Горицвет (сборник)
Шрифт:
Подпрыгнула от радости, сказала:
— Пусть тянется. Пусть все видят, что это я пробежала здесь.
И покатилась сереньким комышком дальше.
Немного погодя Песец на просеку вышел. Смотрит — следок Мышки. Понюхал—свежий, тепленький, Мышкой пахнет. Пошел рядом с ним. Оглянулся, лег возле Мышкиного его след. Сказал:
— Пусть лежит. Пусть все знают: я первый следок Мышки нашел. Моя Мышка.
И побежал дальше.
А на просеку из чащи медведь-шатун вышел. Косматый, глаза красные. Увидел следок Мышкин, а сбоку — торопливый, неровный — Песца* Пошел
— Хорошо. Пусть все видят — я по следу пошел, нечего время зря терять.
И зашагал вперед.
С ветки сосны Россомаха спрыгнула. На сосне спала. Увидела Мышкин следок. Пошла по нему:
— Может, — говорит, — и мне что останется.
Побежала по Мышкиному следу и Куница.
— Я, — говорит, — хоть издали погляжу, как другие есть будут.
А Мышка юркнула к подружке в норку и была такова. Один следок на снегу остался.
СТАРАЯ КАРАКАТИЦА
Хоть это и неприятно, но рано или поздно к каждому из нас приходит старость. Пришла она и к Каракатице. Только Каракатица никому об этом не говорила и была уверена, что никто в океане не догадывается, что и она постарела.
Бывало, когда Каракатица была еще молодой, она говорила своей подружке Медузе:
— Ты знаешь, почему меня никто обидеть не может? Потому что меня разглядеть трудно. Я умею цвета менять. Хочешь, стану сейчас красной?
Каракатица заплывала в красные водоросли, краснела, и вскоре Медуза уже не могла разглядеть, где среди красных водорослей ее подружка Каракатица.
Звала:
— Выплывай, я не вижу тебя больше.
Каракатица смеялась, Она была довольна. Говорила :
— А хочешь, я сейчас стану голубой-голубой?
Не торопясь подплывала она к голубым кораллам,
и опять глядела Медуза и никак не могла различить среди голубых кораллов ставшую вдруг голубой подружку.
Звала:
— Выплывай, я не вижу тебя больше.
Каракатица смеялась. Она была довольна. Но так было, пока была Каракатица молодой и зоркой. Но однажды пришла к ней старость’ и потушила в ее глазах свет. Каракатица видела теперь перед собой всегда только черное и была всегда черной. Но она не знала об этом и говорила своей подружке Медузе:
— Меня никто не трогает, потому что меня трудно разглядеть в. океане: я умею быстро менять цвет. Хочешь, стану сейчас огненно-красной?
Она заплывала в красные водоросли, но видела перед собой тьму и потому оставалась черной. И черную ее была хорошо видно на красном фоне.
Но говорила Медуза:
— Где ты? Я не вижу тебя больше. Плыви ко мне.
Каракатица смеялась. И плыла к кораллам.
— А сейчас я стану голубой-голубой, и ты опять не будешь меня видеть.
Но черную среди голубых кораллов ее было хорошо видно, но Медуза говорила:
— Где ты? Я не вижу тебя больше. Плыви ко мне.
Ей не хотелось огорчать подружку. Пусть думает Каракатица, что никто не догадывается
о ее старости. Хотя уже давно все приметили, что и у коричневого гранита и у белого мрамора Каракатица остается черной, потому что ее глаза потухли, в них теперь всегда черно. А что не трогает ее никто, так кому нужна старая Каракатица.СТОИТ НА ОЗЕРЕ ЦАПЛЯ
Живет на озере Цапля. Чуть зарумянится утром небо зарей, забредает она по колени в озеро и стоит, по сторонам смотрит. Пронесутся над озером утки, прошумят крыльями. Проводит их Цапля зорким глазом, переступит с ноги на ногу, скажет:
— Утки пролетели...
И опять стоит, смотрит: может, еще что увидеть удастся.
Ухнет выпь в камышах, проревет быком. Послушает Цапля, как ее рев по озеру катится, скажет:
— Выпь ухнула...
И опять стоит, слушает: может, еще что услышит. Достоит до обеда, потянется, скажет:
— Теперь и поесть можно. До обеда отстояла свое.
Поймает пару рыбешек, заест их парой лягушек,
попьет воды из озера и стоит, слушает. Прокричит с берега бекас барашком.
Качнет головой Цапля, скажет:
— Бекас прокричал...
И стоит смотрит. Прокатится телега по дороге, прогремит колесами. Послушает Цапля, как грохочет она удаляясь, скажет:
— Проехал кто-то...
И стоит, слушает, достоит до вечера, встряхнется, скажет:
Вот теперь и поужинать можно: до вечера достояла.
Поймает пару лягушек, заест их парой рыбешек, попьет воды из озера и опять замрет: спать ложиться рано, можно еще постоять немного.
Постоит и идет на гнездо. Подремлет до утра, а на зорьке опять на озеро отправляется.
— Каждый в своей жизни, — говорит, — должен что-то делать. Я могу стоять и — стою.
И стоит: с утра — до обеда, с обеда — до вечера. Целый день стоит.
ПУШИНКА ТОПОЛЯ
Летела по городу Пушинка тополиная. По городу шли люди и жмурились от солнца. Пушинке хотелось поговорить с ними, рассказать им, что отец у нее Тополь, и что она тоже может стать деревцем. Но люди были заняты своими человеческими делами и отмахивались от нее.
— Какие вы, — говорила Пушинка, — даже послушать меня не хотите...
И летела дальше.
По городу бежали автобусы. Пушинке хотелось поговорить с ними, сказать им, что они — счастливые: бегают. И всю жизнь будут бегать. А вот ей, Пушинке, дано летать только раз в жизни, пока она Пушинка.
Уж такая у нас, у деревьев, доля: пустим в землю корни и стоим всю жизнь на одном месте. У меня сейчас время такое — лечу я.
Это ей хотелось сказать автобусам. Но автобусы не слушали ее, им было некогда. Они все бежали куда-то. Добегут до перекрестка, одних людей выпустят из себя, других возьмут и бегут дальше.
— Какие вы, — говорила обиженно Пушинка. — Хоть словёчко бы обронили. Вам хорошо вы везде бываете. А мне ведь иная доля выпала: деревом стоять. Мне только и поговорить сейчас, пока летаю.