Горизонт

Но тогда в гостиной ей было не до смеха. Бойаваль постоянно преследовал ее, и она никак не могла от него избавиться. Рябой, с громадными ладонями, он повсюду шел за ней по пятам, дежурил возле каждого дома, куда она входила. Сбежать не удавалось даже с черного хода… И в будущем нет спасения. В конце концов он ее убьет. В Аннеси завсегдатаи кафе на Вокзальной улице говорили, что в восемнадцать лет он все время носил при себе револьвер в серой замшевой кобуре. Старинные приятели считали, что без злого умысла, для форсу, как повязывал шелковый платок на шею и надевал короткую кожаную куртку летчика. Или же она раздавит его, как таракана, уповая на смягчающие обстоятельства. Нет, это глупо, не нужно себя взвинчивать. Ей вдруг страстно захотелось поговорить с Багерианом. Только вот она не знала номера его рабочего телефона. А что, если немедленно поехать к нему, подняться в центр города, на улицу Гран-Шен? Но где он обедает, не известно. И она боялась, что снова встретит в центре Бойаваля. Лучше дождаться Багериана здесь.

Она решила все ему рассказать. Выбора не было, следовало предупредить его. Ведь тот мог напасть. Она ходила взад и вперед по гостиной, думала, с чего начать, и не находила слов. Поверит ли он, что между ними ничего не было? Она всегда выказывала Бойавалю безразличие и презрение. А он, вопреки всему, упрямо и настойчиво делал вид, будто вправе распоряжаться ею. Однажды вечером в Аннеси он шел за ней по улице Рояль, тогда она остановилась, обернулась и холодно спросила, к чему такая настойчивость. Чуть заметная глуповатая улыбка, похожая на нервный тик, тронула его губы. Но жесткий взгляд не потеплел. В нем читалась злоба.

Она снова посмотрела вниз с балкона. На улице ни души. Скорей бы вернулся Багериан! Ей предстоял еще час ожидания. Она горячо надеялась, что он придет один, не приведет с собой ту, что она про себя именовала «секретаршей», или другую — ее она окрестила «норвежкой». По всей видимости, «норвежка» чаще других бывала у него по ночам. Вправду ли она приехала из Норвегии? Вполне возможно, судя по легкому скандинавскому акценту. Голубоглазая блондинка, гораздо приветливей «секретарши». Та, черноволосая, стриженая, держалась с Маргарет высокомерно и не удостаивала ее беседой. Да, как только Багериан вернется, все пойдет на лад. Сейчас она пребывала в таком же смятении, как при первой их встрече в Аннеси, в холле гостиницы «Англетер». А когда ей сказали, что не возьмут на работу в гостиницу, она совсем отчаялась. Выскочила на улицу Рояль, даже не подумала переждать дождь. Впереди никаких перспектив, кроме неизбежного Бойаваля, что пойдет за ней и предложит выпить по стаканчику в «Таверне», со злобой глядя ей в глаза. Она, как всегда, откажется, но он все равно не отстанет, потащится следом по авеню Альбиньи вдоль ограды конного завода. Потом будет ждать у дверей ее дома, что она снова выйдет. И только через час ему надоест. Она увидит из окна, как фигура в кургузой кожаной куртке удаляется под дождем. Но в тот вечер Бойаваль так и не появился. Спрятавшись под аркадой, она вынула из кармана плаща бумажку с адресом недавнего знакомца, брюнета. Ей захотелось позвонить ему немедленно, однако она сообразила, что следует подождать хотя бы до завтра, иначе он не успеет добраться до Лозанны и дома его не будет. Хотя зачем ждать? Она могла бы вернуться в гостиницу «Англетер». Может быть, он еще не уехал. Тогда она не сомневалась, что этот человек — ее последняя надежда. И теперь в гостиной жаждала увидеть его с не меньшим нетерпением. То и дело выбегала на балкон и всматривалась в даль: не идет ли Багериан по улице Уши? В Аннеси она два дня подряд без конца набирала номер: 320-12-51. Никто не брал трубку. Она запомнила навсегда, с каким облегчением услышала наконец его голос; он предложил ей приехать завтра же. Яркое солнце, один из первых весенних дней. Автобус стоял возле крошечного здания автовокзала, она сидела внутри как на иголках, со страхом ждала, что вдруг придет Бойаваль и заметит ее за стеклом. С него станется войти, схватить ее и потащить к выходу, а шофер, уже взявшийся за руль, и не подумает защитить ее. И немногочисленные пассажиры не пошевелятся, только будут смущенно прятать глаза. В голове у нее сложилась формула: «В случае опасности тотальное неоказание помощи никому».

