Горизонты и лабиринты моей жизни

Иван Степанович меня выслушал, не прерывал, изредка поглядывал, приговаривая: «Спокойнее, спокойнее». Когда я закончил выплескивать свои эмоции, маршал сказал: «Выбрось всю эту муру из головы. Ты должен, обязан ехать. Неужели ты не понимаешь, что в случае твоего отказа тебя сотрут в порошок? Не таких «героев» превращали в ничто. Вспомни-ка историю с Жуковым… Да и твой покорный слуга испытал на себе недавно немилость верхов. С тобой еще вели беседы, а со мной… С 1955 года я был главнокомандующим Объединенными вооруженными силами государств — участников Варшавского Договора, и меня в 1960 году освободили от этой должности. Но как освободили? — задал вопрос Иван Степанович и с горечью человека, уже переболевшего нанесенную ему обиду, продолжал: — Сижу я, работаю, заходит адъютант и приносит очередную поступившую из Москвы почту, а в ней пакет красно-розового цвета, тебе известно, что в него закладывалось, а в пакете постановление Политбюро об освобождении меня от обязанностей главнокомандующего по состоянию здоровья». «Не может быть!» «Вот тебе и не может быть! Может, все может! Так что собирай манатки и дуй в Австралию, и всю эту эмоциональную рухлядь выкинь из головы. Послушай старого, видавшего виды служаку».

Да, маршал Конев Иван Степанович был, конечно, не просто служака, а один из прославленных полководцев Великой Отечественной войны, действительно видавших виды. Под его руководством как командующего Резервным, Степным, 2-м Украинским фронтами 5-я Гвардейская танковая армия, в которой я служил, прошла с боями путь от Курской дуги до города Ботошани в Румынии, выйдя первой на советскую государственную границу. Там, на фронте, я был наслышан о нашем командующем как о талантливом, самобытном полководце, способном не только правильно понять и оценить сложную оперативную обстановку, но и проникнуть в замыслы противника, предугадать его действия в конкретной ситуации. Такая прозорливость помогала ему находить верные решения в весьма сложных положениях, что мы, солдаты и офицеры, далеко стоящие от оперативных планов нашего командующего, ощущали по нашему наступлению на врага в 1943–1944 гг.

Иван Степанович был человек волевой, с твердым, порой резким и вспыльчивым характером, но быстро отходил, умел преодолеть минутную резкость и поступал по справедливости, так характеризовали его товарищи. Свидетелем одной из таких вспышек я был во время форсирования Днепра на переправе в районе Кременчуга под селом Озеры в сентябре 1943 года, о чем я рассказывал выше.

Бывая на Пятницкой, что случалось нередко, он заходил ко мне «поговорить». Во время бесед за чашкой чая он рассказывал о прожитом. Мне были интересны его взгляды на многие явления и события прошлого и не в меньшей мере оценки настоящего.

К тем характерным чертам, о которых говорили и писали его боевые друзья, я хотел бы добавить еще одно качество Ивана Степановича — умение проникать в сущность того или иного явления. Он совершенно определенно предрекал, что раздуваемый авторитет Брежнева «лопнет как мыльный пузырь, а брызги опять полетят в народ». Ивану Степановичу шел восьмой десяток. Он был бодр, энергичен, внимателен ко всему, что касалось человеческих дел и судеб. Наверное, это шло от его не только командирской, но и комиссарской закваски — ведь он долго был комиссаром различных воинских подразделений. На склоне лет маршал Конев был особенно внимателен к молодежи. Он нередко возвращался к мысли о том, что «будущее страны и будущее наших Вооруженных сил в руках молодежи». И добавлял — «хороший урожай начинается с семян». В здании Центрального комитета комсомола у Ивана Степановича был свой кабинет. В здании Радиокомитета на Пятницкой и в Останкино его всегда встречали с радушием и любовью и вели в студии, откуда разносился голос Полководца — Маршала-солдата, как звали его на фронте.

Министерство иностранных дел Союза ССР и, конечно, его министр мне были знакомы по дипломатической работе в Китае и в отделе ЦК КПСС. Андрей Андреевич Громыко встретил меня с радушием. Во время беседы с ним раздался звонок по «вертушке». Я понял, что звонит Брежнев. В ходе разговора Громыко, посмотрев на меня, сказал собеседнику на другом конце провода: «Он сейчас у меня. Как будто все нормально». Я понял, что Генеральный интересовался мной. Что его интересовало, мне было безразлично. Громыко промолчал, я не спросил.

