Гориллы в зелени

— Извините, я тороплюсь.

— Да? — удивилась она. — А я думала, ты бездельничаешь. Тунеядство в нашей стране наказуемо!

— Вот как раз сейчас мне позвонили с работы, извините.

— Так ты на работу? — спросила она, оглядев меня с ног до головы — Ну, беги! И мужу передай, чтобы приходил.

— Непременно! — наконец-то удалось вырваться из ее рук.

Знакомыми переулками я добежала до Тверской, поставив собственный рекорд — четыре минуты и сорок секунд. Поймала такси. Пока ехала, наверное, выкурила пять сигарет, так нервничала. Водитель посматривал на меня в зеркало. Мы подъехали. Я вышла из такси и отдышалась. Посмотрела на небо, оно было чистым и ясным. Светило солнце.

Подойдя к кафе, где меня ждал Даня, увидела охранника, издали грозно смотрящего на меня. Его взгляд так и говорил: «Неужели она сюда?» Вначале я не понимала почему, но потом, увидев свое отражение в витрине, догадалась — я была одета, как безденежный подросток, рассчитывающая получить работу уборщицы или посудомойки.

Я изобразила из себя ничего не понимающую девушку, которой плевать, что о ней подумают. Тем более мой вид был не таким уж и плохим: на мне были спортивные штаны, кеды без задников, расшитые лично мною по бокам стразами — самый настоящий «hand made», — простая футболка и джинсовая куртка, на голове — бейсболка, прикрывающая не совсем чистые волосы, убранные в хвост.

Мой высокомерный взгляд не впечатлил охранника — конечно, ведь я вышла из такси, а не из собственной машины. Он кисло мне улыбнулся, вдохнул и что-то пробурчал в рацию. Через минуту в дверях показалась девушка с еще более недовольным, чем охранник, лицом, стандартного московского пошива: платиновая блондинка с длинными волосами, явная поклонница солярия в любое время дня и ночи, с длинными акриловыми ногтями, разрисованными в тон к ее ярко-малиновому платью. Я видела, как она за секунду просканировала меня, определяя, «на сколько» я выгляжу. Видимо, сумма была незначительная.

— Мест нет, — хотя издалека было видно, что половина зала пуста. Она как будто догадалась, о чем я подумала, и уточнила: — Все зарезервировано.

— Понятно, — сказала я и тут же добавила: — Вообще-то меня ожидают.

— Да? — она очень удивилась.

— Да, я пройду?!

— Пожалуйста…

Я прошла в зал под бдительными взглядами охранника и администратора. Даня полулежал на диване, бледный, с красными зрачками, то ли от недосыпания, то ли от слез. Он рассматривал свои пальцы, как это делают музыканты, хирурги и, в современной Москве, недовольные маникюром метросексуалы. Конечно же, своим внешним видом я привлекла внимание немногочисленных посетителей, особенно девушек разных «видов». Имею в виду не цвет волос, глаз и национальность, а причины, по которым они сюда пришли. Тут были: замужние дамы, соревнующиеся между собой величиной бюста и каратов; одинокие состоятельные девушки, пришедшие посплетничать с подружками; безденежные девушки, одетые в вечерние наряды, чтобы найти тут состоятельных женихов. Мужчины были им под стать: верящие и неверящие, но принимающие игру третьих; просто наслаждающиеся особами всех трех видов; пришедшие развлечься; бизнесмены, которые между деловой беседой украдкой наблюдали за вторым типом, удивляясь тому, как им все легко досталось…

Но таких, как я, тут не было… Впрочем, тут и не было таких, как Даня, сидевших с безразличным видом к происходящему как в ресторане, так и за его пределом. Даня грустил.

Мы не виделись с ним пять дней после того вечера, а казалось, что прошло несколько месяцев. Даня стал совершенно другим, что-то изменилось в нем, но я не понимала до конца что. Какое-то иное выражение глаз, лица. Словно он пытался найти ответ на сложный вопрос и не мог.

«Он выжидал…» — подумала я. И посчитала звонок хорошим знаком. Если бы он решил, что это была ничего не значащая случайность, он бы просто вернулся домой как ни в чем не бывало, сделав вид, что мы по-прежнему друзья. Но он не вернулся. Он пропал. И потом позвонил. Это значило, что он хочет поговорить. «А вдруг мы снова будем вместе?» — подумала я и почувствовала себя очень счастливой от такой перспективы. Но Данин вид меня насторожил: не может человек, который решил начать все сначала, сидеть с таким грустным, размышляющим выражением лица. Его взгляд был холодно-пустым и, как мне показалось, испуганным.