Автобус поехал, она была спасена. За окном медленно проплывали освещенные солнцем дома улицы Броньи, лицей Бертолле, казарма; лишь одно опасение слегка омрачало ее счастье: удостоверение личности, лежавшее в кармане плаща, просрочено на год. Впрочем, не важно, задержат ее на границе или нет. Она решила добраться до Швейцарии во что бы то ни стало.

Этот вечер тоже был теплым. На стенах гостиной плясали яркие солнечные блики. С какой охотой она бы вышла на улицу, погуляла по берегу озера и в парке, пока Багериан не вернулся. В погожий весенний вечер нужно радоваться жизни. Довериться свойственной всем людям беспечности, что выручала ее не раз. Ее забавляли таблички в парке. Странное, не совсем ей понятное правило на постаменте скульптуры, изображавшей нескольких обезьян: «Смотри вполглаза. Слушай вполуха. Молчи. Никогда не опаздывай». На всякий случай она его записала. Вдруг пригодится. И возле каждой лужайки запрет: «Газон недавно засеян. Не ходить». Она часто водила детей в этот парк. Но ни малейшего желания выйти из дома не осталось при мысли, что Бойаваль бродит взад и вперед по улице Уши, высматривает ее. И если раньше она чувствовала себя здесь в безопасности, то теперь внезапно поняла, что парк, берег озера, улицы, залитые солнцем, осквернены присутствием этого человека. С некоторыми мы не стали бы общаться по собственному желанию, ни о чем бы их не просили, могли бы даже не подозревать об их существовании, однако они, по неизвестной причине, упорно не хотят, чтобы нам было хорошо.

Около пяти часов вечера она наконец увидела, что Багериан подходит к дому, и успокоилась. К счастью, он не привел с собой ни «секретаршу», ни «норвежку». Чтобы спуститься сюда из центра города, расположенного на порядочной высоте, нужно было сесть на фуникулер, заменявший метро. Они с детьми не раз катались на нем. И знали наизусть все смешные названия станций: «Жордильс», «Монтрион». Выходили обычно у Центрального вокзала. В смятении она помахала Багериану с балкона и впервые назвала его по имени. Он поднял глаза и улыбнулся. Такая вольность ничуть его не смутила. Она открыла дверь прежде, чем он поднялся по лестнице. Вместо обычного рукопожатия сжала его плечо и потянулась губами к его губам — он снова не удивился. Поцелуй придал ей храбрости. Еще надежнее заслонил ее от Бойаваля.

Затем они ужинали в ресторане на авеню, круто спускавшейся к озеру, — дома со стенами цвета охры напомнили ей Лазурный Берег. В ясную погоду в сумерках ей казалось, что стоит только сесть на велосипед и такая вот безлюдная улочка приведет к пляжу и морю. Она не запомнила всех перипетий того вечера. Выпила больше обычного. Кажется, после ужина они поехали на машине в центр, он что-то забыл на работе. Несмотря на поздний час, застали там «секретаршу», она разбирала папки, громоздившиеся кипами на полу, как при переезде. Он все звонил кому-то, но Маргарет не понимала ни слова из того, что он говорил, поскольку слегка опьянела. Кто ему вдруг понадобился? «Секретарша» неохотно поздоровалась с ней, а потом вообще перестала ее замечать. Нет, что ни говори, «норвежка» лучше воспитана. Они все вместе вышли на улицу. Постояли на тротуаре улицы Гран-Шен, и Багериан предложил зайти в бар ближайшей гостиницы и пропустить по стаканчику. Затем Маргарет сидела в кожаном кресле между Багерианом и «секретаршей», перед ней на столе стояла водка. «По русскому обычаю», — проговорил Багериан, чокаясь с ней и «секретаршей». Багериан и «секретарша» выпили залпом, «до дна», как говорили в привокзальном кафе в Аннеси, а Маргарет лишь пригубила, потому что пробовала водку впервые. «Секретарша» сразу оттаяла. Стала ее расспрашивать, мило улыбаться. Нравится ли ей в Лозанне? Где она работала раньше? Есть ли у нее родные во Франции? Маргарет отвечала с грехом пополам, путалась, забывала слова. Тем не менее Багериан и «секретарша» слушали ее доброжелательно и, казалось, искренне сочувствовали человеку, что говорит с таким трудом. Она лепетала все менее внятно и вполне осознавала это, однако впервые в жизни не испытывала ни смущения, ни испуга. Мучивший ее всю жизнь страх оказаться в присутствии других «не на высоте» вдруг исчез. Нет, им придется принять ее такой, какая она есть, Маргарет не станет карабкаться на их «высоту», останется собой, а если это кому-то не по вкусу, тем хуже для них. Со дна памяти всплыла фраза: «Я люблю лишь того, кто любит меня». Она вдруг с удивлением поняла, что произнесла ее вслух при Багериане и «секретарше». Та посмотрела на Маргарет насмешливо. А Багериан придвинулся к ней поближе и ласково произнес:

