Горизонты

Орудия извергли дым и пламя, и рядом с кормой «Эпплджек» взмыли вверх два гигантских фонтана. Пена на воде не исчезла, отнюдь, под водой начали работать гребные винты судна, и это возмущение пришло на смену тому, что принес с собой залп танка. Трап начал медленно уходить в сторону и накреняться, когда корабль принялся медленно отползать от причала. Пони на нем начали ещё яростнее толкаться и кричать, им хотелось во что бы то ни стало оказаться на борту. Пони, в чьем теле я была, остановился на краю бетонного пирса перед тем, как трап упал в море между ним и сухогрузом вместе с теми, кто не успел по нему подняться на борт. Но по инерции толпа продолжила напирать сзади и я упала в соленую воду, а «Эпплджек», груженная сотнями удачливых беженцев продолжала уходить все дальше от пирса. Как вдруг кубрик сухогруза исчез во вспышке огня и шрапнели, пораженный метким выстрелом из танка.

Затем из дыма, качаясь на волнах, появилось чуть накренившееся почерневшее судно, скользящее по воде. Морской конек, потрепанный, но не разбитый, полетел к берегу и сделал лихой вираж, который создал по одну строну судна импровизированное цунами, понесшееся к берегу, а с другой тучу брызг. Из импровизированной огневой точки над мостиком загрохотал автоматический гранатомет, танк накрыло морем огня и дыма, и следующие его снаряды упали рядом с бортом «Эпплджек». Застрекотали пулеметы: как танк, так и пехота Отродий начали стрелять по надоедливой патрульной лодке, которая дала ещё один залп уже по пехоте, и начала зигзагами улепетывать вдоль берега.

Меня окутал сиянием и поднял из холодной воды единорог в довольно забавной робе. Затем я уже ковыляла по пирсу под эскортом Стальных Рейнджеров в сторону массивных останков базы вместе с теми, кто так же не попал на борт.

— Живее! Живее! — ревел рэйнджер в силовой броне. — Пошевеливайтесь, твари! На юг! На юг, я сказал! Живо!

— За Эпплджек! — взревели остальные и понеслись к укреплениям между беззащитными жертвами и неравным противником. Тем временем на воде Морской конек сделал новый заход и окатил Отродий волной гранат. А на суше урчащий двигателем танк катился вперед, и лучи установленных на башню прожекторов рыскали в облаке дыма, а пулемёты выискивали новую цель.

Я хотела узнать, что будет дальше, но не смогла. Сцена снова изменилась. Море и беженцы расплавились, словно воск, и превратились в стены и раненых пони. Триаж шла по коридору в Коллегиуме, сильно налегая на сигарету.

— Мне все равно! Это выбор между спасением сотни жизней и, возможно… возможно, одной жизни! — резко сказала она.

Перед взором пронеслось белое крыло и золотистая грива, и перед единорожкой приземлилась неотразимо прекрасная Монинстар.

— Одной жизни? Одной жизни?! Как ты можешь так говорить?! Эта жизнь стоит тысяч пони, на которых ты её променяешь!

— Эти пони — мои пони! — крикнула ей в ответ Триаж. — И эта установка тоже моя! И последнее слово тоже за мной, а не за тобой! Я не собираюсь позволять тебе воспользоваться регенерационной установкой посреди битвы. Сейчас это единственная причина почему мы теряем единицы, а не десятки пони!

— Наука сделает свое дело! Не важно понимаешь ли ты теорию или нет! — выпалила Монинстар.

— Нашла время! Если бы Хуфф не был под атакой, то я бы лично с интересом наблюдала за ходом эксперимента, но сейчас не время для этого! — гаркнула Триаж.

Мимо них проносились пони, даже не уделяя паре внимания. Многие волокли за собой носилки. Раненые нестерпимо кричали, сидя в старых креслах-каталках, пока остальные отчаянно пытались им помочь.

