусная люстра с подвесками не то из стекла, не то из пластика. Леша видел эту люстру только на старых фото в архиве, огромную и сверкающую, во всем своем позднесоветском великолепии. В переговорной тоже, наверняка, осталось что-то такое же впечатляющее, но все это было скрыто за стенами из гипсокартона и навесными потолками.
У двери их уже поджидал Илья. Первым делом, следуя совсем недавно появившейся привычке, он внимательно и быстро осмотрел Варвару с ног до головы и обратно, как осматривал теперь всякий раз, когда она появлялась у него перед глазами, и только потом обратил внимание на остальных. Яра, поравнявшись с ним, нервно облизала губы и спросила негромко, так чтобы никто за дверями не услышал:
Конец ознакомительного фрагмента.