Андрей Андреевич высказал свои рекомендации по подготовке к поездке в Австралию, не выходящие за пределы мне известного. Я попросил разрешения отбыть в Канберру — столицу страны моего пребывания — до 10 июля 1970 года в надежде отметить 3 июля с близкими и друзьями свое 50-летие. Министр не возражал. Позвонил кому-то из своих помощников, тот проводил меня в один из свободных кабинетов на этом же этаже. Я приступил к ознакомлению с документами, касающимися советско-австралийских отношений.

Как я убедился, эти отношения носили сугубо формально-дипломатический характер. Мало кого у нас в стране интересовал этот огромный далекий континент, по площади равный одной трети территории СССР (в границах тех лет), и всего двенадцать с половиной миллионов человек (по состоянию на 1970 год).

В МИДе мало что изменилось за почти десять лет после моего возвращения из Пекина. Перемены были заметны лишь в том, что эта система еще более бюрократизировалась и пышнее расцвели карьеризм, угодничество, подхалимаж, стремление любой ценой выехать за границу, а там «прибарахлиться», а дальше, как говорится, хоть трава не расти. Конечно, было бы ребячеством приписывать такой образ мыслей всем и каждому. На Смоленке трудилось немало и тех, кто ради авторитета, престижа, державности Отечества в мировом сообществе не щадил и живота своего.

По характеру своей прежней работы каждый из нас, отправленных, был информирован о проблемах внутренней и внешней политики нашей страны больше, чем любой из дипломатов, исключая, естественно, министра. Потому суть дипломатической подготовки состояла в нахождении и определении конкретных путей, которые способствовали бы развитию отношений между Советским Союзом и странами нашего пребывания. Конечно, ознакомление с документами, накопленными в МИДе по проблемам этих отношений, дело нужное. Но главное все-таки состоит в умении свежим глазом, на месте, дать верную оценку этим отношениям на ближайшую и обозримую перспективу и повести дело с пользой для отечества. В процессе подготовки я побывал в посольстве Австралии в Москве, в различных наших министерствах и ведомствах. Нанес прощальные визиты А.Н. Косыгину и Н.В. Подгорному, попросил «добро» на использование их имени в случае служебной необходимости, что я и раньше делал в своих заграничных командировках, а их было немало. Впечатления, наблюдения, оценки увиденного там, в «заморских» странах, конечно, являлись моим политическим багажом, моим жизненным опытом.

В разные годы, по разным поводам я побывал в Англии, Франции, Бельгии, Италии, Финляндии, Албании, Югославии, Польше, Венгрии, Австрии, Германской Демократической Республике, Румынии, Швейцарии, Чехословакии — это в Европе; в Азии — в Китае, Монголии, Бирме, Индии, Сингапуре, Японии; в Африке — в Египте и Алжире; в Латинской Америке — на Кубе. Встречался я с президентами, главами правительств, министрами, общественными деятелями, с рабочими, крестьянами, учеными, безработными, нищими, с мужчинами, женщинами, юношами и девушками — со всеми, кто населяет нашу Землю. Имел возможность сравнить образ жизни, обычаи и традиции различных этносов, взвешивал в уме притягательную силу разных культур, идеологических концепций, политических учений. И, возможно, самое главное состоит в том, что я видел, чувствовал, ощущал собственной кожей противоборство людей труда и капитала. Тот, кто знает, что такое всеобщая, общенациональная стачка рабочего класса, трудящихся — когда по всей стране фактически замирает жизнь, — тот не может не поверить в силу организованного трудового люда, в правоту социалистических идей. И наконец, не без воздействия примера социалистических стран класс капиталистов пошел на многие социальные уступки трудящимся.

Естественно, что я пребывал в разных странах не как эдакий нейтральный путешественник, а как носитель и защитник социалистических идей, исторической правильности избранного советским народом, другими народами социалистических стран, пути развития. В дружеских беседах и острых дискуссиях, с глазу на глаз и при большом стечении людей, в кабинетах, аудиториях и на митингах я славил свое социалистическое Отечество, не скрывая ошибок и трудностей, уже пройденных им, или недостатков, которые еще предстояло преодолеть.

Для меня поездки по зарубежным странам были наряду с моей Родиной чистилищем моей совести — через сравнение увиденного и услышанного. Всякий человек проходит, как правило, сквозь свой — ему данный обстоятельствами и им самим избранный — очистительный огонь совести. Не будучи мучимым совестью, невозможно прийти к Истине и Справедливости.

Я имел честь (да-да, имел честь — я не оговорился) быть знакомым со многими первыми лицами социалистических стран Европы, Азии и Латинской Америки. Читал их труды и работы о них, слышал мнения друзей и недругов, вдумывался в содержание конфиденциальной информации. Бывал у некоторых из них дома, встречался за трапезой — званой или товарищеской, вместе отдыхал, дискутировал, выслушивал их советы и добрые пожелания.