— Привет, — подойдя к столику, сказала я.

— Привет, — ответил он, не обратив внимания на мой внешний вид. Раньше бы удивился и обязательно подшутил надо мной. — Нам нужно поговорить.

— О чем?

— Наверное, сама догадываешься…

— Догадываюсь, только не понимаю, почему у тебя такое траурное лицо. Неужели все было так ужасно?

— Все было великолепно…

— Тогда что?

— Ты обидишься, но я не виноват, поверь. Хотя, конечно, в этом есть часть моей вины, точнее, не вины, а моего непосредственного участия. Но так получилось и уже ничего не изменить. Я надеюсь, ты сможешь все понять. Понимаешь, если бы не это, то…

— Ваша вода, — прервала нас официантка.

— Я сам налью, — сказал Даня.

Официантка ушла. Дрожащими руками Даня налил мне воду. Я поняла, что что-то случилось.

— Так что ты хотел сказать? Если бы не это, то что?

— Да… Понимаешь, тот вечер во мне многое изменил. Я думал, что-то вернется. Не так, как раньше, а что-то большее. Я ушел, потому что нужно было подумать…

— И? Ты где вообще был? Даже телефон отключил…

— Я был в гостинице рядом с офисом.

— И что надумал?

— Это уже неважно.

— Почему же, я хочу знать.

— Я не хочу делать тебе больно.

— Ты не сделаешь мне больно, я все пойму. Ты мой друг. Хорошо, это была случайность…

— Нет. — Даня взял мою руку и стал, едва касаясь ее, целовать ладонь, пальцы. — Машенька, я долго вспоминал, что у нас было. Ты… ты… мне даже не нужно говорить, как много ты значишь для меня. И то, что произошло, было не просто так, это было как будто… прощание.

— Прощание? Ты уезжаешь? — По моему лицу потекли слезы.

Окружающие с удивлением смотрели на нас, как мужчина, одетый в дорогой офисный костюм, объясняется в любви «подростку». Немыслимое, наверное, на их взгляд сочетание. А он именно объяснялся мне в любви, каждая его фраза, его взгляд, прикосновение говорили: «Я люблю тебя… Люблю… Но… но…» В воздухе витало какое-то «но» постоянно и настойчиво. Я хотела знать, что это за «но». Я решила дать Дане возможность выговориться, видя, что это ему очень нужно. Кроме того, я надеялась, что за этим «но» скрывается боязнь начать все заново. Я тоже боялась, но очень хотела и готова была рискнуть. Все стало легко и понятно. Чувства, спрятанные глубоко, вылезли наружу и больше не давали твоему разуму сказать «это все неправда», они настойчиво пробирались по лабиринтам души, заполняли душу, сердце и даже мозг. Словно кто-то кричал мне сверху: «Загляни в свое сердце, и ты увидишь там то, что так долго таила. Ты тоже любишь его, всегда любила, не гони это от себя, скажи ему сразу, не давая опомниться… Не рискуй своим счастьем…» Но я решила рискнуть и молчала.

— Нет, никуда я не уезжаю, я буду тут.

— Тогда что?

— Все это… мне так странно то, что произошло. Я думал, все кончено…

— Я тоже так думала, но видишь, как получилось. («Он точно хочет быть со мной. Боже, неужели мы будем вместе… Как? Такое счастье? Так близко было, а мы не видели друг друга… Ведь он лучший, лучший…»)

— Я не о тебе, а о Насте. Она возвращается.

«И мы обязательно будем счастливы… значит это… значит… что Настя, при чем тут Настя?»

— Она беременна.

— Кто? — удивилась я, не слыша его слов.

— Настя.

Мне показалось, что диван под нами рухнул. Мы провалились с ним в одну глубокую яму длиною в несколько километров. Даню отбросило в один конец, а меня в другой. И я не вижу его. Слезы сразу же высохли. Я резко встала, огляделась по сторонам. «Как… как это так?» В животе появилась резкая, колющая боль, словно у меня был приступ язвы.

— Сядь, умоляю тебя.

— Что ты пьешь?