— Да, совершенно верно, Маргарет, вы правы… Я люблю лишь того, кто любит меня…

Похоже, эти слова его растрогали.

Маргарет все ждала, не присоединится ли к ним «норвежка», однако «норвежка» и «секретарша» редко приходили одновременно. Они проводили ночи с Багерианом по очереди. Лишь однажды остались у него обе. Тогда Маргарет подумалось, что у него довольно запутанная личная жизнь. А что будет теперь? Посмотрим. Как говорил хозяин кафе на Вокзальной улице в Аннеси: «Нужно жить в свое удовольствие». «Секретарша» с каждой минутой становилась добрей. Взяла Маргарет за руку, сказала приветливо:

— И правда, как мило… Я люблю лишь того, кто любит меня… Запишите мне эту фразу, не то я забуду…

Багериан спросил заботливо:

— Вам не нравится водка?

Нравится. Ей все всегда нравилось. Она ведь непривередлива. Маргарет допила остаток одним глотком.

Когда они вышли из бара, ее занимал вопрос: поедет ли «секретарша» с ними вместе к Багериану? Но нет. «Секретарша» вскоре попрощалась:

— До завтра, Мишель.

Они пожали друг другу руки. Она с улыбкой обернулась к Маргарет:

— Так вы запишете мне эту фразу о любви, хорошо? Она такая милая, трогательная…

Они смотрели ей вслед, слышали мерное постукивание высоких каблучков. Потом сели в машину, и она заскользила с приглушенным мотором вниз, по улице Уши. От крутизны спуска у Маргарет закружилась голова. Все поплыло перед глазами. Она положила голову на плечо Багериану, тот включил радио. Послышался приглушенный голос диктора, немецкая речь, довольно странная, так не говорят в Берлине, где она родилась, скорее, на юге, решила она, и еще чувствовался легкий марсельский акцент. Она засмеялась при мысли о немецком языке жителей Марселя.

— Вижу, вы сейчас стали раскованнее, чем только что были в баре, — заметил Багериан.

Ее голова по-прежнему лежала у него на плече. Он остановился на красный свет, повернулся к ней вполоборота и слегка погладил по щеке и волосам.

Как только они выехали на улицу Бориваж, Маргарет заметила вдалеке у дверей их дома черный силуэт Бойаваля в узком пальто. Ну вот, как она и предвидела. Ее удивило, что не возникло и тени всегдашнего страха. Напротив. Она задыхалась от ярости. Что придало ей смелости: водка или присутствие Багериана? Маргарет захотела бросить вызов Бойавалю. Неужели это пустое место столько времени отравляло ей жизнь, заставляло красться вдоль стен и оглядываться? Ничтожество. Мелкая жалкая дрянь мешала радоваться солнцу… А она покорилась, восприняла как перст судьбы, как наказание свыше, будто лучшего недостойна.

— Задави его, — приказала она Багериану. И указала на того, другого, там, возле дверей.

— Ты хочешь, чтобы я его задавил, но почему? — спросил он очень тихо, почти шепотом.

Они впервые называли друг друга на «ты». Тут Маргарет почувствовала: страх снова завладевает всем ее существом, словно приступ мигрени, что возвращается, едва лишь перестает действовать болеутоляющее. Багериан припарковался, Бойаваль стоял неподвижно и загораживал дверь. Встречи с ним нельзя было избежать.