— За каждую минуту простоя установки будут умирать пони! Мои пони! Пони, которые нам нужны. Я не буду её отключать ради проверки теории, в которой ты, еще к тому же, не уверена на все сто процентов!

— Все сработает! Крыло тому доказательство! Наука может все! — прокричала Монинстар прямо в лицо единорожки. — Что бы сказала Блекджек, узнай она, что ты позволяешь…

Рог Триаж засветился, и планшет сильно шлёпнул Монингстар по лицу. Ошарашенная пегаска тряхнула головой, и качнувшийся назад планшет снова ударил её по лицу. Сила удара была такова, что Монингстар рухнула на пол, а из ее носа потекла кровь. Триаж посмотрела на нее сверху вниз и пустила клуб сигаретного дыма.

— Она либо скажет, что тысяча жизней стоит больше одной, или мне насрать на ее слова. А теперь прочь с дороги и из Коллегиума. Мне ещё нужно спасти как можно больше жизней, прежде чем мы здесь все подохнем.

Я хотела увидеть, что будет дальше. Возможно, Монинстар сказала бы еще чего, но всё снова унеслось от меня. Я увидела… это сражалась Ксанти, Саггитариус или Кендлвик? Может и все трое. Мне хотелось броситься и помочь им всем разом, и одновременно отпрянуть от вида сражения, которое я не могла остановить.

Словно исполняя второе мое желание, как эти ужасные картины полные жестокости стали исчезать, и им на замену пришли слабое сияние, разлившееся подо мной, и успокаивающая тьма, окружившая меня со всех остальных сторон. Мирное и спокойное бело-голубое свечение уносило прочь мою боль, капля за каплей. Оно чувствовалось знакомым… То же самое чувство я испытала, лежа в пыли рядом с терминалом. Сочувствующие понимание. Сострадание ко мне и к тому, свидетелем чего я стала.

— Кто ты? — спросила я у сияния.

— Друг, прошедший длинный путь, — мягко ответило оно.

— Ты можешь мне помочь? Я навредила себе. Серьезно навредила, — проскулила я, ощутив, что меня что-то поддерживает.

— Нет. Не больше, чем я уже сделал для тебя. Прости, — искренне ответил мне голос.

— Ничего, — прошептала я, представляя, будто нахожусь в объятиях мамы. — Мне ведь пора обратно?

От этой мысли мне стало страшно, и я услышала эхо далеких сражений.

— Может быть. А может быть, и нет. Не могу сказать. Знаю лишь, что это должно закончиться. Так или иначе.

— Я хочу жить, — захныкала я, осмелившись посмотреть прямо на призрачного белого пони, державшего меня. — Я не хочу умирать. Я хочу наладить всё с Глори. Хочу помочь Рампейдж стать лучше. Хочу сделать столько всего именно сейчас! — Я шмыгнула носом и улыбнулась. — Неужели это настолько плохо — хотеть жить?

— Нет. Но жизнь трудна. Это борьба. Борьба каждый день. И то, как ты встречаешь эту борьбу, даёт смысл твоей жизни. Лишь в самые темные времена, ты обретаешь самые большие силы. Жизни ради жизни не всегда достаточно. Её смысл — вот, что делает тебя более значимой, чем ты есть, а порой более значимой, чем сама жизнь.

— Это не честно, — пробормотала я, возможно, самую глупую и детскую фразу, что только мог сказать пони.

— Нет. Это не так. Если только ты не хочешь, что бы это было так. — ответил светящийся пони.

— Я не хочу платить такую цену, — прошептала я.

— Жаль тех немногих, кто платит, — последовал ответ. — Ещё больше жаль тех, кто боится смерти и утрат. Тех, кто держит свои и чужие жизни в бесчестье. Тех, кому нечего предложить другим, кроме желчи, злобы и ненависти. Они сделали свои жизни пыткой и живут лишь ради того, чтобы вымещать её на других. У них нет иного смысла в жизни.