Горицвет

К конторе банка она подъехала в одиннадцатом часу утра. Там ее встретил полный, румяный малый — помощник управляющего. Радушно улыбаясь, он спросил, чем может быть полезен. Жекки вкратце изложила суть своего дела. Румяный малый сообщил, что заем их учреждением может быть предоставлен исключительно под надежное обеспечение, как то: дом, земля, иная собственность, либо под поручительство состоятельного лица.

Для Жекки такой поворот был неожиданным, поскольку требуемая сумма была невелика, и от частного банка она не ждала той жесткости, что звучала в подходе государственного, где, кстати говоря, ей уже отказали. Закладывать усадебный дом — последнее, что оставалось незаложенным, — она не собиралась. Точнее, могла бы решиться на это лишь в самом крайнем случае. Она подавила растерянность и в качестве ответа одарила румяного служащего неопределенной меланхолической улыбкой. Тот вынужден был повторить все пункты условий для займа, но уже без прежней деловитости.

Женский инстинкт подсказывал Жекки, что толстяка можно уломать. Под ее кротким, младенчески наивным взглядом он становился еще румянее. Пухлые губы его подрагивали, голос становился все мягче и неуверенней. Минута-другая, и кредит, не требующий никакого формального обеспечения, был бы у Жекки в кармане. «Ну да, конечно, в известном смысле, мы можем пойти на уступку и предложить вам…». «Очень хорошо, меня это вполне устраивает». Румяный малый, вздохнул, еще немного поколебавшись, достал необходимые бумаги и уже обмакнул перо в чернильницу, чтоб заполнить бланк, как из двери за его спиной показался пожилой прилизанный господин, судя по черным нарукавникам — бухгалтер.

— Сергей Владимирович, — обратился он к румяному помощнику, — прошу извинить, но Федор Федорыч просит вас зайти к нему прямо сейчас.

Румяный извинился, поднявшись из-за стола, и с недовольным видом скрылся за дверью. «Черт, черт, черт…» — только и могла мысленно прокричать Жекки. Момент был упущен. Вернувшись, румяный толстяк, как бы поправляя, отодвинул свой стул подальше от стула, предназначенного клиентам. Уселся и посмотрел на Жекки сухими глазами.

— Вынужден повторить, — сказал он другим голосом, — для выделения займа нам необходимо от вас обеспечение, либо поручительство. — Что ж, — Жекки с видом рассеянной простушки вынула сложенный вдвое лист бумаги, — полагаю, поручительство господина Восьмибратова вас устроит?

Для нее это был жест отчаянья. Душа поминутно уходила в пятки, кровь то и дело приливала к лицу, безыскусно выдавая ее противоестественное волнение. Но румяный малый, очевидно, по-своему оценивал и незатухающий блеск сверкающих серых глаз, и горячечный цвет слегка опущенного заманчивого лица посетительницы. Внимательно ознакомившись с документом, он деловито приступил оформлению бумаг. Жекки вздохнула с чувством каторжанки, отпущенной на свободу.

Но видимо, звезды отвернулись от нее в этот день. Через минуту входная дверь широко распахнулась, и в приемный зал вошли, весело переговариваясь, сначала дородный, пышущий здоровьем, Савелий Яковлевич Восьмибратов, потом — как всегда небрежно-элегантный, посмеивающийся Грег. Вслед за ними, забавно подпрыгивая на кривых ножках, проскользнул еще один невысокого роста господин, смахивающий на обезьяну. Из-под мышки у него высовывался толстый кожаный портфель.

«Похоже, тот самый тип, что вечно крутиться вокруг Грега, — подумала, Жекки. — Два сапога — пара». Им навстречу уже спешил, покинувший по такому случаю свой кабинет, управляющий Федор Федорович. Их встреча была самой дружеской.

Жекки наблюдала за ними, сидя вполоборота перед столом, где вот-вот должен был оформиться ее долгожданный займ, и не помнила себя от дурных предчувствий.

Грег заметил ее сразу, как только вошел. У него, судя по всему, загодя сложилась прямо-таки необъяснимая отвратительная привычка являться там, где почему-либо оказывалась Жекки, и являться всегда некстати. Повстречавшись с ней глазами, он усмехнулся довольно нахально — горячий блеск ее вспыхнувших ненавистью глаз не мог ускользнуть от него и не заразить ответным вниманием. Он немедленно отделился от прочей компании и решительно направился к Жекки.

