Горизонты безумия

– Этого не может быть, – Светка смотрела на лист папоротника с бисеринкой бутона и не верила глазам. – Это невозможно. Папоротники же спорами размножаются.

– А то я сам не знаю! – воскликнул Вадик, стряхивая с себя руки друзей. – Это эмпирически невозможно, – добавил он полушёпотом.

– А что такое «эмпирически»? – робко спросила Иринка, крутя головкой.

– Это значит, что нет научного обоснования, – сказал Юрка, стараясь взять себя в руки. – Только согласно языческим преданиям папоротник всё же цветёт. Раз в год. На день Ивана Купалы. То есть, в дни летнего солнцестояния. Я в учебнике по истории лженаук читал...

– Так ведь это уже на следующей неделе, – Светка не могла говорить без содрогания. – Но как? Нет. Я не верю. Ты ведь этот гербарий нарочно сделал, пока по лесу шастал! Так?

Вадик укрыл стебель с бутоном руками.

– Ничего я не делал! Оно мне надо?!

– Почём мне знать! – непреклонно заявила Светка.

– А кто такой Иван Купала? – вновь влезла любопытная Иринка.

– Не кто, а что, – поправила Светка. – Праздник это.

Иринка заулыбалась, довольная ответом.

– Зачем сорвал? – спросил Юрка.

– А ты бы поверил?

– Мог бы место заприметить, – подал голос Ярик. – Обидно, что цветок теперь не увидим.

– Так я заприметил.

Ребята переглянулись.

– Айда, – сказал Вадик, робко смотря на друзей. – Может быть там ещё есть!

Юрка кивнул.

– Куда это вы собрались? – подозрительно заметила Светка.

– Цветок искать, – брякнул Ярик.

– Совсем с ума сошли?! – воскликнула девочка.

– Почти, – посмеялся Егорка.

– Потеряетесь ведь!

– Мы осторожно, – улыбнулся Вадик.

Светка раздула ноздри, но было поздно; ребята были уже далеко.

– Свет, чего они? – спросила Иринка.

– Убила бы, честное слово, – прошипела Светка, хватая сестру за руку.

Топь встретила темнотой. Повсюду булькало. Скрипели перекошенные деревья. Метались тени.

Над головами проорала ночная птаха. Сорвалась с сука и куда-то полетела, редко взмахивая крыльями, будто спросонья.

– Чего это? – испугался Ярик.

– Филин, – ответил Вадик, крутя головой. – Ну вот где же...

– Заведёшь сейчас, – заметил Юрка.

– Да тут близко совсем!

За спинами ребят хрустнуло.

– Я к маме хочу, – ныла Иринка.

– А вы-то тут откуда? – прошипел Ярик.

– Чтобы было, – вторила в тон Светка.

Меж стволов, чуть в стороне, мелькнуло что-то белое. Потом ещё раз и значительно ближе. Ребята синхронно замерли, смотря во все глаза.

– Тише, – прошептал Юрка. – Не вспугните.

– Сбрендил? – Ярик что есть мочи старался удержать себя на месте.

– Вы это видели? – спросила Светка.

Юрка шагнул вперёд и буквально нос к носу столкнулся с призраком. Мальчик отшатнулся от аномалии, которая тут же исчезла во тьме. Остался только расплывчатый зрительный образ... Образ, способный свести с ума.

– Папа?.. – прохрипел Юрка в раз севшим голосом, не понимая, с чем именно столкнулся.

В голове лопнул стеклянный шар, обдав нервные окончания осколками. Мальчик вскинул руки к лицу. Друзья мгновенно обступили, позабыв о призраке.

– Юр, ты чего? – испугалась Светка. – У тебя кровь носом идёт.

– Так, хватит. Ну его, этот цветок, – отмахнулся Вадик. – Надо выбираться, а то и впрямь ни зги не видно! И это ещё... не пойми что. Юрка, ты сам-то идти сможешь?

Мальчик кивнул.

Когда растянувшаяся процессия приближалась к границе болота, в ночи прозвучал отчаянный крик:

– Папа!..

Дети, в страхе, кинулись прочь. За их спинами вспыхнули и заметались огни.

В лесу что-то происходило.

ГЛАВА 2. РАЗГОВОРЫ ОБ ИСТИНЕ

Холмин склонился над столом. Прислушался к бездушному передатчику, что взывал к абоненту с другой стороны сотовой линии продолжительными гудками. Кофе в бокале на письменном столе давно остыл – Холмин к нему даже не притронулся. Голова болела и без того. Мысли разбегались, сюжетные линии не выстраивались, работа стопорилась, – а как всё это преодолеть Холмин не знал. Сознание было перегружено ворохом реальных проблем. Скорее даже скопищем, а оттого набранный на экране ноутбука текст совсем не занимал. Шрифт расплывался, буквы плясали, подсветка монитора еле заметно мерцала, а начало рассказа и вовсе выглядело наиглупейшим – просто ароматный пирог для критиков, не иначе.

Холмин вздохнул. От бездействия нажал «Ctrl+A», выделив текст. Занёс правую руку над клавишей «Backspace». В сознании невольно нарисовалась картина: писатель в годах с остервенением выдёргивает из старенького «Ундервуда» листок только что отпечатанной бумаги, нервно пробегает глазами свеженький текст, после чего рвёт всё в клочья, включая внушительную стопку бумаги рядом с машинкой на столе.

«Вот-те на. Тут никакая резервная копия не выручит».

Холмин вздрогнул. Отдернул пальцы от клавиатуры.

«Хотя какая уж разница...»

Гудки оборвались. На другом конце линии взяли трубку.

– Алло.

– Галь... Привет.

– Привет, Серёжа. Прости, что долго не отвечала. Выходила из палаты, – голос жены был приглушённым и печальным.

Холмин машинально сдвинул очки на лоб, принялся мять переносицу, силясь сосредоточиться. Мигрень тут же отстала. Затаилась где-то поблизости.

– Галь, всё в норме. Ты не волнуйся только. Подумаешь, с минуту подождал, от этого ведь ещё никто не умирал... – Холмин осёкся.

Жена какое-то время молчала, однако он слышал её неровное дыхание сквозь хрипы помех.

– Галя?..

– Да-да, Серёжа, я тут. Извини. Просто это ожидание... Мне кажется, я схожу с ума.

Холмин промокнул пальцами уголки губ – спонтанный жест, который пугал всякий раз, как сознание начинало заново воспринимать реальность. Он повторял его вновь и вновь, когда жена падала духом. Хотя Галина была неимоверно сильной – она ни разу не закатила истерику, даже голос не повысила. Лишь плакала.