Горький вкус предательства

– Мама? – опускается у меня всё внутри.

– Доченька, прости, – слышу всхлип.

Меня накрывает панической волной. Я отключаюсь, больше не говоря ни слова.

С Эвелиной я не виделась с того самого момента, как покинула Россию. Более того, я старалась даже не вспоминать о ней. Знала, что её осудили, она отбывает срок, и сидеть ей ещё долго.

Откуда у неё мой номер? Откуда у неё вообще телефон? Что ей от меня нужно?

Внутри тревожно стучит. И этот голос её, жалобный тон. Я такого от матери никогда не слышала. А может это вообще не она? Мало ли разных мошенников?

Телефон снова трезвонит, я вздрагиваю. Хочу сбросить вызов и заблокировать этот номер, но в последний момент всё же решаю ответить, чтобы убедиться, это действительно моя мать или кто-то меня так жёстко разыгрывает?

– Да! – стараюсь говорить уверенно.

– Доченька, не бросай трубку, – просит мать. Все же её голос.

– Что тебе от меня нужно? – спрашиваю жёстко.

– Доченька, я хочу тебя увидеть. Знаю, как виновата. Но я бы хотела рассказать тебе что-то важное. Ты в опасности, я хочу помочь. Пожалуйста, поверь мне, – уговаривает она.

– У меня для этого нет ни одной причины.

– Я знаю, но прошу не ради себя. Я не могу долго говорить, приходи на свидание, прошу. Я многое поняла здесь, у меня было время подумать. Я люблю тебя. И буду ждать. Пока.

Отключается, а я стою, как громом поражённая. Что это сейчас было?

Из ступора меня выводит резкий плач дочери.

– Ариша, – оглядываюсь, понимая, что потеряла ребёнка из вида.

Ариша лежит на дорожке, крик нарастает, но самое страшное, я с ужасом смотрю, как по её головке течёт струйка крови, Ариша размазывает её по лицу, продолжая надрывно кричать.

А дальше как в замедленной съёмке, я подскакиваю к ней, вижу около дорожки торчащий в траве штырь, на который, видимо, упала малышка. Меня трясёт, я хватаю её на руки, дрожащими руками достаю из кармана платок, прижимаю к ране.

В голове хаотично скачут мысли: что делать, куда бежать?

Вызывать скорую, или ехать самой в приёмный покой? Но мы ведь ещё не успели оформить все документы после приезда в Россию, Игнат говорил, что всё почти готово, но документов он мне не отдавал. Что делать? Снова это липкое чувство беспомощности подкатывает к горлу, а Ариша продолжает кричать.

Он просил не беспокоить, но ситуация критическая. Достаю телефон, набираю номер мужа. Слышу в ответ, что абонент сейчас недоступен. Вот и всё, Алиса, вот и пробуй решать сама свои проблемы.

– Сейчас, сейчас, моя малышка, – прижимаю дочку к груди, пытаясь хоть немного успокоить.

Вдруг сзади слышу торопливые шаги. Оборачиваюсь. О господи! Никита. Опять он.

Подскакивает к нам.

– Что случилось, Алиса? – с тревогой оглядывает нас.

И мне бы его прогнать, но сейчас не до обид и претензий.

– Ариша упала, – голос мой дрожит. – Она головкой ударилась о штырь, нам нужно в больницу, – всхлипываю всё же, не сдержав слёз.

– Тихо, тихо. Всё будет хорошо, – помогает он подняться нам. – Пойдём в дом, я посмотрю, что там у малышки, ты возьмёшь документы, и мы поедем в больницу, хорошо?

– У нас нет документов, – всхлипываю опять. – Вернее, может они и есть, но у Игната, а я не могу до него дозвониться, – в голосе моём звучит паника.

– Спокойно, всё решим, пойдём, – обнимает меня за плечи Никита, а я не в силах его оттолкнуть.

В доме он усаживает нас, сам находит аптечку. Ариша уже устала плакать и сейчас только хрипло всхлипывает, уткнувшись в мою грудь. А меня трясёт, я боюсь отнять руку с окровавленным платком от её лобика, чтобы посмотреть, что там.

– Алиса, всё хорошо, – уговаривает меня Никита. – Я просто посмотрю, дай сюда.

Убирает мою руку, у меня сердце начинает колотиться ещё сильнее, когда я вижу глубокий рваный порез, кровь уже не течёт, но тут и без специалистов понятно, что придётся зашивать. Господи, как это случилось? Как я могла отвлечься? Начинаю всхлипывать.

– Алиса, посмотри на меня, – так и делаю, потому что не справляюсь. Да, сейчас я понимаю, насколько я беспомощна, и ни на что не способна. – Сейчас я обработаю рану, а ты держи дочку, – командует Ник, а сам быстро вытирает антисептической салфеткой кровь с личика Ариши, прикладывает к ране стерильную салфетку, приклеивает пластырь.

Ариша начинает плакать сильнее, но почти сразу успокаивается, нервно теребя соску. Сонно моргает. Устала моя крошка кричать.

– Всё, сейчас мы поедем в больницу, собирайся.

– Но…

– Ни о чём не переживай, – говорит твёрдо Ник. – Я всё решу, хорошо?

Киваю. Сейчас мне отчаянно нужна помощь, сама я точно не справлюсь.

– Дай мне дочку, – просит Никита. – А сама пойди, возьми самые необходимые вещи, и поехали. Я жду.

Отдаю Никите Аришу на руки, она, видимо, от стресса, даже не начинает плакать сильнее, только сонно моргает, рвано всхлипывая.

Вижу, как Никита бережно принимает её из моих рук, начинает воровать.

– А кто тут такая красивая девочка, иди ко мне сладкая. Пойдёшь в гости к дяде Нику? У меня есть игрушки.

Внутри всё сжимается от этой картины. В самых тайных уголках души я мечтала об этом, иногда мне снились вот такие запретные сны, как мы счастливы втроём, как Никита подкидывает нашу дочь вверх, а она заливисто смеётся.

Всё, не время этим мыслям, срываюсь с места, скидываю в сумку самое необходимое для ребёнка, спускаюсь.

– Я готова, поехали.

В этот момент Никита поднимает на меня глаза. И я вижу в них столько смешанных чувств, восхищение, сожаление и любовь…

– Скажи, Алиса, – смотрит он на меня пронзительно. – Это моя дочь?

Глава 16.

Алиса замирает от моего вопроса как вкопанная. Мне кажется, или её рука сильнее сжимает детскую сумку, чтобы не выдать дрожь?

– Нет, – уверенно отвечает она. – Это не твоя дочь, – на последнем слове голос просаживается.

Смотрю на Алису пристально и понимаю, что не верю ей. Но спорить я не буду. Я всё выясню по-другому.

Сам не знаю, почему спросил именно сейчас. Эта мысль долбанула меня по голове, когда я рассматривал спящую на руках малышку. Я пытался найти в ней хоть какие-то черты Игната, и не смог. Девочка точно похожа на свою маму, а ещё, мне на секунду показалось, что на меня.