— Евгения Павловна, вот не ожидал вас здесь увидеть.

— Мне трудно в это поверить, господин Грег. Еще немного, и я начну думать, что вы меня преследуете. — Жекки старалась говорить тем сдержанным и одновременно ласковым голосом, какой она использовала для общения с приказчиками, домашними животными и всеми посторонними мужчинами. Но душа ее была не на месте.

— Я вам надоел, еще не успев хорошенько представиться. Как вы милы, сударыня.

— Пожалуйста, не говорите так громко. Не хочу, чтоб мы помешали работе здешних служащих. — Жекки повернулась к румяному молодцу, который продолжал что-то быстро писать в банковском бланке. Грег, не задумываясь, бросил взгляд в том же направлении. Недолго задержав его на лице помощника банкира, на письменных принадлежностях, разложенных на столе, он, в конце концов, безошибочно остановился на самом опасном для Жекки документе.

— Оформляете займ под поручительство? — развязно спросил он. — Вы позволите? — И не дожидаясь чьего-либо позволения, стянул бумагу с ручательством купца второй гильдии Восьмибратова, удостоверенным его личной подписью.

Румяный помощник, недоумевая, уставился на Грега, но побоялся возмутиться открыто. В это время банкир Федор Федоровича о чем-то оживленно толковал с Восьмибратовым, а Жекки чувствовала, что падает в глубокий черный колодец, об дно которого сейчас размозжит себе голову. Передать свои ощущения в адрес Грега она была не в состоянии. Слишком уж кричащими и отчаянными они были.

— Должен сказать, я завидую вам, Савелий Яковлевич, — сказал Грег, оборачиваясь на голоса у себя за спиной.

— Чему? Да я все одно не поверю, — загудел бас Восьмибратова, — уж больно вы, батюшка, человек достаточный, чтобы чем-нибудь во мне соблазниться.

— Вы покровительствуете хорошеньким женщинам, которые меня не хотят знать. А это, согласитесь, заслуживает зависти.

— Да нешто есть такие женщины? — съехидничал подоспевший банкир.

— Грешно же вам насмехаться над стариком, — опять загудел Восьмибратов. — Да и об чем сыр-бор?

— Я о вашем поручительстве госпоже Аболешевой. Вы лишили меня чести, быть может, оказать схожую услугу, на которую я всегда рад претендовать.

— Какое поручительство? С ума вы что ли посходили, вон, с Федей на пару? Этот мне толкует с утра про какую-то благотворительную кассу, вы про какое-то поручительство.

— А вы взгляните. — Грег протянул Восьмибратову исписанный лист бумаги. Савелий Яковлевич, беспокойно пошарил в карманах, вытащил очки и, нацепив их на большой пористый нос, стал читать.

— Бумага составлена верно, — сказал он, закончив чтение и складывая очки, — да только вы же знаете, батюшка, поручительств-то я давно никому не даю. Зарок такой на себя наложил, грешен. И подпись здесь не моя. Одно слово — бумажка ваша фальшивая.

Жекки услышала, как охнул и грузно осел, откинувшись на стуле, румяный помощник управляющего. Увидела, как окаменел, вглядываясь в нее, банкир Федор Федорович. Как весело блеснули масляные глазки кривоногого поверенного. Заметила и то, с каким просчитанным безразличием Грег положил обратно на стол разоблаченное им поручительство. Как при этом холодно смеялись его обжигающие угольные глаза.

— Боюсь, Евгения Павловна, вам придется искать кредит в другом банке, — сказал он, и, отвернувшись с невозмутимым видом, направился к кабинету хозяина.

— Вернее, у живоглотов-ростовщиков, а уж в банки, надо думать, вам дорога заказана, — поддержал Грега Восьмибратов и степенно последовал за ним.

— Как вам не стыдно, — услышала Жекки еще чей-то голос. — Как вы осмелились, да что это такое, в самом деле?.. — прозвучало рядом с ней. Она не видела ни лиц, ни предметов вокруг себя. Их заволокло сплошным обморочным туманом. — Я буду вынужден сообщить в полицию…