Горький шоколад с ароматом ванили
Шрифт:
Но я всё портила. Мало того, что проснулась раньше времени, так ещё и прошу свою одежду, чтобы уйти.
— Да, пожалуй, чай я выпью, — сказала я тихо, делая ещё пару шагов. — И один блинчик.
Возможность провести вместе ещё хоть полчаса обжигала волнением.
Даниэль развернулся ко мне. Стойкая хмурая складка меж бровями после моих слов исчезла, как по волшебству. Сильные руки в момент подхватывают меня под ягодицы и немного грубовато приземляют на столешницу рядом с тарелкой готовых блинов.
— Сладкая, я тебя без нормального завтрака не отпущу, — его игривый тон
Такой замечательный. Добрый и заботливый. Что захотелось коснуться этого мужчины, ощутить его тепло и удостовериться, что он настоящий. Здесь. Со мной.
Кончиками пальцев, что сейчас чуть подрагивали, я потянулась к его лицу, и ладонь легка на его небритую щеку. Кожу кольнула отросшая щетина, что безумно ему шла.
— Спасибо, — мягко сказала я, поглаживая его большим пальцем.
Даниэль прикрыл глаза и расслабил челюсть, что была сжата до этого момента. Уткнулся носом в мою раскрытую ладонь, вдыхая уже еле заметный запах духов с кожи. Губы прошлись по запястью, оставляя невесомый поцелуй. Он поднял на меня взгляд, где вселенская нежность соревновалась с адским пламенем за первенство.
— Мне правда надо идти, — с сожалением в голосе прошептала я. — Босс везёт нас на турбазу праздновать Новый год. Сегодня. Мне нужно успеть собрать вещи.
На его лице промелькнуло понимание, но тень обиды до конца не ушла.
— Это какая-то то мода? Праздновать Новый год на турбазе?
Я непонимающе вскинула брови.
— Не бери в голову, — мужские руки легки по обе стороны от моих голых бёдер, упираясь о тёмное дерево. — Я же сказал, что не отпущу тебя без завтрака, — губы расплылись в коварной ухмылке, владелец которой явно что-то замышлял.
Я кивнула в ответ, понимая, что бороться смысла нет и голодной уйти из этой квартиры у меня точно не получится.
— А почему я проснулась у тебя в постели?
Даниэль рассмеялся, разливая по пиалам начинки для блинов: мёд, сметана, сгущёнка и моё любимое — земляничное варенье.
— Странный вопрос. Я должен был положить тебя на диване в гостиной?
Я проследила как он облизал свой большой палец, что немного испачкался в сгущёнке, крепко обхватывая его губами, и на щеках образовались ямочки.
Это... возбуждало.
— Ты понял, о чем я, — мой возмутительный тон заставил его оторваться от небольшой сервировки. — Да, я была пьяна, но помню, что ты обещал отвести моё плохо стоящее на ногах тело ко мне домой!
Даниэль укоризненно прищурился. Расслабленной походкой он подошёл ко мне и рывком развёл мои ноги в стороны, вставая между ними. Я успела издать только безмолвное «ах», а его дыхание уже ласкало лицо.
— Если бы, как ты говоришь, твоё пьяное тело не отключилось, прежде чем сказать мне адрес, я бы так и сделал.
— О, Боже, — я стыдливо прикрыла лицо ладонями.
— А теперь, — протянул он, — скажи, какого чёрта ты так напилась? А если бы я случайно не оказался в том клубе?
Я отняла ладони от лица, изумлённо на него уставившись.
— Ты отчитываешь меня? Я же извинилась... И тем более, что на тебя нашло? Вчера ты говорил по-другому!
Даниэль заправил кудряшку, что нарочито лезла мне
в глаза за ухо.— Интереснее призывать человека к совести и напоминать ему о стыде и позоре минувшего вечера на трезвую голову. Это веселее. И эффективнее.
Он игриво щелкнул по носу, стоило мне раскрыть рот от возмущения.
— Допустим, — нехотя согласилась я. — А дальше... — щеки загорелись румянцем, а правильные слова никак не подбирались. — Моя одежда... Я... — побольше в грудь воздуха, — Я сняла е"e сама? Или...
Даниэль наклонил голову чуть вбок, изучая мое лицо.
— Ты не можешь вспомнить, трахались ли мы?
Моё молчание, потупленный взгляд, смотрящий, как собственные пальцы перебирают нервно край футболки, были красноречивее слов. Он нежно взял меня за подбородок, поднимая вверх. Мятное дыхание приятно щекотало кожу, что хотелось прикрыть глаза.
— Ты правда считаешь, что секс со мной ты бы так просто забыла? — его томный голос пробирал до мурашек.
— А что я должна была подумать? На мне только нижнее бельё было, когда я проснулась!
Мужские пальцы отпустили мой подбородок. Даниэль сложил первый блин треугольником и, окунув его в мёд, поднёс к моему рту.
— Не стоит благодарности за то, что твоя одежда постирана и высушена. Кусай, — приказал он, когда я в очередной раз хотела открыть рот, то ли от возмущения, то ли в словах благодарности.
Я почти не чувствовала вкус еды, пока пережевывала, наблюдая как карие глаза пожирают меня в этот момент.
— Хорошая девочка… — протянул Даниэль и, сжав голое бедро, отпустил. — Если бы между нами что-то и было, то сомневаюсь в сохранности твоего белья. Скорее всего, что-то из этого, — он обвёл меня взглядом, заставляя почувствовать себя совсем обнажённой, — было бы разорвано на кусочки.
Шумно выдохнув, я замолчала, полностью подтверждая свою капитуляцию и наслаждаясь ощутимыми прикосновениями к своему бедру. Его пальцы жили своей жизнью, вырисовывая на коже узоры, знакомыми лишь ему.
Я взяла ещё один блин и, макнув в земляничное варенье, откусила кусочек, теперь чувствуя на языке восхитительный любимый вкус.
Взгляд Даниэля скользнул ниже, в область груди. Капля от варенья упала на футболку в район соска. Я потянулась к сбежавшей проказнице, мысленно ругая себя за то, что одинокому мужчине придётся стирать ещё одну испачканную вещь. Но тут мои руки были прижаты ладонями к столешнице. Какое-то время его глаза просто гипнотизировал каплю, смотря на не"e слишком плотоядно.
Я поняла, как крепко меня держат за запястья, когда попыталась дёрнуться.
— Не смей, — предупреждающе сказал он, и вибрацию его голоса я могла почувствовать каждым миллиметром кожи.
Даниэль наклонил голову и его губы сомкнулись вокруг земляничной капли, втягивая вместе с футболкой и тонким кружевом белья ареолу соска. Этого хватило запустить маленькие ниточки желания, что стали змейками ползти по венам, обвивая каждый орган и устремляться вниз живота. Не отрывая рта, его язык надавил на грудь, двигаясь плавно по кругу. Зубами он всё же отыскал вставший от его ласк сосок и чуть прикусил его, вырывая первый глухой стон.